{268}. Маленький порт Палос на реке Рио-Тинто, к северу от Уэльвы, задолжал Короне службу в два корабля в год, поскольку Диего Родригес Прието из этих краев ограбил несколько португальских кораблей. Было решено, что Палос выплатит этот долг, поставив два корабля на службу Колумбу. Городской совет Палоса и, главное, местные моряки были против – но их утихомирил известный капитан из этого города, Мартин Алонсо Пинсон, который признал, что для города это будет выгодно.
Остальная сумма, необходимая для плавания, была вложена самим Колумбом. Часть он занял у своего флорентийского друга Джуанотто Берарди, который торговал в Севилье различными товарами, в том числе и рабами. Он был компаньоном богатого флорентийца из Лисабона, Бартоломео Маркьонни, который имел интерес во многих предприятиях. Также Берарди, начиная с 1489 года, являлся главным представителем младшей ветви Медичи в Севилье. Вероятно, и другие итальянские купцы сделали свой вклад, как и герцог Мединасели{269}.
Соглашение с Колумбом содержалось в еще одном документе от 30 апреля – «письме о привилегиях», которое подписали монархи, верный Хуан де Колома и еще группа секретарей{270}. Колумба с этого времени называли адмиралом, вице-королем и губернатором, но не генерал-губернатором. Непонятно, было ли это понижением в должности, – но если да, то весьма небольшим. Правда, в очередном документе от 30 апреля, направленном к муниципалитетам Андалузии с просьбой помочь Колумбу запастись вином, мясом, деревом, рыбой и порохом, монархи называли его просто капитаном{271}. Но это было менее формальное письмо. Более важным был факт, что первый документ был нарочно написан как королевское пожалование и, таким образом, мог быть отозван. Он включал пункт, что Колумб может решать все дела, гражданские или уголовные. Он может карать виновных даже смертью, хотя за оскорбление он и сам мог подвергнуться наказанию. Он мог разбирать дела даже в Кастилии, если они касались коммерции на открытых им территориях.
Все эти дарованные Колумбу концессии являлись чрезвычайными, а титулы были особенно любопытны. Нет сомнения, что они были приняты потому, что монархи еще с 1487 года знали, что проситель на меньшее не согласится. Конечно, они затягивали подписание соглашения. Государственные мужи прекрасно понимали, что они дают Колумбу власть, которая противоречила желанию монархов установить свое прямое правление во всех подвластных землях. Вероятно, это противоречие, если такое и было, могло быть объяснено тем, что данная Колумбу власть являлась фикцией. Но титулы вице-короля, губернатора и адмирала – они были настоящими! И какие титулы! Куда выше, чем adelantado – впечатляющий титул, пожалованный недавно Альфонсо Фернандесу де Луго в Тенерифе на Канарах.
Какие земли Колумб рассчитывал завоевать для Испании? Он предполагал найти различные острова, среди них было и Чипангу (Япония) и континент (tierra firme) Катай (то есть Китай). Но в «Capitulaciones» не было ни слова ни об Индиях, ни о Китае – хотя Колумб повезет с собой письма к Великому хану[10], а также переводчика, который знал несколько восточных языков. Возможно, он намеревался найти возле Китая и Японии какие-то земли, которые надеялся захватить без труда? Это неясно. Так же непонятно, что по этому поводу думала Корона.
Очевидно, здесь было множество мотиваций. Экономические цели – это понятно. Монархи понимали, что после завоевания Гранады они быстро начнут терять деньги. Наследные земли Насридов, ставшие главной добычей Изабеллы и Фердинанда после завоевания Гранады, были небольшими и разоренными. Так что глупо было бы пренебрегать вероятностью появления другого источника доходов. Кабреро, Сантанхель, Пиньело и генуэзские банкиры в этом поддерживали короля и королеву.
Второй мотивацией было желание превзойти короля Португалии. В 1490-х это казалось не столь необходимым, чем десятью годами раньше – но тем не менее Изабелла не желала, чтобы Колумб уехал служить другому двору. В XV веке, как и в XX, правители соизмеряли свои имперские аппетиты с репутацией соседей.
Португальцы предполагали, что одной из выгод их собственных экспедиций в Западную Африку будет возможность ударить исламу в тыл. Этот мотив вряд ли играл роль при планировании испанских экспедиций на запад. Колумб всегда утверждал, что одна из его целей – освободить Иерусалим с востока. Но поначалу никаких миссионерских целей не оговаривалось{272}.
