– Рядом с часами будет много серых! – крикнул он.
– Они там что, пытаются разобраться, почему часы тикают?
– Ха! Да!
– И что ты будешь делать?
– Разобью часы!
– Но так ты уничтожишь всю историю!
– Ну и что?
Он взял ее за руку. Она почувствовала, как какая-то волна пробежала по ее телу.
– Открывать дверь не будем! Нам нельзя останавливаться! Беги прямо к часам!
– Но…
– Не разговаривай. Я должен запомнить!
– Что запомнить?
– Все!
Господин Белый уже поднимал топор, когда вынужден был оглянуться. Но телу нельзя доверять. Оно думает самостоятельно. И в случае удивления предпринимает ряд автоматических действий, не ставя мозг в известность.
К примеру, открывает рот.
– Вот и хорошо, – сказал Лю-Цзе, поднимая руку. – На здоровьице!
Дверь была не более вещественной, чем туман. В мастерской действительно присутствовали Аудиторы, но Сьюзен пробежала сквозь них, словно призрак.
Часы светились, однако, когда она направилась к ним, сразу начали удаляться. Пол разматывался под ее ногами, тянул назад. Часы стремительно мчались в сторону далекого горизонта событий. Одновременно они увеличивались в размерах, становились иллюзорными, словно один и тот же объем часов стремился захватить большее пространство.
Происходили и другие события. Она мигнула, но мгновения тьмы не последовало.
«Ага, – догадалась она, – значит, смотрю я не глазами. Так, что еще? Что со мной случилось? Моя рука… выглядит нормальной, но нормальная ли она в действительности? Я стала больше или меньше? Что?..»
– Ты всегда такая? – раздался голос Лобсанга.
– Какая? Я чувствую твою руку, слышу твой голос, по крайней мере думаю, что слышу. Может, все происходит в моей голове… но я не чувствую, что бегу…
– Такая… аналитическая?
– Конечно. А что я должна думать? «Ах, мои лапки! Ах, мои усики!», да? Так или иначе все это слишком лобово. Слишком метафорически. Органы чувств рассказывают мне сейчас сказки, поскольку не могут справиться с тем, что имеет место в действительности…
– Не отпускай мою руку.
– Все в порядке. Я тебя не отпущу.
– Я велел, чтобы ты не отпускала мою руку, потому что в противном случае твое тело разом станет меньше атома.
– О.
– И не пытайся представить, как все это выглядит со стороны. А вот и часссы-ы-ы-ы…
Рот господина Белого закрылся. Удивление сменилось ужасом, затем настала очередь потрясения и под конец – величайшего блаженства.
Он начал ломаться, словно огромный и сложный пазл, состоявший из мельчайших кусочков, которые начали постепенно осыпаться по краям и исчезать. Последними испарились губы. Некоторое время они висели в воздухе, а потом исчезли.
Недоеденное кофейное зернышко упало на мостовую. Лю-Цзе быстро наклонился и поднял его, потом схватил топор и замахнулся им на оставшихся Аудиторов. Все как один отшатнулись, словно загипнотизированные этим символом власти.
– Кому он теперь принадлежит? – спросил Лю-Цзе. – Ну говорите, кому?
– Мне! Мне, госпоже Кротовой! – закричала женщина в сером.
– Нет, мне, господину Оранжевому! Кротовый, подумать только! Есть ли вообще такой цвет?! – закричал господин Оранжевый.
– Значит ли это, что нам следует обсудить иерархию? – задумчиво произнес один Аудитор из толпы.
– Конечно нет! – Господин Оранжевый аж запрыгал от возбуждения.
– Ну, это вы решайте сами, – сказал Лю-Цзе и подбросил топор высоко в воздух.
Сотни пар глаз следили за его падением.
Господин Оранжевый успел к топору первым, но госпожа Кротовая наступила ему на пальцы. После началась всеобщая неразбериха и, судя по воплям, доносившимся из толпы, настоящее побоище.
Лю-Цзе взял за руку ошеломленную Едину.
– Может, пойдем? – предложил он. – О, не смотри ты на меня так. Давно хотел опробовать один фокус, которому меня научили йети. Правда, было немного больно…
Из толпы донесся истошный крик.
– Демократия в действии, – с довольным видом констатировал Лю-Цзе.
Он поднял взгляд.
Разгоревшийся над миром пожар почти погас. Интересно, кто победил?
Впереди виднелся яркий голубой свет, а за спиной мерцало что-то тусклое, темно-красное. Самое странное, Сьюзен видела и то и другое, не открывая глаз и не поворачивая головы. А вот себя она не видела – ни с открытыми, ни с закрытыми глазами. Лишь слабое пожатие ее… это называлось, кажется, пальцы?.. напоминало ей о том, что сейчас она нечто большее, нежели просто точка зрения.
И чей-то смех совсем рядом.
– Как говорил метельщик, сначала нужно найти учителя, а уж потом ты обретешь Путь, – сообщил голос.
– Ну и? – спросила Сьюзен.
– Вот мой Путь. Путь домой.
А потом раздался звук – очень примитивный и совсем не романтичный. Джейсон любил так играться с линейкой – он клал ее на край парты, а потом поднимал и отпускал ее другой конец. В общем, раздался такой вот звук, и путешествие закончилось.
Впрочем, возможно, оно даже и не начиналось. Сверкающие стеклянные часы стояли прямо перед Сьюзен. Голубое свечение внутри их погасло. Сейчас это были просто часы, абсолютно прозрачные и мирно тикающие.
