Ваймс серьезно посмотрел на Мокриста.
— На твоем месте, господин фон Губвиг, я проследил бы за тем, чтобы моя жена проводила как можно меньше времени на семафорных башнях, и приставил бы к своему дому Стражу. Эти чертовы глубинники ни перед чем не остановятся. Не обижайся, но у меня в голове не укладывается, как тебе удалось взять верх. — Он понизил голос почти до шепота: — Каково это было, сынок?
В глазах Ваймса промелькнуло что-то, подсказавшее Мокристу, что если когда-то он и мог позволить себе говорить начистоту, то именно сейчас, поэтому он тоже понизил голос и ответил:
— Сказать по правде, командор, я получил неожиданное подкрепление. Ты ни за что не поверишь.
Ваймс неожиданно расплылся в улыбке.
— Да нет, господин фон Губвиг, очень даже поверю. Я не понаслышке знаю о неравных схватках в кромешной темноте, уж поверь мне на слово. Несколько лет назад я оказался в Кумской долине, и у меня тоже было хорошее подкрепление, и я даже не хочу знать, откуда оно взялось. Главное сейчас — оставаться начеку. У грагов теперь на тебя зуб. Тебе пора на ковер к Витинари, но я рад, что мы поболтали.
— С чего ты взял, что мне нужно к Витинари?
— А с того, что я только что оттуда. Он посылал за тобой, а я попросил его светлость уступить мне право пропесочить тебя первым.
В дверях Мокрист обернулся и сказал на прощание:
— Спасибо, командор.
На Брод-авеню Мокрист свистнул однотролльный троллейбус[46] и не обрадовался, когда на соседнее сиденье в корзине вскочил гном. Мокрист подобрался в ожидании атаки, но гном только улыбнулся ему:
— Господин фон Губвиг! Ужасно рад встрече. Я буду крайне признателен, если ты уделишь мне буквально одну минутку.
— Вот что, — отрезал Мокрист. — Я занятой человек, у меня дел невпроворот, и прямо сейчас я еду во дворец.
— Тогда во дворец, за мой счет…
Гном передал троллю положенную сумму и назвал адрес на тролльем языке, чем немало удивил водителя. «Да уж, — подумал Мокрист. — Анк-Морпорк, мировой плавильный котел, где иногда попадаются непокорные комки».
Мокрист смотрел на гнома сверху вниз, что в данном случае было неизбежно. Казалось, он был как-то гибче, чем среднестатистический гном, хотя улыбка у него была вызывающая — не враждебная, но порожденная сознательным решением улыбаться. Гном напоминал Мокристу… о боги, как же это называлось? Ах да, гироскоп. Такой показывали на выставке Незримого Университета, в здании высокоэнергетической магии. Короче, безотносительно роста гнома, он весь смахивал на этот прибор, где что-то вращалось вокруг некой оси. Мокрист пришел к этому мнению за считаные секунды, по истечении которых он, вместо того чтобы высадить непрошеного попутчика, решил обратить на маленького человечка пристальное внимание.
— Кто ты такой? — поинтересовался Мокрист.
— Всего лишь вестник, — ответил гном. — Я здесь, чтобы сообщить тебе вещи, на которые нельзя закрывать глаза. В священном месте близ Кумской долины твое имя значится в списке людей, подлежащих уничтожению. Но не страшись преждевременно, поскольку…
— Хм, то есть надо начинать страшиться своевременно? Какого черта это вообще значит?
Раздражающе серьезное лицо гнома и сомнительное содержание улыбки действовали Мокристу на нервы. Гном сказал:
— Твое имя стоит сразу за лордом Витинари и командором Ваймсом, наряду с огромным числом гномов, чье поведение признано антигномьим. В настоящий момент это локальная война, она горит под землей, как заброшенный угольный пласт, норовя прорваться в самых неожиданных местах, и вскоре может добраться и до мест твоего обитания.
— Минуточку, — перебил Мокрист. — Может, ты и не заметил, но я не гном и никогда им не был. У меня нет бороды, и я не хожу пешком под стол. Я человек, понимаешь ты это?
Гном оставался невозмутим, как и его улыбка, которая чуть расширилась, когда он отвечал:
— Ты можешь и не быть гномом, друг мой, но тебя признают вектором, символом всего противоречащего истинной гномовости, переносчиком заразы, если угодно, и к тому же ключевой фигурой в городе, который некоторые гномы хотели бы спалить дотла. Семафоры — это только начало. Железной дороге не совратить гномов с истинного пути Така. Командор и патриций окружены людьми, которые владеют различным полезным оружием. Чего не скажешь о тебе, не правда ли, господин фон Губвиг? Ты не воин, ты мишень, хотя мишень выдающаяся и талантливая. Я рекомендую тебе взять пример с Альберта Стеклярса и проявлять такую же бдительность, и ради всех святых, не ходить по темным уголкам. — Гном покачал головой. — Тебя предупредили, господин. Ты, как известно, говоришь, что жизнь без риска не стоит того, чтобы жить, и все, что я могу сказать по этому поводу: ну, дерзай. Так не просит, чтобы ты думал о нем, но он требует, чтобы ты думал, и что-то мне подсказывает, что Таку в скором времени понадобятся твои услуги. Тебе ничего не известно о тех политических делах, которые сейчас творятся, зато Таку известно, где тебя найти, когда Так захочет.
