Мокриц слышал, как Ваймс разговаривает с единственным вампиром в Страже, капитаном Салли фон Хампединг, которая была прикреплена к управлению Стражи в Здеце. Потом они подошли к Мокрицу.
– Салли говорит, несмотря на то что все сообщение со Шмальцбергом было отрезано, до Стражи доходили известия о том, что среди заговорщиков не все гладко, – сообщил Ваймс. Он посмотрел на Салли в ожидании подтверждения.
– Да, – сказала она. – Наши источники сообщают, что граг по имени Пламен…
Она умолкла, когда Рыс яростно фыркнул, а его сгрудившиеся земляки затрясли топорами.
– Опять он! – процедил Рыс.
– Да, – подтвердила Салли. – Он и некоторые другие лица, которых мы пытаемся разыскать с самой резни в Щеботане. Похоже, Пламен и его последователи теряют поддержку. Они не получают того, что хотят. Начинаются волнения…
– Это хорошо, – оборвал ее Рыс. – Это можно использовать.
– А Альбрехтсон? – спросил Арон.
Салли улыбнулась, чуточку сверкнув клыками, и, надо сказать, это было самое подходящее место в мире для того, чтобы выпустить их на свет.
– Хорошо. Остается верен вам, ваше высочество.
Юркий посыльный гоблин протиснулся через толпу и передал сообщение Салли, которая прочла его.
– Ага, – сказала она. – Это от Альбрехтсона. Похоже, заговорщикам известно о вашем возвращении. Альбрехтсон хочет, чтобы вы знали, что обращаются с ним хорошо и что он следил за продвижением Железной Ласточки благодаря помощи гоблинов.
Рыс повернулся в сторону Дика с Мокрицем и сказал:
– Благодарю вас и сэра Гарри за то, что доставили меня сюда в целости и сохранности. И Железной Ласточке я тоже благодарен. Когда придет время, вы убедитесь, что моя благодарность не знает границ. Я хотел бы поговорить с вами дольше. Но прошу меня извинить. Мне пора вернуть свое королевство.
Обращаясь к собранию гномов, которые теперь все столпились на платформе, вооруженные до зубов, он провозгласил:
– Пусть всем будет известно, что король-под-горой прибыл и готов воссесть на Каменной Лепешке. Всякий, кто вознамерится отказать ему в этом простом удовольствии, пусть будет готов подкрепить свои внятные и аргументированные возражения оружием. Все просто. Пусть это послание огласит в Шмальцберге Грох Грохссон, многоуважаемый и мудрый гном, который не нуждается в представлении, а сопровождать его будет мой доверенный секретарь Арон. С ними я отправляю следить, чтоб все было честно, командора Ваймса, Дежурного по Доске и бывшего посла. Помните, что нанесение ущерба королевским гонцам во всех без исключения случаях равносильно государственной измене. Имейте в виду, я с вами нянчиться не буду. Мятежные гномы получат по справедливости.
Нарушая наступившую тишину, Ваймс громко зажег сигару.
– Пусть остальные идут, я через пару минут догоню, – сказал он.
Мокрица, понятное дело, не было в Кумской долине, но он боялся, что вот-вот станет свидетелем ее второго пришествия, только на этот раз гном пойдет против гнома. «Это безумие!» – хотелось вскричать ему, и вдруг он осознал, что действительно выпалил это вслух.
Он удивился ответу короля:
– Еще какое, господин фон Липвиг. В голове не укладывается, не так ли? Но рано или поздно наступает момент, когда приходится оглашать имена и рубить головы. Увы, это мало похоже на светскую беседу, но вот что происходит, когда рассудок перестает быть главным.
– Но вы же все гномы. Чего вы надеетесь этим достичь? – простонал Мокриц, который до конца своих дней будет помнить голос короля…
– Завтрашнего дня, господин фон Липвиг. Мы надеемся достичь завтрашнего дня.
Прибытие королевских гонцов вызвало невероятный переполох в бесчисленных пещерах Шмальцберга, который удивительным образом всегда становился центром вселенной, когда дело касалось очередных волнений, и жернова слухов здесь мололи активнее, чем жернова богов. Слухи растекались точно ртуть. Это можно было бы назвать гномьим семафором, если бы не то обстоятельство, что семафоры не сочиняют клики на ходу. Так думал Мокриц, шагая следом за Рысом и его свитой приближенных гномов в глубь муравейника под названием Шмальцберг. Мириады звуков поднимались из его недр по туннелям и пещерам и сливались в некий общий шумовой фон или, подумал Мокриц, туман. Он назойливо клубился где-то у мочки уха, звуча ужасом и сумятицей войны.
Постепенно все четче становились отдельные звуки. Повышенные тона, крики, лязг оружия, пересыпанный восклицаниями и гномьими ругательствами, которые, как известно, живут своей жизнью. Спустившись еще ниже, они столкнулись с Ароном, который встретил их с обнаженным мечом. С меча капала кровь. Заметив взгляд Мокрица, Арон пожал плечами.
– Там был граг. Он хорошо сражался, но отказался покориться, предпочитая гибель бесчестью… Я согласился с ним. – Последняя фраза была сказана с таким оттенком, какого Мокриц давненько не слышал. Арон повернулся к Рысу и доложил: – Здесь имела место определенная разница во взглядах, ваше высочество, – сказал он и указал на скопление гномов, за которыми ухаживали в импровизированном полевом госпитале, если это можно было так назвать за неимением поля.
