И вот однажды, когда громкий шум огласил тундру, он побежал посмотреть, откуда доносился этот волшебный звук, и увидел сверкающую линию, ползущую змеей по местности в раннем утреннем свете — и она направлялась в его сторону. Кнут подумал, что, наверное, это как-то связано с теми странными металлическими палками, которые несколько недель назад группа людей осторожно прокладывала по всей тундре вдоль подножия гор. Он выполнял поручения для этих рабочих и продавал им матушкин сыр, но совсем не понимал, что именно они делали, а поскольку козы осторожно переступали через железные палки и им ничего не было, он перестал задавать себе эти вопросы. Но из того, что сказали те парни, Кнут понял, что все это было ради удивительной штуки, которая могла объехать весь мир на силе пара, и сейчас он хотел узнать побольше об этом поющем звере, который рассекал тундру, время от времени отплевываясь огнем.
Оставив коз без присмотра, Кнут сполз со склона туда, где воздух был теплее, и пошел на звук, который привел его к огромному амбару. И только он приблизился к нему, зверь, несущий в себе людей, вырвался из амбара и умчал по железным рельсам вдаль. Кнут провожал его взглядом, пока тот окончательно не скрылся из вида. Позже в городе ему сказали, что эта штука называлась «паровозом», и в душе он почувствовал тягу, которая стала расти не по дням, а по часам. Да, в мире были вещи и кроме коз.
Пока Дик и его коллеги спали беспробудным сном, Мокрист за день весь издергался, все ожидая какого-нибудь подвоха. Потом настал черед Мокриста, и он проспал всю ночь и все утро. Паровоз летел по Утолежке, по долине реки Смарл; ход поезда убаюкивал его, и Мокрист видел сны о мосте через расселину Дичьего перевала, место неблагоприятное, как ни крути, которое надвигалось на них с неумолимой быстротой налоговой инспекции.
Все что угодно могло случиться еще до того, как они доберутся до этого сухопутного омута из оползней, и камнепадов, и утесов, за которыми подстерегали бандиты всех мастей. Чтобы подобрать метафору, соответствующую ситуации, — это было все равно что лезть на гору по острым камням босиком. На такой высоте даже галька могла доставить массу неприятностей. Мокриста трясло при одной мысли об этом месте.
Поезд мчался по безбрежному простору. Огромные земли, и так мало городов, лишь кое-где разбросанные редкие поселения. Повсюду было столько свободного места, и Железная Ласточка пожирала его, как тигрица, атакуя горизонт, будто тот нанес ей личное оскорбление, и останавливаясь только тогда, когда поблизости были уголь и вода. Ни того ни другого никогда не бывало слишком много.
К середине дня горные цепи Убервальда стали ближе, воздух сделался холоднее, и бег Железной Ласточки превратился в уверенный подъем в направлении цели.
На обочине дороги иногда виднелись одинокие козопасы, и среди зевак, прибегающих посмотреть на новый механизм, было много женщин в сборчатых юбках с фартуками. В попутных городах люди встречали поезд с флагами и даже с оркестрами, и музыканты под восторженные крики зрителей, впервые увидевших Железную Ласточку, дудели и трубили вовсю. Поезд проезжал мимо них медленно и очень осторожно, чтобы не задавить мальчишек, которые неизменно увязывались за паровозом и догоняли его, словно пытаясь поймать мечту за хвост. От такого зрелища хотелось петь йодлем.
Тогда Мокрист заметил, что Дик начал заметно волноваться, и решил воспользоваться редким перерывом, который Дик проводил вне кабины машиниста, чтобы поговорить с ним наедине.
— Дик, Железная Ласточка — лучший паровоз из всех, что ты построил, верно?
Дик вытер руки о тряпку, которой было вытерто уже немало грязных рук, и ответил:
— Несомненно, так, господин Губвиг, мы все это знаем, но я не за Ласточку переживаю. Я за мост через расселину. Мы сделали все, что смогли, но нужно больше времени. Мост никак не выдержит веса поезда.
— Да, у тебя есть твоя логистика и понимание массы и силы и всех этих счетных дел, и они говорят тебе одно, — ответил Мокрист. — Но я скажу тебе вот что. Если мост до сих пор не укреплен, то, когда мы доберемся до него, я верю, что Железная Ласточка пролетит над расселиной, если мы с тобой будем в кабине машиниста. Можешь считать это ловкостью рук, да хоть фокусом, но мы полетим.
У инженера сделался такой вид, как будто ему только что предложили угадать, под каким наперстком пряталась горошина, и в глубине души он понимал, что горошина ни за что не окажется там, куда он укажет.
— Господин Губвиг, ты о волшебстве говоришь? Я ведь инженер. Мы с волшебством не в ладах.
Голос Мокриста струился как патока.
— А вот тут, господин Кекс, ты, кажется, ошибаешься. Ты веришь в солнечный свет, хотя не знаешь, откуда он берется. И раз мы об этом — ну, почти об этом — заговорили, ты никогда не задумывался, на чем стоит Черепаха?
Дик, загнанный в угол, ответил:
— Э, не, это ж совсем другое. Так мир устроен.
— Извини меня, конечно, но ты этого не знаешь. И все же ты спокойно ложишься спать по ночам с верой в то, что мир будет на своем месте, когда завтра ты проснешься.
