Поддай пару! — страница 68 из 69

– Чтобы поддерживать отношения между Убервальдом и Анк-Морпорком… в сердечном согласии, не сомневаюсь, – ответил его жена с улыбкой.

У Мокрица за спиной Из Сумерек Темноты сказал:

– Убервальдские гоблины уже дают себе железнодорожные имена. Говорят смешно, но соображают быстро, как все гоблины.

– Ах да, – сказала Дора Гая. – Чуть не забыла. Пока ты был в отъезде, мы получали доклады от семафорщиков вдоль путей в Графствах о некоторых необычных происшествиях. Странные шумы, пар из кротовин и тому подобное. Ты, случаем, ничего об этом не знаешь?

Из Сумерек Темноты нацепил выражение лица, максимально (для гоблинской мимики) приближенное к невинности.

– Ни малейшего представления, госпожа. Дымящиеся кротовины? Не иначе корова съела плохой травы. Но так-то мнооого гоблинов любят все парящее. Кто-то даже мастерит собственные паровозики. В образовательных целях! Умные гоблины.

Этот разговор точно мог подождать до завтра. Мокриц, благодарно вздыхая, направился к мягким подушкам.

– Сначала посплю, а завтра вернусь в банк. Наверняка там скопились бумаги на подпись. Как хорошо некоторое время поделать что-нибудь простое.

Дора Гая фыркнула:

– И как долго это продлится?

Мокриц помедлил.

– Пару недель? Бумаг наверняка скопилось очень много.

– Да, и не тебе ими заниматься, – сказала Дора Гая. – Ты знаешь, что господин Бент все содержит в лучшем виде. Тебе нужно только ходить по банку и любезничать со всеми.

– Зато никто не пытается меня убить, Шпилька.

– Остается надеяться, – ответила Дора Гая.


За завтраком леди Сибилла сказала мужу:

– Похоже, это было то еще приключение, Сэм. А королева, я слышала, сменила имя на Блодвен. По-лламедосски это значит «прекрасный цветок». Не правда ли, прелесть? Нужно непременно ей написать.

– Она будет рада, – согласился Ваймс.

Талант его супруги поддерживать связь со всеми, кого она встречала в своей жизни, был притчей во языцех и часто играл ему на руку. Особенно в политических ситуациях. Командор опустил глаза в тарелку с мюсли и сказал:

– А знаешь, этот тип, Липвиг, вовсе не так плох, как я думал. Выставляет себя прохвостом, но толковый парень в ответственный момент. Говорить ему этого я, конечно, не собираюсь.

Он повозил ложкой по полезной клетчатке в миске, с тоской вспоминая кочегарскую яишенку.

– Но ему явно нравится быть в центре внимания.

– Да, дорогой, с мужчинами это бывает.

Леди Сибилла помолчала с минуту и сказала:

– Сэм, я понимаю, что у тебя впереди много дел из-за долгого отсутствия и вообще. Но могу ли я попросить тебя об одолжении?

– Что угодно, дорогая.

– Когда линию до Убервальда откроют, я бы хотела навестить королеву, а главное, я бы хотела отправиться в путешествие по железной дороге. И Юный Сэм без ума от поездов, сам знаешь. Он уже от корки до корки исписал первую записную книжечку.

– Ты же знаешь, что когда я беру отпуск, то попадаю прямиком на какое-нибудь преступление, – ответил Ваймс.

Леди Сибилла доела яйцо.

– Вот и славно, дорогой, тебе понравится.


Гарри Король почти не удивился, когда на следующий день на участок прибыл Стукпостук и заявил:

– Его светлость приказывает вам с леди Король прибыть к нему в течение часа, – и секретарь неожиданно подмигнул Гарри, а жена, когда Гарри передал ей эту новость, по ее же словам, страшно перевозбудилась.

– Через час во дворце! Разве женщина может прихорошиться всего за час?

– Ну, Герцогиня, – сказал Гарри. – Ты всегда выглядишь как с картинки и только молодеешь с каждым днем.

– О, Гарри Король, ты мне льстишь.

Но Гарри ответил:

– Карета ждет, чистая как стеклышко, и его светлость полагает, что точность – вежливость королей, а это касается и тебя, юная Эмили. Не думаю, что твой молодой человек захочет, чтобы ты опаздывала. На железной дороге так не делается.

Гарри не сказал жене, чего ожидать, предпочтя сделать сюрприз, и вот, когда карета подъехала ко дворцу, она вновь чуть не перевозбудилась, потому что здесь собрался великий и славный Анк-Морпорк, и нелепый и грязный Анк-Морпорк тоже, просто чтобы посмотреть, как Гарри Короля провозгласят лордом. Лорд Король Железных дорог. И после восхитительной церемонии, которая за этим последовала, супруга лорда Гарри стала настоящей герцогиней.

Дика Кекса посвятили в рыцари и заодно в мастера инженерии, стараниями самого главного начальника шахты, и теперь он счастливый стоял рука об руку с лучезарной Эмили. Командор Ваймс, облаченный в парадные лосины и негодовавший по этому поводу, уже был навьючен всеми титулами, которые его светлость имел в распоряжении, но ему выдали очередную медаль, отлитую из сорортания, с изображением Железной Ласточки собственной персоной. По медали досталась и каждому стражнику, который находился на борту поезда, и каждому члену экипажа, включая гоблинов.

Настало время для неизбежной аудиенции в Продолговатом кабинете. У края стола стоял вездесущий Стукпостук и вел записи.

