— У меня дома и паразиты не живут, — высказалась Анна Антоновна, развернулась и ушла в сестринскую.
Я разозлилась на Парамонова: «Паразит — это ты!»
Я просыпаюсь,
Небо давит серой скукой.
Горит, сорвавшись, одинокая звезда.
Ночь растворяется
В тумане близоруком,
Прощаясь с каплями холодного дождя.
Смотрю уныло
Сквозь квадрат окна сырого.
Рисую солнце черной краской по стеклу.
Хочу немного
Счастья тихого, земного.
Прошу любви, судьбу безумно тороплю.
Молчат часы,
Играет время на волынке.
В ладони греется небесная вода.
Я выхожу.
Судьбы неясная картинка
И тень дороги, уводящей в никуда.
В этот момент снова зазвонил телефон. Алексей Семенович.
— Что случилось?
— Потуги, сердце страдает. Нужно, чтобы вы очень быстро пришли.
— Бегу! Где голова?
— Низко.
— Готовь вакуум, зови детскую реанимацию.
Я снова бросилась вверх по ступенькам.
Прибежала в родильный зал.
Женщина лежала в кресле, акушерка Оксана включала вакуум-экстрактор, Леша датчиком пытался уловить редкие удары сердца плода.
Я помыла руки, надела перчатки, перепроверила положение головки ребенка, надела хирургический халат и взялась за чашечку аппарата.
— Оленька, — обратилась я к роженице, предварительно уточнив ее имя, — кого вы рожаете?
— Мальчика.
— Прекрасно, а как назовете, уже решили?
— Егор.
— Замечательно. Так вот, у вашего Егора замедлилось сердцебиение. Вы это слышите сами. Нужно срочно его рожать. Я предлагаю применить специальное устройство. Оно безопасное и никак не навредит вашему сыну. Мне нужно от вас согласие.
— Конечно, спасайте моего малыша!
— Еще нужно сделать вам небольшой надрез.
— Так не стойте, режьте быстрее! — почти прокричала женщина.
Дальше все прошло тривиально: прижатие чашечки к головке плода, создание отрицательного давления, три потягивания в соответствии с естественным механизмом родов.
Появившийся на свет прекрасный мальчик заплакал сразу. Работа была выполнена на высший балл по шкале Вирджинии Апгар.
— Что же, малыш, тебя так беспокоило? Даже обвития нет, — размышляя, сказала я.
— Смотрите, истинный узел, — взволнованно произнесла Оксана.
— Главная помеха нашему спокойствию найдена, — Алексей Семенович стал рассматривать пуповину.
Ребенок чувствовал себя прекрасно, его уложили на живот к маме.
— Мой маленький сынок, здравствуй! Мы так долго тебя с папой ждали. Мы тебя так любим! — Ольга поцеловала мальчика и повернулась к нам. — Спасибо вам огромное! Вы не представляете, что я сейчас чувствую, нет слов описать это, как будто моя душа соединяется с небом. Дай Бог вам всем здоровья и счастья!
Я в такие моменты испытываю не меньшую радость, чем женщины. Акушеры относятся к касте полностью реализованных людей. Не нужно больше никаких свершений, достаточно успешно проведенных родов, дабы сказать этому миру, что ты состоялся и не зря прожил свою жизнь.
«Только не останавливайся! Я хочу родиться!» — крикнул Павел акушеру, и мальчика снова потянуло к жизни восьмью вакуумными атмосферами.
Очередной звонок. Игорь Петрович.
— Ирина Павловна. Спускайтесь в приемный. Пришла беременная, со вчерашнего дня не слышит шевеления плода.
— Как вы ее обследовали?
— КТГ сделал, УЗИ, сердца нет. Отслойки, кстати, тоже нет.
— Сколько ей лет?
— Двадцать семь.
— Беременность первая?
— Да.
— Кошмар. Иду. Леша, ты здесь без меня справишься? — обратилась я к Алексею Семеновичу.
— Конечно, не в первый раз.
— Помнишь, наши лучшие друзья — это профилактика кровотечения и?…
— Хороший наркоз. Зову Любимцева.
— Молодец.
Я отправилась в приемное отделение.
Сегодняшнее утро по драматичности переживаний полностью копировало страдание ближайшего мира за окном.
Сначала неоднозначная беседа в ординаторской, затем сеанс одиночества от Парамонова, тяжелый разговор со Щербаковой, заплаканная девушка в отделении патологии беременности, теперь беременная с мертвым плодом. Сплошная человеческая боль. Как справиться с физической, я знаю четко: поставил укол — и все, а вот что делать с душевной? Что я должна и могу сказать матери, которая потеряла ребенка, если сама ничего подобного не испытывала? Действовать нужно только с позиции доброты и сочувствия, я так это себе представляю.
Кстати, фразу «Я вас понимаю» перестала применять после диалога с женщиной-психологом, у которой произошел выкидыш на большом сроке беременности. Имея цель успокоить человека, в ответ я получила сплошной крик: «Вы меня понимаете? Не смешите! Что вы знаете про потери? Наверное, радуетесь, что это не у вас случилось. Выйдите из моей палаты и не бесите меня!»
