— Могу ли я поинтересоваться, что привело тебя на железную дорогу?
— Ничего особенного. Я вдруг подумала: была не была, один раз живем. Когда я была маленькой, матушка говорила, что я вечно бегала за телегами, чтобы посмотреть, куда они едут, и теперь, когда мой муж Арчибальд скончался, я решила, что самое время повидать свет… Все эти далекие земли со странными названиями… Дверубашки, или Чортов лес, или Промеж. Только вообрази, какие экзотические события должны происходить в месте с названием Промеж. Так много мест, в которых я никогда не бывала… Я должна познать этот мир, пока не поздно. В дороге я буду вести дневник своих странствий, чтобы вновь насладиться увиденным, уже когда я вернусь домой.
Что-то шевельнулось у Мокриста в голове и заставило его спросить:
— А скажи, госпожа Брэдшоу, у тебя разборчивый почерк?
Она посмотрела на него с достоинством и ответила:
— Еще как, господин фон Губвиг. Когда-то я делала записи каллиграфическим почерком для своего покойного мужа. Он был законником, а от них требуют безупречного почерка и владения языком. Господин Кривс всегда был… бескомпромиссен в этом вопросе, и никто не знал цену вовремя упомянутого лататинского выражения лучше моего дорогого Арчибальда. Добавлю, между прочим, что обучалась я в Щеботанском колледже благородных девиц с углубленным изучением иностранных языков, хотя морпоркский язык, кажется, стал в последнее время родным в Щеботане, — госпожа Брэдшоу шмыгнула носом. — Помогая супругу, я многое узнала о людях и человеческой природе.
— Госпожа Брэдшоу, если ты и впрямь объедешь все края, куда ходят поезда, и напишешь об этих местах, не откажись выслать и мне экземпляр своих записок? Они могут пойти на пользу нашим неустрашимым пассажирам. Люди смогут узнать, чего ожидать от Чортова леса или Двухрубашек еще до того, как они заплатят за билет. Уже сейчас столько жителей Анк-Морпорка катаются в Щеботан просто погреться на солнышке. Это наша самая нагруженная ветка! Некоторые уезжают буквально на один день! Уверен, люди задумались бы и о поездках в другие края, если бы прочли в подробностях о каждом населенном пункте на твоем пути, и возможно, ты могла бы упомянуть и об условиях проживания, и о других достопримечательностях? — добавил Мокрист, которого захватила волна воображения. — Все, что тебе самой показалось бы привлекательным и интересным. Куда бы ни завело тебя путешествие, ты всегда можешь адресовать рукопись Мокристу фон Губвигу и оставить ее у ближайшего начальника станции, он позаботится, чтобы она попала ко мне в руки.
Мокрист подумал о богатстве, скапливающемся в сундуках Гарри Короля, и добавил:
— О вознаграждении мы, разумеется, договоримся…
Когда госпожа Брэдшоу устроилась и стала глазеть в окно, Мокрист достал блокнот и нацарапал записку Гарри Кингу: «Пожалуйста, позволь госпоже Джорджине Брэдшоу ездить всюду, где она захочет, даже по тем маленьким веткам, которые мы еще официально не открыли. Насколько мне известно, она обучалась в одной из лучших женских школ и знает разные языки, а еще госпожа Брэдшоу описывает все станции на пути следования, и это может оказаться небесполезным. Инстинкт подсказывает, что мы будем ею гордиться. У меня такое чувство, что госпожа Брэдшоу окажется либо дотошна, либо одарена чувством юмора, а в идеале и то и другое. Вдова, которая приезжает в Анк-Морпорк с бриллиантовым перстнем на пальце и уезжает, не лишившись его, уж точно не глупа. Она разговаривает, как леди Сибилла. Вот что такое Щеботанский колледж. Высший класс! Разве не к этому мы стремимся? Мы хотим, чтобы люди расширяли свой кругозор, путешествуя поездом, хотя бы и на один день. Некоторые жители Анк-Морпорка не бывали даже в Сто Лате. Путешествия раздвигают границы познания, ну и приносят доход компании».
Образчик ее прекрасных трудов на надушенной бумаге был у него на столе неделю спустя.
«Высокий Трух на Равнинах Сто славен чудесными солеными ваннами из восхитительно теплого источника. Владелец источника и его жена делают гигиенический массаж тем, кому захочется воспользоваться этой услугой. Женщины и мужчины отдельно, разумеется; здесь нет ничего такого, что можно было бы счесть неблагопристойным или что шокировало бы самые утонченные чувства.
Здесь же отель „Континенталь“ предлагает комнаты троллям, людям, гномам и гоблинам — в настоящий момент в отеле доступны пятьдесят номеров. Тех, кому захочется погулять по округе, возможно, заинтересует Священная поляна Шокни, известная своим удивительным эхом. Неподалеку расположено святилище Анойи, богини-покровительницы людей, у которых вещи застревают в ящиках.
Прекрасный вариант для отдыха на выходных с отличной кухней. Исключительно рекомендую.»
Мокрист взял на заметку, что в Анк-Морпорке нужно будет повидаться с господином Козлингером. Если он хоть что-то смыслил в этих вещах, издатель с руками оторвет рукопись, чтобы хоть бочком примазаться к железнодорожной лихорадке.
