Очень часто описания, сделанные Пигафеттой, напоминают отрывки из «Тиранта Белого» или других рыцарских романов:
«Однажды королева явилась во всей своей красе. Ее сопровождали три дамы, несшие в руках три ее шляпы. Она была одета в черное с белым и носила большую шелковую вуаль с золотыми полосками, покрывавшую ее голову и плечи. Множество женщин последовали ее примеру, покрыв головы маленькими вуалями и надев поверх них шляпки. Остальная часть их тел была обнажена, за исключением небольшого отрывка ткани, прикрывавшего их интимные части. Их волосы каскадом ниспадали на плечи. Королева, поклонившись алтарю, села на шелковую вышитую подушку, и капитан окропил ее и ее фрейлин розовой водой с мускусом. Этот запах очень им понравился…»{1751}
Позже король и его семья поклялись в верности королю Испании. В свою очередь, европейцы присутствовали на церемонии благословения свиньи, а также на ззубских похоронах.
Магеллан согласился сразиться с жителями близлежащего Мактана, дабы оказать ответную любезность королю Ззубу. Эта авантюра была выгодна только одной стороне и кончилась дурно. Битва на острове Себу, на юге архипелага, состоявшаяся 27 апреля 1521 года, завершилась трагедией. Магеллан бросился в гущу боя, но недооценил его серьезность. Его почти тут же ранили оружием, которое Пигафетта назвал «скимитаром». Он упал, и «в тот же миг все островитяне набросились на него и стали колоть копьями и прочим оружием, у них имевшимся. Так умертвили они наше зерцало, свет наш, утешение наше и верного нашего предводителя»{1752}.
Новым капитаном стал Дуарте Барбоза, кузен Магеллана и тоже португалец. Судя по словам Пигафетты, его избрали на этот пост скорее всего голосованием. Хуан Серрано, старший кормчий, также принимал участие в командовании, но вскоре его оставили на растерзание «христианскому королю», которого Магеллан считал союзником{1753}.
Пигафетта так описывал характер Магеллана:
«В числе других добродетелей он отличался такой стойкостью в величайших превратностях, какой никто никогда не обладал. Он переносил голод лучше, чем все другие, безошибочнее, чем кто бы то ни было в мире, умел разбираться в навигационных картах. И то, что это так и было на самом деле, очевидно для всех, ибо никто другой не владел таким даром и такой вдумчивостью при исследовании того, как должно совершать кругосветное плавание, каковое он почти и совершил…»{1754}
Лас Касас, знавший Магеллана, говорил о нем как о «сильном духом человеке, храбром в мыслях и способном свершать великие дела» – хотя внешне он такого ощущения не вызывал, «будучи невеликого роста»{1755}. Магеллан так и не завершил начатое, однако именно его путешествие привело к кругосветным плаваниям. Его воображение привело его к этому замыслу, а его храбрость помогла ему провести свои корабли через пролив, ныне носящий его имя, в самое большое море в мире.
Посчитав, что теперь они смогут справиться лишь с двумя кораблями, члены экспедиции сожгли «Консепсьон» и на «Виктории» и «Тринидаде» после нескольких любопытных встреч на Филиппинах (что в изложении Пигафетты также стоит отрывков из «Амадиса» или «Тиранта Белого») вернулись в Испанию через Индийский океан. На обратном пути Пигафетту больше всего впечатлил Борнео, поскольку ему и некоторым из его спутников пришлось покидать одну королевскую особу верхом на слонах. Также некоторые члены оставшегося экипажа здесь дезертировали. И впервые за свое путешествие здесь христиане повстречались с исламом, восточная вариация которого не слишком напоминала им о старой Гранаде.
Они также нашли маленькие и приземистые коричные деревья, лимонное дерево и сахарный тростник (который, видимо, был местным растением), за которыми Магеллан охотился с самого начала. Они видели монеты с дырками посередине, слышали истории о жемчуге размером с куриное яйцо, обнаружили китайский фарфор и жевательную смолу. Некоторые из этих товаров они обменяли на бронзу, железные ножи и, в частности, на очки.
Экспедиция добралась до Молуккских островов, Тидоре и Тернате, «где растет гвоздика», и, к своему удовольствию, по словам Пигафетты, обнаружили, что достичь их оказалось не так трудно, как описывали португальцы. Эти Острова Пряностей были захвачены мусульманами пятьдесят лет назад, и 45-летний мусульманский король острова Тидоре (раджа Султан Мансор) быстро согласился стать вассалом короля Испании. Он даже согласился изменить название своего острова на «Кастилию». Эти мусульмане, думали испанцы, куда как сговорчивей, чем средиземноморские.
