В тротуаре был предусмотрен потайной слив на тот случай, если задержавшиеся перед витриной люди вдруг пустят слюни.
Винрих и Боттхер, естественно, были иностранцами и, по словам представителей анк-морпоркской Гильдии Кондитеров, ничегошеньки не понимали в особенностях строения вкусовых сосочков местных жителей.
Граждане Анк-Морпорка, заявляла Гильдия, – это основательные, серьезные люди, которым не нравятся конфеты с каким-то там шоколадным ликером и которые совсем не похожи на сю-сю-пу-сю манерных иностранцев, сующих крем куда попало. На самом деле анк-морпоркцы предпочитают конфеты, сделанные в основном из молока, сахара, нутряного сала, копыт, губ, различных выжимок, крысиного помета, штукатурки, мух, колесной мази, опилок, волос, пуха, пауков и толченой какавеллы. Это означало, что в соответствии с пищевыми стандартами таких признанных кондитерских центров, как Борогравия и Щеботан, анк-морпоркский шоколад формально классифицировался как «сыр», и лишь цвет помог ему избежать классификации как «раствор для кафеля».
Сьюзен позволяла себе раз в месяц покупать тут одну коробочку конфет. Ну, из тех, что подешевле. А что? Если б хотела, она легко могла остановиться на первом же слое!
– Тебе входить необязательно, – сказала она, открывая дверь в магазин.
Вдоль прилавка стояли окаменевшие покупатели.
– Пожалуйста, называй меня Мирия.
– Не думаю, что…
– Прошу тебя, – произнесла леди ле Гион кротким голосом. – Имя очень важно для меня.
Сьюзен вдруг на мгновение почувствовала жалость к этому существу.
– Ну хорошо, Мирия. Тебе входить необязательно.
– Я выдержу.
– Но я думала, конфеты для тебя неимоверное искушение? – спросила Сьюзен, твердо решив держать себя в руках.
– Именно так.
Они обе уставились на полки за прилавком.
– Мирия… Мирия… – задумчиво произнесла Сьюзен, выражая вслух только часть своих мыслей. – Это же от эфебского «мириос», что значит «неисчислимые». А ле Гион – весьма неуклюжая переделка слова «легион»… Ну и ну…
– Мы считали, что имя должно давать представление о том, кому оно принадлежит, – пояснила ее светлость. – С числами все куда легче. Извини.
– Что ж, это их основной ассортимент, – сообщила Сьюзен, небрежно махнув рукой в сторону полок. – Но посмотрим, что там у них в задней комнатке… Эй, с тобой все в порядке?
– В порядке, в порядке, – пробормотала леди ле Гион, едва не падая.
– Надеюсь, ты не кинешься вдруг обжираться ими?
– Нет… я… знаю, что такое сила воли. Тело страстно жаждет шоколада, а разум – нет. По крайней мере, так я говорю самой себе. Так и должно быть! Разум должен главенствовать над телом. Иначе зачем он нужен?
– Я тоже часто размышляю об этом, – призналась Сьюзен, открывая следующую дверь. – А, пещера волшебника…
– Волшебника? Здесь используют магию?
– Ты почти угадала.
Увидев столы, леди ле Гион даже прислонилась к дверному косяку, чтобы не упасть.
– О, – прошептала она. – Я чувствую сахар, молоко, масло, ваниль, фундук, миндаль, грецкий орех, изюм, апельсиновую цедру, различные ликеры, цитрусовый пектин, землянику, малину, эссенцию фиалки, ананас, фисташки, апельсины, лаймы, лимоны, кофе, какао…
– Ничего опасного, верно? – хмыкнула Сьюзен, осматривая комнату в поисках самого смертоносного оружия. – В конце концов, какао – всего-навсего горьковатые бобы.
– Да, но… – Леди ле Гион сжала кулаки, закрыла глаза и оскалилась. – …Если все это соединить вместе…
– Так, спокойно-спокойно…
– Воля может победить эмоции, воля может победить инстинкты… – забубнила Аудиторша.
– Ну да, ну да. Жду не дождусь, когда ты дойдешь до воли и шоколада.
– Это труднее всего!
Сьюзен шла мимо чанов и прилавков. Конфеты как будто утратили часть своей привлекательности – лежа здесь, на столах, вот в таком виде. Примерно такая же разница между кучками пигмента и законченной картиной. Сьюзен выбрала шприц, который, судя по конструкции, предназначался для каких-то весьма интимных операций на слонихах, хотя здесь, скорее всего, использовался для нанесения всяческих замысловатых узоров.
А потом она увидела небольшой чан с шоколадным ликером.
Сьюзен окинула взглядом нескончаемые ряды подносов с помадной массой, марципанами и карамелью. О, а вот стол, уставленный мясленичными шоколадными яйцами. Эти яйца не были похожи на те полые бесформенные штуковины, что обычно дарили детям. Нет, эти яйца были кондитерским эквивалентом лучших ювелирных изделий.
Краем глаза она заметила движение. Один из застывших как статуи работников, склонившихся над подносом с «Ореховой Блажью», едва заметно пошевелился.
Время заполняло комнату. Голубоватый свет мерцал в воздухе.
Она повернулась и увидела рядом с собой паривший в воздухе расплывчатый человеческий силуэт. Он был бесцветным, полупрозрачным, как туман, но в голове ее возникли слова:
– Я уже сильнее. Ты – мой якорь, моя связь с этим миром. Можешь представить, как трудно снова найти свою связь среди множества множеств? Отведи же меня к часам…
Сьюзен вернулась в магазин и решительно сунула кулинарный шприц в руки тихо стонущей Мирии.