Когда Мокрист вернулся домой, в первую очередь пришлось заняться железной дорогой до Убервальда. Гарри вышагивал по большому кабинету, где они с Диком изучали планы, отчеты и чертежи, и до сих пор нервничал.
— Вот что, Мокрист, между нами, и больше ни для кого, у меня поджилки этак немножко трясутся. Мы снимаем бригады с остальных веток и вбухиваем все ресурсы в поезд дальнего следования до Убервальда. Это неподъемный труд. Мне куда комфортнее стоять по колено в дерьме, что как раз нас и ждет, если ничего не выгорит, помяни мое слово.
— Да, — согласился Мокрист. — Но ты опять забываешь, что добраться до Убервальда — значит миновать по пути очень много других городов, где тоже нужны железные дороги, они-то и помогут покрыть расходы на местах. С туннелями и мостами будут проблемы, но слава богам, это все старые технологии. Полно каменщиков, которые сумеют построить для нас крепкие мосты, а что до туннелей, тролли готовы взяться за них, если разрешить им самим вырыть дом поблизости.
Гарри только зарычал в ответ.
— А чем еще хороши тролли, — добавил Мокрист, — они приведут с собой всю семью, даже детей. Так у них заведено. Если ты не умеешь обращаться с камнем, то какой ты после этого тролль. Они обожают ландшафтные работы. Один спросил у меня на днях, сможет ли он стать землемером, и я только хотел ему отказать, как подумал: почему, собственно, нет? Он смышленый малый, медлительный, да, но не глупый. Так что я сказал нашим ребятам, чтобы обучили его своей работе.
— И ему доверят одну из особых линеек Дика? — спросил Гарри с улыбкой.
Мокрист рассмеялся в ответ.
— А что, Гарри, очень может быть! Кто сказал, что землемер не может быть настолько сильным, чтоб приподнять гору и посмотреть, что под ней?!
Он воспользовался разрядившейся обстановкой, чтобы склонить Гарри к более приятным темам, и попросил ввести его в курс дела по последним достижениям.
Теперь каждое утро стол Гарри Короля ломился от писем людей, которые совсем не хотели поездов, хотели парочку, но не больше, хотели много и прямо сейчас. Попадались и другие полезные предложения: господин Храп Храпссон в письме обращал внимание Гарри на то, что из-за кучи людей, назначивших встречу под вокзальными часами, у него ушло четыре часа, чтобы найти в толпе своего друга… Не могут ли сотрудники предоставлять стремянки гражданам, которые пониже ростом?.. Еще требовалась помощь пассажирам с тяжелым багажом, престарелым и нежити… В поездах на каждом шагу смертельно опасные механизмы — нельзя ли поставить туда стражу, только не Городскую Стражу, а кого-нибудь с головой на плечах, кто охранял бы поезд и пассажиров? Все это влекло за собой заботы о формах, фуражках, флажках, свистках и прочем увлекательном снаряжении.
Весь этот ажиотаж, видимо, и надоумил редактора «Правды» взять в штат специального железнодорожного корреспондента, господина Рэймонда Шаттла, который был самым что ни на есть беззастенчивым железнодорожным фанатом: блеск в его глазах ни с чем нельзя было спутать.
Наряду с основными доходами от железнодорожных билетов Гарри нарадоваться не мог на то, сколько денег готовы спускать восторженные пассажиры на железнодорожные сувениры вроде маленьких заводных игрушечек, которые лицензированно выпускались ловкими умельцами, сколотившими на сувенирах целое состояние[57]. А самые изобретательные из них, вечно ищущие возможности зашибить деньгу, выдумывали бесконечные дополнения для этих детских игрушек: миниатюрное депо и четыре крошечных человечка, ожидающих поезда. Сигнальная будка с размахивающим флажками гоблином. И конечно, миниатюрный поворотный круг, совсем как на участке, и так далее и тому подобное. Если родители не жалели денег на свое чадо, любой ребенок мог обзавестись собственной Железной Ласточкой и овальной железной дорогой с несколькими прямыми участками и поворотами, и даже с миниатюрными железнодорожниками, включая фигурку самого Гарри Короля[58].
И Мокрист снова поразился силе мечты.
А потом они шагнули на улицу, в этот перепачканный мазутом мир, где можно было посмотреть на новейшие паровозы, которые испытывали механики, и увидеть своими глазами, до чего додумался талантливый господин Кекс со времени их последней встречи с Мокристом.
Одно оставалось неизменным. Над какими бы новыми чертежами для будущих паровозов ни работал Дик, он каждый день продолжал усердно корпеть над Железной Ласточкой, и, наверное, именно поэтому в каждый визит Мокриста она выглядела чуточку иначе: то у нее новый котел, то новые колеса, то новая краска, не говоря уже о множестве внутренних штуковин, которых Мокрист не видел. Ласточка была гордостью и радостью Дика, его первой паровозной любовью. Так думал Мокрист, боясь ляпнуть что-нибудь вслух. Первоиспытательница каждой инновации Дика. Ни один паровоз не сверкал ярче Железной Ласточки. Ни один паровоз не получал обновления раньше Железной Ласточки. Она действительно была первой ласточкой железных дорог, а Дик ее добровольным рабом.