– Насколько мне известно, господин фон Липвиг, – сказал патриций, оглядывая из окна простертый внизу город, – за время вашего путешествия произошло несколько примечательных событий.

Мокриц не изменился в лице, но почувствовал, как вокруг шеи затягивается призрачная петля.

Патриций продолжал:

– Туман, который так кстати обрел плотность, поезд, который перелетел через расселину… и мне до сих пор приходят донесения о подземных феноменах отсюда до самого Здеца. И аркканцлер заверил меня, что магия ко всему этому отношения не имеет. Ты помнишь, конечно, что я прямым текстом запретил тебе использование захороненных големов в железнодорожном предприятии и что любое свидетельство того, что они принимали в этом участие, станет твоим пропуском к котикам?

Он подошел к камину, который уже начинал затухать, и поворошил его кочергой – с избыточной, как показалось Мокрицу, силой.

– Прошу меня простить, милорд, но вы нашли такие свидетельства?

Витинари повернулся к секретарю:

– Мы нашли свидетельства, Стукпостук?

Стукпостук посмотрел на Мокрица:

– Нет, сэр, не нашли.

– Ну, тогда не о чем говорить, – сказал патриций. – В конце концов, странные и необъяснимые вещи происходят у нас чуть ли не каждую неделю.

Стукпостук прочистил горло.

– Да, сэр. Как раз на прошлой неделе на рыбном рынке случился дождь из пианино. Это побочный эффект жизни в Анк-Морпорке.

– В самом деле, удивительное нас не удивляет. К тому же некоторые вещи можно причислить к феноменам совершенно беспричинно, – сказал Витинари великодушно, насколько это можно сделать, держа в руке раскаленную кочергу и будучи лордом Витинари.

– Кстати говоря, господин фон Липвиг, ты проявил замечательную удаль в драке на поезде! Хотя, конечно, без маленькой помощи не обошлось.

Мокриц поднял взгляд на патриция, чей силуэт вырисовывался на фоне пламени, и в голове у него с пугающим шумом что-то щелкнуло. Он ахнул:

– Вы! Вы кочегар Блейк! Это же невозможно!

– В самом деле? – сказал патриций. – Так же невозможно, как летящий по воздуху поезд? Или ты не веришь, что я могу забрасывать уголь в топку? Это цветочки по сравнению с руководством Анк-Морпорком, с его тоннами проблем, которые ежедневно требуют моего внимания. Могу тебе сказать одно, господин фон Липвиг, я обладаю многими талантами, и о некоторых из них тебе лучше не знать. По сравнению с ними и кочегар Блейк покажется тебе невинным младенчиком.

– Вы имеете в виду драки на лопатах? – спросил Мокриц.

– Ах, господин фон Липвиг, как тебя легко удивить. Неужели ты забыл, что я проходил обучение в Гильдии Убийц? Моим предшественником на посту кочегара был Убийца Джон Вильстафф, так вот, говорят, он сущий хомячок в сравнении со мной. Мне действительно понравилось быть кочегаром Блейком. А какие полезные навыки я приобрел. Лопата – удивительное оружие. А что до остальных кочегаров, то я завел среди них друзей, да, между нами существовало определенное товарищество. В целом я немного отдохнул от тягот городского управления. Я даже смею сказать, что не буду против вернуться в кабину машиниста, когда у меня появится такое настроение.

– Но почему?

– Почему, господин фон Липвиг? Это ты задаешь мне такой вопрос? Тот, кто танцевал на крыше поезда, тот, кто активно ищет неприятностей, желательно связанных с какими-нибудь безрассудствами? Хотя в твоем случае я бы рекомендовал почаще вспоминать о рассудствах. Иногда, господин фон Липвиг, тот юнец, с которым ты расстался много лет назад, возвращается, похлопывает тебя по плечу и говорит: «Вот момент, когда цивилизация не имеет значения, когда правила больше не держат тебя. Ты дал этому миру все, что мог ему дать, и теперь настало время только для тебя, возможность пойти ва-банк и крикнуть последнее ура. Ну вот – ура!»

Витинари провел кочергой по каминной решетке, отчего искры в камине заплясали. Он посмотрел на них, элегантным движением развернулся к Мокрицу и сказал:

– А если ты, господин фон Липвиг, кому-нибудь об этом расскажешь, господин Трупер будет рад снова с тобой встретиться. Мы друг друга поняли? Вот и славно.

Можно подумать, кто-то ему поверит, если он хотя бы об этом заикнется! Мокриц и сам с трудом верил, даже слыша это из первых уст. А пока он пытался осмыслить услышанное, слова патриция о его собственной удали разожгли в нем новую обиду.

– Вы всем на поезде дали по медали, даже Шнобби Шноббсу. Неужели мне ничего не полагается, милорд?

Повисла пауза, и Витинари ответил:

– Почему же, господин фон Липвиг, полагается, и это нечто особенно ценное: это дар жизни.

И позднее, когда Мокриц поразмыслил об этом как следует, он подумал, что, в сущности, это был очень хороший расклад. И к тому же он танцевал на крыше мчащегося поезда. Вот это была настоящая жизнь!


Несколько недель спустя Стукпостук уговорил лорда Витинари спуститься вместе с ним на задний двор, где по цепочке из труб текли сточные воды и жались друг к другу разномастные бараки, в которых размещались прачечные и другие полезные предприятия, без которых не может существовать ни один современный дворец