– Держи крепче. И найди какую-нибудь сумку или еще что – я хочу, чтобы ты взяла как можно больше шоколадных яиц. И крема, и ликеров. Поняла? И помни: у тебя все получится!
О боги, да что ж это такое?! Каким-то образом нужно раскачать эту… женщину.
– Пожалуйста, Мирия. Кстати, какое глупое имя! Ты не множество, ты одна. Поняла? Просто будь… собой. Ты едина… Едина… Вот, кстати, отличное имя.
Вновь нареченная Едина подняла залитое тушью лицо.
– Да, это… хорошее имя…
Сьюзен набрала в руки столько конфет, сколько могла унести, услышала какой-то шорох за спиной, обернулась и увидела Едину, стоявшую по стойке «смирно» и державшую в руках, судя по виду, содержимое целого прилавка в…
…каком-то мешке светло-вишневого цвета.
– О. Прекрасно. Разумное применение оказавшегося под рукой материала, – слабым голосом произнесла Сьюзен. А потом как настоящая учительница добавила: – Надеюсь, ты взяла столько, чтобы хватило всем!
– Ты был первым, – сказал Лю-Цзе. – Ты практически все и придумал. Да уж, в прогрессивном мышлении тебе не откажешь.
– Это было тогда, – ответил Ронни Соак. – Все изменилось.
– Стало не таким, как прежде, – согласился Лю-Цзе.
– Взять, например, Смерть, – продолжал Ронни Соак. – Да, согласен, он производит впечатление. Но черное всем идет. А Смерть… В конце концов, что есть смерть?
– Всего лишь долгий сон, – сказал Лю-Цзе.
– Всего лишь долгий сон, – подтвердил Ронни Соак. – Что же касается остальных… Война? Если война настолько плоха, почему люди так увлечены ею?
– То есть по сути это хобби, – кивнул Лю-Цзе и начал скручивать самокрутку.
– По сути хобби, – согласился Ронни Соак. – Если говорить о Голоде и Чуме… Ну, в общем…
– О них достаточно наговорено, – подсказал Лю-Цзе.
– Вот именно. Конечно, голод – страшная вещь…
– …но только в сельскохозяйственном обществе. Поэтому нужно шагать в ногу со временем. – Лю-Цзе сунул самокрутку в рот.
– Точно, – ответил Ронни. – Шагать в ногу со временем. Боится ли средний городской житель голода?
– Нет, он считает, что еда растет в лавках, – сказал Лю-Цзе.
Происходившее начинало ему нравиться. Он обладал восьмисотлетним опытом манипулирования мыслями своих настоятелей, и почти все эти настоятели были очень умными людьми.
– Сейчас его место занял огонь, вот чего на самом деле боятся горожане, – подлил он чуток масла в несколько иной огонь. – Этот страх возник недавно. Первобытные сельские жители считали огонь благом, помнишь? Он отгонял волков. Ну, сгорит хижина – бревна и земля стоят дешево. Но сейчас человек живет на длинной улице в забитом людьми деревянном доме, и каждый его обитатель готовит пищу…
Ронни наградил его испепеляющим взглядом.
– Огонь? Огонь?! Обычный полубожок! Какой-то мелкий воришка спер у богов огонь и тут же стал бессмертным? Ты называешь это воспитанием и опытом? – Искра соскочила с кончика пальца Ронни и подожгла самокрутку Лю-Цзе. – Что же касается богов…
– Выскочки, все до одного, – быстро произнес Лю-Цзе.
– Правильно! Люди начали им поклоняться, потому что боялись меня. Знаешь об этом?
– Честно говоря, нет, – ответил с невинным видом Лю-Цзе.
Однако боевой настрой уже покинул Ронни.
– Но все это было тогда, – сказал он. – Я уже не тот, что прежде.
– Конечно-конечно, разумеется, – успокаивающе произнес Лю-Цзе. – Но ведь все зависит от того, как посмотреть на вещи. Предположим, некий человек, я имею в виду…
– …Антропоморфическую персонификацию, – подсказал Ронни Соак. – Хотя лично я всегда предпочитал термин «аватар».
Лю-Цзе наморщил лоб.
– Что, приходилось много летать?
– Ты путаешь с авиатором.
– Извини. Предположим, некий аватар – спасибо за подсказку, – опередивший свое время тысячи лет назад, посмотрел бы на современный мир. Хорошенько посмотрел бы. А вдруг он увидел бы, что этот мир снова готов принять его?
Лю-Цзе немного помолчал.
– Мой настоятель, кстати, считает, что ты крут, как поросячьи хвостики, – сказал он, чтобы усилить впечатление.
– Как что? – спросил Ронни с подозрением в голосе.
– Так говорится. Крут, как поросячьи хвостики. Круче только яйца. И в ракушках вся… грудь. Эй-эй, это означает, что ты ну очень велик! – вскинул руки Лю-Цзе. – Настоятель, кстати, перевел на тебя кучу свитков. Он считает, что ты имеешь огромное значение для понимания принципов работы этой вселенной.
– Да, но… Это всего лишь какой-то настоятель. В каком-то далеком монастыре, – произнес Ронни угрюмо и неохотно, как человек, баюкающий свою полную разочарований жизнь, будто любимую мягкую игрушку.
– Он не какой-то, он – настоятель, – возразил Лю-Цзе. – Причем очень башковитый. Его мысли настолько грандиозны, что ему требуется вторая жизнь, чтобы их додумать! Пусть крестьяне боятся голода, но ты, такой как ты, должен поставить своей целью качество! Посмотри на нынешние города. В старые времена они были не более чем кучками глинобитных кирпичей с названиями типа Ур, Ух и Угг. А сегодня в них живут миллионы людей. Города стали сложными, очень сложными. И сам подумай, чего живущие там люди на самом деле,