Несмотря на длительность путешествия, у преемника Магеллана было еще достаточно даров: одеяние из желтого турецкого бархата, а также еще одно из парчи, кресло, обитое красным бархатом, четыре локтя алой ткани, немного желтого дамаста, белый камбейский лен, шапки, стеклянные бусины, ножи и несколько больших зеркал. Дары Востоку делала вся Европа, а не только Испания или Португалия, даже будь этот лен сделан в Индиях. Бусины наверняка были венецианские. Возможно, алая ткань была из английского Котсуолда. Таким образом Нортлич, возможно, сыграл свою роль в этой ранней «глобализации».
Члены экспедиции показали радже, как стрелять из арбалета и фальконета, который был больше аркебузы. Этот монарх был только рад миру с испанцами, поскольку ранее он рассорился с Франсиско Серрано, португальским капитан-генералом и другом Магеллана. Он даже пытался отравить его листьями бетеля.
Экспедиции удалось обменять свои товары на гвоздику: за десять локтей красной ткани хорошего качества они получили бахар (более четырех килограммов) гвоздики. Еще один бахар они получили за 15 топоров – высоко ценимый на Востоке и в Бразилии предмет европейской цивилизации, а также пятнадцать локтей ткани среднего качества, тридцать пять стеклянных чашек, двадцать шесть локтей льна, семнадцать катилов киновари, семьдесят катилов ртути, 125 ножей, пятьдесят пар ножниц и килограмм бронзы!
Когда экспедиция была готова к отплытию, каждый ее член сделал все возможное, чтобы купить как можно больше гвоздики. Некоторые продавали свои рубашки, плащи и верхнюю одежду, чтобы заполучить как можно больше этого волшебного продукта, который, как они знали, будет хорошо продаваться в Европе. Европейцы также наблюдали за тем, как гвоздика росла на высоких густых кустах, а также выяснили, что урожай гвоздики собирают дважды в год. Они видели, как деревца выживали в горах, а не на равнинах. Очевидно, туманы создавали идеальные условия для роста гвоздики. Они также видели деревья мускатного ореха и кустарник, корнями которого был имбирь. Они были в раю, который многие европейцы так долго искали. Острова Пряностей! Они их достигли!
Испанцы также узнали и некоторые тревожные вести: португальский капитан Диего Лопес де Сикерос послал в их направлении флот из шести кораблей, не зная, что Магеллан уже мертв. И вот, на единственном корабле – «Виктории» («Тринидад» вместе с пятьюдесятью тремя членами экспедиции был оставлен на попечении короля Тидоре для починки), – оставшиеся сорок семь человек пытались избежать встречи с португальцами и покинули Тидоре 21 декабря 1521 года.
По пути на запад, в Испанию, экспедиция миновала Яву и Малакку и двинулась напрямик через Индийский океан, чтобы затем повернуть на север, вдоль западного побережья Африки. Эти достижения в общих чертах были описаны итальянцем Пигафеттой. Он ни разу не упоминал Хуана Себастьяна де Элькано, 45-летнего баска из Гетарии, Гипускоа, который стал новым капитан-генералом еще до того, как они достигли Африки{1756}. Вместо этого Пигафетта рассказывал о Китае, о котором экспедиция много слышала, – о том, как там получают мускус, цепляя пиявок на специальных кошек; о том, что китайский император никогда ни с кем не встречается, а если он захочет отправиться куда-то, его сопровождают дамы, одетые так же, как он, дабы сбить с толку возможных убийц. Он также писал, что императорский дворец окружен семью стенами, на каждой из которых – люди с собаками и кнутами. Листая эти записи, мы, опять же, словно бы читаем рыцарский роман. Пигафетта писал, что все эти странные вещи ему рассказал один мусульманин, живший в Пекине.
В итоге «Виктория» достигла мыса Доброй Надежды, «самого опасного мыса в мире», и оттуда некоторые из выживших португальцев на каноэ отправились на север, к Мозамбику. Однако «другие, заботясь больше о своей чести, чем о жизни, решили плыть до Испании, хотя бы это стоило им жизни». Они отправились на северо-запад к островам Кабо-Верде, где они запаслись рисом и водой для последнего рывка до дома. Пока они плыли вдоль африканского побережья, им приходилось выбрасывать мертвецов за борт и, сухо заметил Пигафетта, «когда мы опускали в море их трупы, христиане пошли ко дну с лицами, обращенными вверх, а индейцы[36] – с лицами, обращенными вниз»{1757}. Они также обнаружили, что поскольку они постоянно плыли на запад, они выиграли день – была среда, а не четверг. У них были некоторые сложности с представителями власти, поскольку острова Кабо-Верде принадлежали португальцам, но в итоге они без проблем отправились дальше.
В субботу 6 сентября 1522 года «Виктория» наконец-то достигла Санлукар-де-Баррамеда лишь с восемнадцатью членами экипажа на борту (из 276 отправившихся), большинство из которых были больны. В Санлукар-де-Баррамеда говорили, что Элькано первым делом потребовал по прибытии стакан мансанильи – изысканного местного хереса{1758}. Гордый, пусть и забытый ныне список вернувшихся на «Виктории», можно увидеть в старой ратуше на Пласа-дель-Кабильдо в этом городе.