И с этими словами гном улыбнулся, выпрыгнул из корзины и убежал прежде, чем Мокрист пришел в себя.
Застигнутый врасплох, Мокрист продолжил свой путь во дворец, лихорадочно соображая. До резни на железной дороге он вообще не делал ничего плохого! Он просто пытался всем помочь! А теперь выясняется, что он находится под колпаком, потому что олицетворяет коварную сущность Анк-Морпорка… это было мало того что нечестно, так еще и не соответствовало действительности. Ну, не во всем соответствовало. Мокрист решил, что граги ополчились на него за то, что он убил несколько их собратьев, хотя это и произошло в равной борьбе. Точнее, не в равной, но в любом случае они получили по заслугам. Мокрист уже давно не творил ничего действительно зазорного[47], и вот его обновленный и начищенный до блеска имидж примерного трудолюбивого гражданина оказался под угрозой.
Добравшись до Продолговатого кабинета, Мокрист весь кипел от злости.
— Оказывается, я под колпаком, — заявил он с порога. — И вы, сэр, все знали!
В наступившей тишине лорд Витинари даже не посмотрел на него, пока не отложил газету.
— Полагаю, на тебя вышли граги. Однако я думал, ты и так в курсе, что наряду со мной, Стукпостуком, командором Ваймсом и многими другими внесен в так называемый черный список, составленный радикальными грагами. Но я бы на твоем месте особенно не переживал. Ведь жизнь без риска не стоит того, чтобы жить, не так ли, господин фон Губвиг?
— Допустим, — сказал Мокрист, — но как же Ангела Красота?
— Ну что ты, господин фон Губвиг, ей я рассказал еще на прошлой неделе.
— Как?! А мне она ничего не говорила!
— Видимо, хотела сделать сюрприз. Она так и сказала мне, что, дескать, знает, как ты любишь сюрпризы и приятную дрожь.
— Но вам же известно, что я никакой не боец, — пискнул Мокрист.
— Неужели? А у меня здесь рапорты, в которых сообщается прямо противоположное: захватывающие сказания о смельчаке и ни слова о трусости.
Мокрист, давно изучавший Витинари и его настроения, знал, что никогда нельзя было с уверенностью сказать, о чем патриций думает. Но сейчас он и вовсе казался вытесанной из камня статуей.
— Господин фон Губвиг, знаешь, что говорят о гномах?
Мокрист посмотрел на него с непониманием.
— Что они маленького роста?
— «Двое гномов — это ссора, трое — война», господин фон Губвиг. Вечная грызня, грызня, грызня. Это часть их культуры. А во время грызни граги исподтишка подсыпают яд. Кумское соглашение между королем-под-горой и алмазным королем троллей, которое я помогал заключить, во всем мире было встречено как предвестие светлого будущего. Но сейчас старшие гномы все чаще подпадают под влияние фракции грагов, сеющей раздор. Расхождение во мнениях — это одно, но подобная жестокость непозволительна. Мы с алмазным королем троллей оказываем давление на короля-под-горой и имеем все основания надеяться, что он разберется с вопросом. Это зашло слишком далеко, господин фон Губвиг. В давние незапамятные времена граги отважно исследовали шахты на наличие метана, откуда и пошли их плотные одеяния. Так они получили свой высокий статус, но, в сущности, граги просто были храбрыми шахтерами… может, и знатоками своего дела, но уж точно не великими политиками и мыслителями. Потому что с куском породы не нужно общаться. С живыми же существами приходится договариваться постоянно. Король-под-горой это понимает. Граги тоже понимают, но не принимают этого. Я тиран, и без ложной скромности скажу, хороший тиран. Я понимаю человеческую природу и природу мира. Все переменчиво. Ничто не постоянно. Уступить здесь, подправить там, договориться сям, и вот уже равновесие в мире снова восстановлено. Вот для чего существует политика. Но политика грагов сводится к одному: «Делай, что тебе говорят, нам виднее». Я нахожу это довольно утомительным.
— А я нахожу утомительным, когда ваши люди тычут в меня мечами по утрам, — вставил Мокрист.
— Правда? Это единственная претензия? — спросил Витинари. — Я предупрежу, чтобы в будущем не слишком усердствовали. — Он улыбнулся. — Командор Ваймс хороший человек и много времени тратит на то, чтобы объяснить людям, что им делать, а чего нет, такова работа Стражи. В этой сфере нет места личной инициативе. Чтобы что-то сделать, нужно это увидеть. Вот где лежит разница между тиранией и командованием полицией. Правила должны быть ясны для каждого. Ты понимаешь, о чем я, господин фон Губвиг?
Патриций не сводил глаз с Мокриста, и тот ответил:
— Да. Я понимаю. Командор — терьер Витинари, а я…
— Ты, господин фон Губвиг, воплощение прозорливости и тем полезен. Например, меня только что поставили в известность, что ты осчастливил наш город новым притоком гоблинов, как раз когда мы в них так нуждаемся. А Сидни, наш старший конюх, сообщил мне, что одна лошадь вернулась на конюшню и заявила: «Свобода, равенство, скачки». Мы-то полагали, что лошади-големы не умеют разговаривать, но оказывается, господин фон Губвиг, эту ко