Поэтому сейчас я предпочитаю не спешить со словами, а вначале просто побыть рядом с женщиной, которая переживает горе, почувствовать ее.
С ненужными разговорами у меня есть одна ассоциация из жизни. Однажды мы с мужем поехали в зоопарк. Стоял знойный летний день, животные, изнемогая от жары, прятались в тень, старались избегать лишних движений и на удивление… молчали. Мы шли между вольерами в полной тишине, необычной для места обитания животных. И вдруг издалека донеслось дружное блеянье стада овец. Так всегда, неуместная болтовня — главный враг равновесия покоя.
В приемном отделении на стуле спокойно сидела миловидная девушка с нежными чертами лица, ярко-голубыми глазами и в платье такого же цвета, тихо отвечала на вопросы акушерки: место проживания, место работы, где наблюдалась.
Я глянула на часы, стрелки на них сомкнулись на цифре один.
— Добрый день! Я ответственный дежурный врач, меня зовут Ирина Павловна.
— Здравствуйте, — доброжелательно ответила девушка.
Я глянула в заполненную историю родов. Итак, Арина. Ее поведение было настолько кротким, что я решилась задать вопросы.
— Арина, расскажите, пожалуйста, что вас привело в роддом?
— Вчера мы ходили с мужем в ресторан, наверное, я чем-то отравилась… Вечером мне стало плохо, заболел живот, а потом открылась рвота. К полуночи все успокоилось, но я стала меньше ощущать шевеление ребенка. Я его потолкала, вроде бы почувствовала несколько движений, успокоилась и заснула. Проснулась утром около восьми, в девять словила себя на мысли, что снова не слышу малыша. Рассказала об этом мужу, и мы решили ехать в роддом, — спокойным голосом говорило горькое горюшко. — Здесь мне сказали, что мой сын умер.
За спиной раздался легкий шорох. Я обернулась. В проеме двери стоял молодой мужчина и беззвучно плакал.
— Это, к сожалению, так, Арина. И сейчас нужно вызывать роды. Я сделаю все, чтобы они прошли быстро и без боли. Вас переоденут, отведут в предродовую. Вначале вы будете находиться там. Назначения все расписаны, если хотите узнать о чем-то подробнее, спрашивайте.
После недолго молчания девушка задала вопрос:
— Как вы думаете, почему умер мой ребенок?
— Невозможно точно сказать. Ситуация разъяснится после получения результатов вскрытия. Но поверьте, причина будет найдена, как и однозначное объяснение произошедшему.
— А если бы я раньше приехала, его можно было бы спасти? — женщина крепко сжала в руках край платья.
— Не думаю. Только не смейте себя в чем-то винить!
— Я же так готовилась, принимала витамины, сделала нужные прививки, — чуть задрожавшим голосом проговорила Арина.
— К сожалению, прививки от смерти нет, — произнесла я.
А в голову пришла мысль, что время и место смерти изменить, наверное, нельзя.
Про вину я сказала не зря. Несколько раз мне приходилось беседовать с пациентками, потерявшими ребенка. Большинство из них винили в случившемся именно себя: чему-то не придали значение, не вовремя пошли к врачу, не принимали лекарства и так далее, и так далее…
Одна ругала себя за то, что, не услышав вечером шевелений плода, не поехала в больницу. Она предпочла успокоиться, потому что была крайне уставшей после рабочего дня; утром, понятно, ничего уже нельзя было изменить.
— Игорь Петрович, продолжайте оформлять госпитализацию, а к вам, Арина, я подойду позже, когда вы уже будете в отделении.
Я направилась на обход в детскую реанимацию, настоящую гордость роддома. Спасательный круг для акушеров и, конечно, для малышей и их мам. Заведующая Ирина Александровна Быковская — талантливая и настойчивая женщина, сумевшая за несколько лет создать сильнейший коллектив профессионалов, знающих, умеющих, дружных и милосердных. К ним всегда приятно приходить: все подробно расскажут, деток покажут, а потом еще поделятся чем-нибудь интересненьким из новинок медицины.
— Добрый день! Как у вас тут дела?
— Что здороваетесь, виделись ведь уже на родах с вакуумом. Правда, вы куда-то быстро испарились. Короче, неплохо. Детей на искусственной вентиляции легких нет. Надеемся, вы нам работку не подбросите. Если что, лучше зовите пораньше.
— Одни вы меня сегодня радуете. А то в роддоме полная ерунда происходит.
— А что не так?
— Сейчас не до подробностей. Давайте посмотрим на малышей.
По отделению детской реанимации приятно ходить: новое оборудование, новые технологии и неизменно уважительное отношение к чужой жизни. И неважно, что эта жизнь может весить пятьсот граммов, она бесценна. Все дети здесь — Мариночки, Коленьки, Васеньки — самые любимые и обласканные. Врачи о них беспокоятся, как о своих собственных. И непредотвратимая смерть любого из них — трагедия большой семьи, которой стала детская реанимация.
Это нужно видеть, как они работают с тяжелым ребенком — спокойно, уверенно, слаженно. Акушерам такому взаимодействию только поучиться. Мы — слишком громкие!