– Ах, уже только моего?
– У МЕНЯ ЕСТЬ ДРУГИЕ ДЕЛА.
– Более важные, чем конец света?
– КОНЕЦ СВЕТА УЖЕ НАСТУПАЕТ. ПРАВИЛА ГЛАСЯТ, ЧТО ВСАДНИКАМ ПОРА В ПУТЬ.
– Вспомнил старую легенду? Но ты-то тут при чем?
– ЭТО ОДНА ИЗ МОИХ ОБЯЗАННОСТЕЙ. Я ДОЛЖЕН СОБЛЮДАТЬ ПРАВИЛА.
– Почему? Они же их нарушают!
– СКОРЕЕ, НЕ СОВСЕМ ТОЧНО ВЫПОЛНЯЮТ. ОНИ НАШЛИ ЛАЗЕЙКУ. Я НЕ МОГУ ПОХВАСТАТЬСЯ ТАКИМ БОГАТЫМ ВООБРАЖЕНИЕМ.
«Это очень похоже на Джейсона и Битву за Классный Шкаф», – подумала Сьюзен. В школе очень быстро начинаешь понимать, что фраза «Никому не разрешается открывать шкаф с канцелярскими принадлежностями» является не всегда понятным для семилетних детей запретом. Следует хорошенько продумать и перефразировать запрет, используя более четкую формулировку, к примеру: «Никому, Джейсон, несмотря ни на что, даже если кому-то показалось, что он слышит крики о помощи, никому, Джейсон, ты меня понимаешь, не разрешается открывать дверь классного шкафа, или случайно падать на ручку так, чтобы эта дверь открылась, или обещать украсть у Богатеи плюшевого мишку, если она не откроет дверь классного шкафа, или стоять рядом и ждать, когда таинственный ветер вдруг подует из ниоткуда и распахнет дверь шкафа, честно-честно-так-все-и-было, и никому – это значит вообще никому не разрешается открывать, становиться причиной открытия, просить кого-либо открыть, подпрыгивать на половицах так, чтобы шкаф открылся, или каким-либо другим образом пытаться проникнуть в шкаф с канцелярскими принадлежностями, ты все понял, Джейсон?!»
– Лазейку, значит, – повторила Сьюзен.
– ДА.
– Ладно, а почему ты тоже не можешь найти какую-нибудь лазейку?
– Я – МРАЧНЫЙ ЖНЕЦ. НЕ ДУМАЮ, ЧТО ЛЮДИ ОДОБРЯТ, ЕСЛИ Я НАЧНУ РАЗВИВАТЬ… СВОИ ТВОРЧЕСКИЕ СПОСОБНОСТИ. ОНИ ПРЕДПОЧИТАЮТ, ЧТОБЫ Я ВЫПОЛНЯЛ ПОРУЧЕННУЮ МНЕ РАБОТУ, КАК ОПРЕДЕЛЕНО ОБЫЧАЯМИ И УСТАНОВИВШИМСЯ ПОРЯДКОМ.
– И ты просто так возьмешь и уедешь?
– ДА.
– И куда же?
– В ВЕЗДЕ. КСТАТИ, ТЕБЕ МОЖЕТ ПОНАДОБИТЬСЯ ЭТО.
Смерть передал ей жизнеизмеритель.
Это был один из особых измерителей, чуть больше обычных. Она неохотно взяла его в руки. Он походил на песочные часы, но маленькие частицы, падавшие вниз, были не песчинками, а секундами.
– Ты ведь знаешь, я не люблю заниматься, ну, тем, что… связано с косой, – запротестовала она. – Это не… Ой, какой тяжелый!
– ЕГО ЗОВУТ ЛЮ-ЦЗЕ, ОН ИСТОРИЧЕСКИЙ МОНАХ. ПРОЖИЛ УЖЕ ВОСЕМЬСОТ ЛЕТ. КАК Я ВЫЯСНИЛ, У НЕГО ЕСТЬ УЧЕНИК. НО ЭТОГО УЧЕНИКА Я НЕ МОГУ НИ ЧУВСТВОВАТЬ, НИ ВИДЕТЬ. ОН ТОТ, КТО НАМ НУЖЕН. БИНКИ ОТВЕЗЕТ ТЕБЯ К МОНАХУ, ТЫ НАЙДЕШЬ ПАРНЯ.
– А что потом?