Дик снова попытался ухватить суть разговора, все еще с видом человека, уверенного в том, что он выберет неправильный наперсток. Не стоило и сомневаться.
— Так мы все же говорим о волшебниках, господин Губвиг?
— О… магии, — поправил Мокрист. — Вся суть магии в том, что ты не знаешь, как это устроено. Твоя линейка — тоже волшебная палочка для большинства людей. И я знаю кое-какую магию. Вот я и спрашиваю, Дик, я хоть раз подводил тебя за время нашего сотрудничества у Гарри Короля?
— О нет, господин Губвиг, — сказал Дик почти оскорбленно. — Ты, как моя бабуля сказала бы, весь прямо шипишь и булькаешь.
Мокрист выхватил из воздуха пару пузырьков и стал ими жонглировать.
— Вот именно, Дик. Я верю тебе, когда ты говоришь, что цифры на линейке что-то для тебя значат. Взамен я прошу немного доверия и ко мне. Пожалуйста, отложи свою линейку. Это неподходящий инструмент для нашего задания. Я знаю одно… Это не совсем магия, но вещь не менее надежная… И когда мы доберемся до моста, тебе покажется, что мы летим прямо по воздуху.
Казалось, Дик вот-вот заплачет.
— Но почему ты не расскажешь мне сейчас?
— Я мог бы, — ответил Мокрист. — Но лорд Витинари меня прибьет.
— О! Этого никак нельзя допустить, господин Губвиг, — испугался Дик.
Мокрист приобнял его за плечи.
— Дик, ты можешь творить чудеса, но я предлагаю устроить всему миру спектакль, который еще долго не забудут.
— Погоди, господин Губвиг. Я же простой инженер.
— Не простой инженер, Дик. Ты Инженер.
И Дик попытался свыкнуться с этой мыслью, а потом боязливо улыбнулся и спросил:
— Но как? Времени так мало, и рабочих рук тоже. Гарри Король бросил на это все силы из города и с равнин, и я даже не знаю, откуда еще взять подмогу.
— Придется брать пример с Железной Ласточки, — ответил Мокрист. — Я свистну.
Дик нервно рассмеялся:
— Э, господин Губвиг, а ты остер!
— Вот и хорошо, — сказал Мокрист с уверенностью, которой не чувствовал. — К закату все должно быть готово.
В этот самый момент Железная Ласточка выпустила немного пара, и Мокрист задумался, хорошее это было предзнаменование или не очень, но в любом случае это казалось предзнаменованием, и ему этого было достаточно.
В тот же день, желая развеяться, Мокрист решил разобраться с вопросом, который не давал ему покоя с самого отъезда из Сто Лата. Для этого нужно было поговорить с Ароном.
Секретарь короля был худощав для гнома, почти изящен, очень подвижен и решительно вездесущ. Пока он бегал, решая королевские вопросы, его длинная борода, следуя за ним, развевалась как знамя. Он носил меч, нетрадиционное для гномов оружие, и хорошо проявил себя при нападении в Сосцах Сциллы.
Улучив момент, Мокрист подкараулил Арона там, где они могли поговорить наедине.
— Господин секретарь, я не могу не поинтересоваться, все ли с королем-под-горой обстоит так, как кажется на первый взгляд?
Глаза Арона сузились, рука опустилась на рукоять меча.
— Конечно. Что за нелепый вопрос. И предательский!
Мокрист жестом успокоил его:
— Ты прекрасно знаешь, что я на вашей стороне. Я спрашиваю потому, что заметил кое-что в доме госпожи Кекс.
Арон вздрогнул:
— Ты на своей собственной стороне, господин, и ничьей больше. И что бы тебе ни показалось, это никоим образом тебя не касается.
— Еще как касается, друг мой, — ответил Мокрист. — Боги за мои грехи наградили меня тончайшим нюхом на ситуации, когда метафорический сортир вот-вот взлетит на воздух, и я хочу быть во всеоружии.
Арон стоял как вкопанный и, глядя мимо Мокриста, отвечал:
— Твоя проницательность делает тебе честь, господин фон Губвиг. Равно как и твое молчание.
— Ну же. Что-то происходит, а я не в курсе что. Не вынуждай меня приходить к собственным умозаключениям. У меня очень богатая фантазия.
Но Арону больше нечего было сказать. В другом конце вагона показались двое механиков, и он воспользовался удобным моментом, чтобы завершить этот разговор. Секретарь развернулся на каблуках и гордо зашагал по коридору, а Мокрист остался стоять, и каждый нерв в его теле подозрительно дрожал.
Примерно час спустя стук в дверь сторожевого вагона возвестил о визите королевского секретаря, который на этот раз странно улыбнулся и сказал:
— Король желает дать тебе аудиенцию, господин фон Губвиг. — Он снова улыбнулся. — И я полагаю, это значит прямо сейчас.
Когда Мокрист явился, король сидел за небольшим столом и что-то писал. Рыс подозвал Мокриста к себе, указав на второе кресло, со словами:
— Господин фон Губвиг, как я понимаю, после нашего визита к госпоже Кекс у тебя сложилось впечатление, что я могу… что-то скрывать. Это так, молодой человек?
Король строго посмотрел на Мокриста, почти подбивая его высказать вслух то, что он думал.