Сьюзен посмотрела вдоль своей руки, а потом вдоль его руки на Лобсанга. Он отпустил ее ладонь.
– Мы на месте, – сказал он.
– А часы?.. – спросила Сьюзен, вдруг осознав, что глубоко и часто дышит, пытаясь восстановить дыхание.
– Это лишь часть часов, – объяснил Лобсанг. – Другая часть.
– Которая находится вне нашей вселенной?
– Да. У часов много измерений. Не надо бояться.
– В жизни никогда и ничего не боялась, – все еще пытаясь отдышаться, буркнула Сьюзен. – Я не пугаюсь. Скорее начинаю злиться. Вот и сейчас со мной происходит нечто подобное. Ты Лобсанг или Джереми?
– Да.
– Ага, спасибо. Сама нарвалась. Ты Лобсанг и ты Джереми?
– Уже ближе. Всегда будут помнить их обоих. Но я предпочел бы, чтобы ты называла меня Лобсангом. У Лобсанга более приятные воспоминания. Мне никогда не нравилось имя Джереми, даже когда я был Джереми.
– Ты правда они оба?
– Надеюсь, я лучшее, что в них было. Они были такими разными, и оба были мной, родившимся два раза с промежутком в одно мгновение. И оба в одиночку были весьма несчастны. Наводит на мысль: так ли уж не права астрология?
– Не сомневайся, в ней неправоты хватает, – уверила Сьюзен. – И обманов, и выдачи желаемого за действительное, и сознательного введения в заблуждение.
– Ты никогда не сдаешься, да?
– Вроде пока не собираюсь.
– Почему?
– Ну, наверное, по одной простой причине. Когда все вокруг паникуют, должен же найтись хоть кто-то, способный взять себя в руки и вылить мочу из туфли.
Часы тикали. Маятник раскачивался. Но стрелки не двигались.
– Занятно, – кивнул Лобсанг. – Кстати, ты, случайно, не последовательница Пути госпожи Космопилит?
– Я даже не знаю, кто она такая, – ответила Сьюзен.
– Уже отдышалась?
– Да.
– Тогда поворачиваем.
Личное время снова начало отсчет, как вдруг откуда-то сзади донесся чей-то голос:
– Прошу прощения, это, случаем, не ваше?
Появилась стеклянная лестница. Наверху стоял мужчина, одетый точь-в-точь как исторический монах, а также с бритой головой и в сандалиях. Его взгляд говорил о многом. Госпожа Ягг была права, описав его как молодого человека, слишком долго бывшего юношей.
Он держал за шиворот отчаянно отбивавшегося Смерть Крыс.
– Э… Он сам по себе, – сказала Сьюзен, а Лобсанг поклонился.
– Тогда, пожалуйста, заберите его с собой. Мы не можем позволить ему шнырять тут. Привет, сынок.
Лобсанг подошел к нему, и они обнялись – коротко и формально.
– Отец, – сказал, выпрямившись, Лобсанг. – Это Сьюзен. Она очень помогла мне.
– Не сомневаюсь. – Монах улыбнулся Сьюзен. – Она – само олицетворение готовности помочь.
Он поставил Смерть Крыс на пол и легонько подтолкнул вперед.
– О да, я очень надежный человек, – сказала Сьюзен.
– И невероятно саркастический, – добавил монах. – Я – Когд. Спасибо, что к нам присоединились. И помогли нашему сыну найти себя.
Сьюзен переводила взгляд с сына на отца. Слова и жесты были высокопарными и холодными, но она чувствовала, что между ними происходит обмен информацией, в котором она не способна принять участие, и этот процесс куда быстрее речи.
– Разве мы не должны попытаться спасти мир? – спросила она. – Конечно, я никого не хочу торопить…
– Я должен сделать еще кое-что, – ответил Лобсанг. – Встретиться с матерью.
– А у нас есть на это вре… – Сьюзен замолчала, а потом добавила: – Ну, конечно, есть. Все время мира.
– О нет, – возразил Когд. – Гораздо больше. И еще чуть-чуть, чтобы спасти мир.
Появилась Время. Снова создалось впечатление, что неясный силуэт, возникший в воздухе, состоит из миллионов частичек, которые сливаются воедино, заполняя форму в пространстве. Сначала медленно… а потом вдруг появилась она.
Это была молодая женщина, достаточно высокая, темноволосая, одетая в длинное красно-черное платье. Сьюзен показалось по выражению ее лица, что она недавно плакала. Но сейчас Время улыбалась.
Когд взял Сьюзен за руку и вежливо отвел в сторону.
– Им нужно поговорить, – сказал он. – Может, прогуляемся?
Комната исчезла. Превратилась в парк с павлинами, фонтанами и каменной, поросшей мхом скамьей.
Лужайки тянулись до самого леса и выглядели ухоженными, как в поместье, за которым тщательно следили многие сотни лет, и все, что тут произрастало, было нужно и росло в нужном месте. С макушки на макушку деревьев порхали птицы с длинными хвостами, оперение которых своим блеском напоминало россыпь ювелирных украшений. Из глубины леса доносилось пение других птиц.
Прямо на глазах у Сьюзен на край фонтана сел зимородок. Глянув на нее, он снова поднялся в воздух, захлопав крыльями, как крошечными веерами, и улетел прочь.