– ДУМАЮ, ЕМУ ПОНАДОБИТСЯ ТВОЯ ПОМОЩЬ. КОГДА НАЙДЕШЬ ЕГО, ОТПУСТИ БИНКИ. МНЕ БЕЗ НЕЕ НЕ ОБОЙТИСЬ.
У Сьюзен зашевелились губы. Некое воспоминание в ее голове столкнулось с некоей мыслью.
– Ты на ней уедешь? В везде? – спросила она. – Ты действительно говоришь об Абокралипсисе? Серьезно? В него ведь уже давно никто не верит!
– Я ВЕРЮ.
У Сьюзен отвисла челюсть.
– И ты правда собираешься так поступить? Зная то, что ты знаешь?
Смерть похлопал Бинки по морде.
– ДА, – сказал он.
Сьюзен искоса посмотрела на деда.
– Подожди-подожди, тут наверняка что-то кроется! Ты что-то задумал, но не хочешь говорить даже мне, верно? Ты же не собираешься просто дождаться конца света и как следует отпраздновать его?
– МЫ ОТПРАВИМСЯ В ПУТЬ.
– Нет!
– ТЫ НЕ МОЖЕШЬ ПРИКАЗАТЬ РЕКАМ НЕ ТЕЧЬ. НЕ МОЖЕШЬ ПРИКАЗАТЬ СОЛНЦУ НЕ СВЕТИТЬ И НЕ МОЖЕШЬ ПРИКАЗЫВАТЬ МНЕ, ЧТО Я ДОЛЖЕН ДЕЛАТЬ, А ЧТО – НЕТ.
– Но это же так… – Выражение лица Сьюзен изменилось, и Смерть вздрогнул. – Я думала, тебе не все равно!
– ВОЗЬМИ ЕЩЕ ВОТ ЭТО.
Сьюзен неохотно взяла у деда жизнеизмеритель чуть меньшего размера.
– ВОЗМОЖНО, ОНА СОГЛАСИТСЯ ПОГОВОРИТЬ С ТОБОЙ.
– Кто?
– ПОВИТУХА, НАЙДИ СЫНА, – сказал Смерть.
И он исчез.
Сьюзен посмотрела на жизнеизмерители в своих руках. «Ему снова удалось обвести тебя вокруг пальца! – закричала она на себя. – Ты вовсе не должна это делать! Поставь эти штуки на землю, вернись в класс к ученикам, стань снова нормальной! Хотя ты знаешь, что не сможешь так поступить, и он это знает…»
– ПИСК?
Смерть Крыс сидел между ушей Бинки, держась за белую гриву, и всем своим видом выражал нетерпение отправиться в путь. Сьюзен подняла было руку, чтобы сбросить его, но вовремя остановилась. Вместо этого она сунула жизнеизмерители в крысиные лапки.
– Помоги хоть чем-нибудь, – буркнула она и натянула поводья. – О боги, и почему я все это делаю?..
– ПИСК.
– Неправда! Характер у меня совершенно отвратительный!
Тик
Удивительно, но крови было немного. Голова покатилась по снегу, тело медленно упало навзничь.
– Теперь ты убил… – начал было Лобсанг.
– Секундочку, – перебил его Лю-Цзе. – Это может случиться в любой момент…
Обезглавленное тело исчезло. Стоявший на коленях йети повернулся к Лю-Цзе и подмигнул.
– Больновато-о-о.
– Извини.
Лю-Цзе повернулся к Лобсангу.
– Обязательно сохрани это в своей памяти! – приказал он. – Воспоминание попытается исчезнуть, но тебя ведь не зря учили. Ты должен заставить себя помнить: ты видел то, чего на самом деле не было, понятно? Помнить, что время куда менее неумолимо, чем думают люди! Если у тебя есть голова на плечах, ты все это запомнишь! Вот он, наш небольшой урок! Видеть значит верить!
– Но как ему это удалось?
– Хороший вопрос. Любой из них способен сохранить себе жизнь в определенной точке, а потом, если его убьют, вернуться в сохраненное состояние, – сказал Лю-Цзе. – Как им это удается?.. Понятия не имею. Настоятель посвятил исследованию этого явления почти целое десятилетие. Вряд ли кто-нибудь лучше его разбирается в этом вопросе. Думаю, это все кванты виноваты. – Он затянулся неизменной вонючей самокруткой. – Видать, до фига подсчетов было, раз в них никто, кроме него, ничего не понял 94.