Внизу шли в ход мечи, молоты и топоры, а король продолжал свое шествие, пока наконец они не оказались в огромной пещере, которая, видимо, и была тронным залом.
Они ступили в зал, и Мокриц застыл как вкопанный, пытаясь освоиться в этом подземном интерьере, освещенном огромными люстрами с оплывшими свечами, и факелами, и бочками, полными извивающихся вурмов[77] по углам. «Значит, у них все же есть свет», – удивлялся Мокриц. Но непривычный свет, который как-то торговался со зрением. Было видно, но видел ты темноту.
– Что ж, это уже не война, – сказал Ваймс, внезапно очутившийся рядом с ним. – И серьезных жертв не очень много, среди грагов больше. Гном на гнома. Это всегда сплошной ор, взаимные обвинения и оплевывания. Чем-то напоминает кошачью драку, но таковы уж гномы. Они не конченые болваны. Бравады выше крыши, мечи чуть что наголо, но вообще-то никто не хочет жертвовать жизнью. Ты дерешься и надеешься, что обойдется поверхностной раной, которая потом будет эффектно смотреться. Чтобы было чем похвастаться перед внуками. Но когда доходит до того, чтобы идти друг на друга, как правило, они быстро перегорают.
Ваймс выдохнул сигарный дым и продолжал:
– Нет, конечно, если бы гном шел на тролля, кровь здесь лилась бы реками. А так смахивает на кабаки Анк-Морпорка в субботу вечером. Всех распирает от энергии, бездумной храбрости и пива. Слишком много пива. А в итоге все просто стонут, пока у них в голове не прояснится.
Мокриц видел неподалеку маленькие компании гномов, некоторые из них были забинтованы и сидели в позах, которые предполагали, что война если не закончена, то по крайней мере отложена, чтобы перевести дух и заложить за воротник. Гномы помоложе ходили от одного раненого к другому с флягами. И один за другим гномы поднимались, обменивались рукопожатиями с ближайшим соседом и вслепую переходили к следующей группе, где присаживались поболтать и, наверное, сочиняли истории об удачных выпадах и ловких защитах и прочие хмельные похвальбы. Мало-помалу нормальная гномья жизнь вновь устанавливалась в Шмальцберге.
– Пьяны в хлам, – заметил Ваймс. – Но в сущности не так уж плохи, только впечатлительные больно. – Он опять вздохнул. – Может, хоть на этот раз усвоят урок. Но скорее Шнобби Шноббс станет рыцарем в сияющих доспехах.
И все? Мокриц не понимал. После такого выброса адреналина во время поездки, после засад, атак… мост… бессонные ночи… ожидание на каждом повороте услышать свист косы и обнаружить, что на этот раз удача действительно отвернулась от тебя… а потом Рыс произнес красивую речь и просто вошел и вернул себе свое царство?
– Я ожидал более серьезного сопротивления, – сказал Мокриц. – Славной битвы, о которой потом будут слагать легенды.
– Какие глупости, господин фон Липвиг, – сказал Ваймс. – Нет ничего славного в таких временах… Люди погибли. Не очень много, и не обязательно хорошие люди, но тем не менее. На поле битвы должно взирать с серьезным лицом, пока трупы не приберут и реальный мир не восстановится в своих правах.
Мокриц, чувствуя, как краска заливает его с головы до пят, сказал:
– Командор, мне стыдно за свои слова, честное слово.
Ваймс вдруг стал сверлить его взглядом, а потом воскликнул:
– Серьезно? Похоже, железная дорога – не единственное открытие века!
В кои-то веки не найдя ответа, Мокриц повернулся посмотреть, как дела у Рыса и его свиты.
Рыс Рыссон не вошел, а вбежал в тронный зал. Он направился прямиком к его центру, где лежала Каменная Лепешка. Только потом он огляделся.
– Где Пламен? Привести его сюда, – велел он, – и всех его последователей, которые еще здесь. Хотя я даже не сомневаюсь, что большинство разбежались. Здесь полно тайных выходов.
Раздался крик Гроха Грохссона:
– Этот проходимец у меня, ваше высочество!
Собрание гномов погрузилось в привычный для них и как будто бесконечный гвалт, который оборвался коллективным вздохом, когда вперед вывели Пламена. Выражение его лица Мокриц не мог разгадать. Но, будучи знатоком настроений, он сразу понял, что Пламен уже переступил границы безумия, в то время как Рыс оставался спокоен и невозмутим как всегда, даже если внутри он и испытывал страх. Но Мокриц готов был биться об заклад, что король сейчас вообще ничего не боялся. Что-то в его осанке предполагало незыблемую уверенность в том, что этот день принадлежал ему («Или все-таки ей», – напомнила Мокрицу о себе мысль из глубин сознания).
Восседая на священной Лепешке напротив Пламена, Рыс сказал:
– С тобой обошлись милосердно после Кумского соглашения, и все же ты счел себя вправе отнять у меня мое королевство. Ты вдохновлял тех, кто истязал целые семьи, чтобы получить желаемое. Что скажет народ, если я проявлю еще хотя бы минутную слабость и продолжу проявлять к тебе доброту? Ты неглуп, и многие гномы о тебе высокого мнения, но ты использовал свой ум, чтобы подорвать мою власть и выставить гномов злобными и глупыми преступниками в глазах всех других рас. Что ты можешь сказать в свое оправдание передо мной и перед лицом твоих сородичей?