Возможно, Фердинад и Изабелла хотели поддержать Колумба из-за нового кастильского чувства уверенности, добавившегося к чувству избранности судьбой. У монархов было желание «отворить запертые врата географии», как драматически писал об этом Лас Касас{273}. Вспомним о прекрасном образовании Изабеллы. Это новое устремление было выражено в то лето прославленным грамматиком Антонио де Небриха, который в предисловии к своей испанской грамматике 18 августа 1492 года писал, вспоминая Рим: «Язык – всегда спутник империи» (siempre la lengua fue companera del imperio){274}. Небриха, которому в то время было около пятидесяти лет, профессор Саламанкского университета, был великим ученым своего времени и находился на пике влиятельности – сила, которой он не стеснялся похваляться.
Но не менее важным объяснением новообретенного энтузиазма монархов относительно Колумба была, вероятно, другая проблема, которая встала перед ними весной 1492 года после победы под Гранадой: жесткий выбор, поставленный перед кастильскими евреями, – либо принять христианство, либо покинуть страну. Решение по этому вопросу было принято где-то в марте, а указы были подготовлены к 31 марта – один для Кастилии, другой для Арагона, хотя до конца апреля они не были оглашены ни евреям, ни кому бы то ни было. Таким образом, время начала новой политики относительно евреев совпало со временем перемены отношения к Колумбу, хотя монархам первое казалось важнее второго. Гонец перехватил Колумба в Пиносе через несколько дней после написания указа о евреях. «Capitulaciones» датируются 17 апреля, четвергом Страстной недели, – а указ, в котором евреям предлагался выбор, был опубликован 29 апреля, в Фомино воскресенье.
Этот указ, составленный инквизитором Торквемадой, предписывал, чтобы «святая евангелическая и католическая вера» была растолкована всем евреям Кастилии и чтобы до конца июля все они были крещены или покинули страну{275}. Если же по недальновидности, как считали монархи, они решат покинуть страну, то им будет позволено взять большую часть движимого имущества – кроме денег, золота, серебра, оружия и лошадей. Те, кто решит принять христианство, будут полностью приняты в кастильское общество. Указ объяснял, что в последнее время в Испании появилось слишком много дурных христиан – эвфемизм для не до конца обратившихся евреев – и что это было следствием постоянного общения с евреями{276}. Петер Мартир говорит, что евреи, будучи в целом богаче христиан, успешно совращали и соблазняли конверсос{277}. Не стоит забывать, что раввины говорили, что насильно обращенные евреи не могут считаться настоящими христианами.
Этот указ нельзя рассматривать в отрыве от организации Святой палаты, инквизиции, в 1480 году. С тех пор около 13 000 человек были признаны виновными в тайном следовании еврейским традициям и, как уже говорилось выше, около 2000 человек в результате погибли. Эти духовные колебания, как думали власти – или как их побуждали думать, – возникали отчасти оттого, что повсюду в Испании встречались евреи с их синагогами, библиотеками и весьма красноречивыми раввинами. Корона попыталась на кортесах в Толедо в 1480 году изолировать евреев политически, – но было очевидно, что они продолжали встречаться, учить, совершать обрезание как у иудеев, так и у конверсос и, возможно, снабжать последних иудейскими молитвенными книгами. Они резали скот согласно иудейской традиции и ели пресный хлеб. Корона считала, что одной из причин, почему некоторые – многие – конверсос сохраняли еврейские обычаи и традиции, было то, что они продолжали общаться с ортодоксальными евреями.
Монархи и их советники, вероятно, считали, что из-за слабости человечества «дьявольские обманы и соблазны» иудеев могут завоевать христианский мир – если не будет устранен «главный источник опасности» – сами евреи{278}. В 1483 году инквизиторы старались изгнать всех евреев, живших в диоцезах Севильи и Кордовы, и действительно, многие бежали оттуда, хотя и остались в Испании. Это привело к тому, что еврейский пригород Севильи Триана опустел и был готов, как можно было бы сказать, принять моряков. Затем было несколько скандальных случаев, когда вскрывался сговор между евреями и конверсос. Однако в некоторых наиболее печально известных случаях, как с Бенито Гарсией и «Святым чадом Ла Гуардиа» в 1490 (закончившимся аутодафе в Авиле в ноябре 1491 года), имеющиеся свидетельства кажутся поддельными{279}.
Целью нового указа 1492 года, насколько это касалось обоих монархов (особенно Фердинанда), было покончить с иудаизмом – но не самими евреями, которых король и королева надеялись обратить в христианство. Разве благочестивый житель Майорки, мистик Раймунд Луллий, живший в XIII веке, не предполагал, что путем убеждения можно освободить иудеев от влияния раввинов, и не предлагал изгонять бунтарей?