– И как настоятель? – поинтересовался йети, вставая на ноги и беря на руки пилигримов.
– Зубы режутся.
– А. Перевоплощение. Всегда проблемы, – посочувствовал йети, переходя на бег длинными, пожирающими землю шагами.
– Говорит, хуже зубов ничего нет. То режутся, то выпадают.
– Насколько быстро мы идем? – спросил Лобсанг.
Бег йети напоминал непрерывную серию прыжков с одной ноги на другую, и ноги его были настолько гибкими, что каждое касание земли вызывало лишь слабое раскачивание. Оно почти убаюкивало.
– Думаю, согласно часовому времени, миль тридцать в час или около того, – ответил Лю-Цзе. – Отдохни немного. К утру доберемся до Медной горы. А оттуда уже только под горку.
– Возвращение из мертвых… – пробормотал Лобсанг.
– Если быть точным, он ниоткуда не возвращался, потому что никуда не уходил, – поправил Лю-Цзе. – Я некоторое время изучал их, но… если у тебя нет врожденных способностей, этому их фокусу приходится учиться, и готов ли ты в буквальном смысле дать голову на отсечение, что у тебя все получится с первого же раза? Сложный вопрос. Решиться на это можно только в безнадежном положении. Надеюсь, я в таком не окажусь никогда.
Тик
Сьюзен увидела под собой Ланкр – крохотную впадину со склонами, покрытыми лесами и полями. Этакое гнездо, приткнувшееся к Овцепикам. Затем она нашла взглядом хижину – вовсе не похожую на компостную кучу с завитой штопором печной трубой, какой рисовали ее в «Гримуарных сказках» и других книжках, а совершенно новую, с блестящей соломенной крышей и идеально постриженной лужайкой.
Вокруг крошечного прудика, которому толковый садовник всегда найдет место на участке, стояли декоративные фигурки гномов, мухоморов, розовых кроликов и пучеглазых оленей. Сьюзен заметила одного особенно яркого гнома, который удил… нет… в руках он держал совсем не удочку. Но вряд ли добропорядочная пожилая женщина украсит свой сад такой фигуркой! Или все ж украсит?
Сьюзен была достаточно сообразительной, чтобы обойти хижину сзади, так как знала: ведьмы терпеть не могут парадный вход. Дверь ей открыла полная женщина невысокого роста с румяными щеками и маленькими глазками цвета черной смуродины, которые словно говорили: «Агась, это именно я установила гнома. И скажи спасибо, что он писает только в пруд».
– Госпожа Ягг? Повитуха?
– Она самая, – ответила после некоторой паузы госпожа Ягг.
– Ты меня не знаешь, но… – продолжила Сьюзен, как вдруг заметила, что госпожа Ягг смотрит мимо нее на стоящую у ворот Бинки.
В конце концов, эта женщина была ведьмой.
– А ведь может так статься, что я тебя все ж знаю, – сказала госпожа Ягг. – Кстати, если ты эту лошадку откуда-то увела, то даже представить себе не можешь, в какую беду вляпалась.
– Я одолжила ее на время. Ее хозяин… мой дедушка.
Снова возникла пауза. Поразительно, как взгляд этих маленьких и кажущихся добрыми глазок мог буравить твою душу, проникая до самого дна.
– Что ж, думаю, тебе лучше войти, – сказала госпожа Ягг.
Внутри хижина была такой же чистой и новой, как и снаружи. Все вещи сверкали, а здесь было чему сверкать. Дом был мавзолеем для безвкусных, но с любовью расписанных фарфоровых фигурок, которые занимали все свободные горизонтальные поверхности. Вертикальные поверхности были заняты картинами в рамках. Две выглядевшие обеспокоенными женщины мыли пол и вытирали пыль.
– Я не одна, – произнесла госпожа Ягг строгим тоном, и женщины покинули дом с такой быстротой, что, вероятно, уместнее было бы использовать характеристику «спаслись бегством».
– Мои невестушки, – объяснила госпожа Ягг, усаживаясь в мягкое кресло, которое за долгие годы приобрело форму ее тела. – Всегда рады помочь бедной старушке, которая осталась одна-одинешенька на всем белом свете.
Сьюзен многозначительно посмотрела на картины. Если на них были изображены члены семьи, то госпожа Ягг командовала целой армией.