Матерью Овандо была Изабелла де Флорес Гутьеррес, особо приближенная фрейлина матери королевы Изабеллы, Изабеллы Португальской. Она была родом из Бросаса, городка на северо-западе Эстремадуры, возле Алькантары, где вырос Овандо и где его дом находился еще в 1502 году.
Фрай Николас был спутником инфанта Хуана. Он был среди тех десяти рыцарей, что всегда находились при нем. Он был также первым из многих эстремадурцев, сыгравших большую роль в испанской части истории Америки{818}.
Овандо был назначен губернатором 3 сентября 1501 года, когда королевский двор все еще находился в Гранаде. Приказ о его назначении стоит подробного рассмотрения{819}. Ему было дано право управления и должность мирового судьи на новых испанских землях, а также право назначать судей ниже рангом, мэров и комендантов{820}. Однако ему не поручали управления той частью материка Южной Америки, где побывали Алонсо де Охеда и Винсенте Яньес де Пинсон.
Овандо было поручено выяснить, есть ли в его новых владениях иностранцы, и если же он их найдет, их должно было отправить в Испанию: Новый Свет нельзя было эксплуатировать всем, на это имела право лишь Кастилия. Конечно, если кто-то из иностранцев достиг Индийских островов с помощью адмирала, то их статус следовало принять во внимание; к тому же, Овандо позволено было брать с собой португальцев{821}. Но ему строго запрещалось брать с собой «мусульман, еретиков и евреев, наказанных за то, что они притворялись, что не являются иудеями (reconcмliados) и конверсо». Хотя он мог взять с собой «чернокожих и других рабов, которые родились от рабов наших христианских подданных»{822}. Хотя один или двое черных африканских рабов могли попасть в Новый Свет и раньше{823} (как мы уже видели, Колумб мог привести некоторых во время своего третьего путешествия), однако это было первое открытое упоминание о рабах в официальном документе.
Некоторые другие соответствующие указы были изданы того же 3 сентября, включая запрет на экспедиции в Новый Свет без королевского разрешения. Любой, кто отправится в подобную экспедицию, будет сурово наказан. С тех пор всегда требовалась лицензия на плавание{824}. Это делалось не только потому, что Корона хотела контролировать портовые сборы, но также было способом контролировать численность населения новой империи. Это было полной противоположностью либеральной политике, начатой в 1495 году. Несомненно, как и в случае многих других законов, количество нелегальных путешествий было существенным. Возможно, подобные законы и были тому причиной. Но подобного порядка продолжали придерживаться{825}.
Инструкции Овандо были уточнены 16 сентября 1500 года, когда был издан еще один королевский документ, подписанный Гаспаром де Грисио, королевским секретарем по имперским делам, ставшим преемником Фердинанда Альвареса де Толедо{826}. Это дало Овандо почти абсолютную власть: никто не должен был разрабатывать золотые прииски или даже искать россыпи без его на то дозволения. Что касалось добычи золота, то половина его (позднее количество было снижено до трети, а потом до пятой части) должна была отходить Короне. Так или иначе, добыча золота поощрялась. Старатели объединялись в группы по десять человек под командованием надежного лидера. Все пожалования от Бобадильи так или иначе отменялись{827}.
В другом приказе для Овандо было следующее:
«Мы желаем, чтобы индейцы были обращены в нашу святую католическую веру, дабы их души были спасены, поскольку это – наилучшее благо, на которое мы можем надеяться, и посему они должны быть осведомлены об особенностях нашей веры. Вы должны проследить за тем, чтобы духовенство просвещало и наставляло их с любовью и без насилия, дабы они могли быть обращены настолько скоро, насколько это возможно».
Овандо должен был заверить выживших вождей в том, что Корона их защитит и что дань Короне они должны платить так же, как и другие ее подданные. Эта дань должна была быть согласована с вождями, чтобы они знали, что с ними не станут дурно обращаться{828}.
Овандо, естественно, должен был провести официальный опрос (residencia) касательно управления Бобадильи и его представителей и отослать их обратно в Испанию на тех же кораблях, на которых он прибыл сам{829}. Новый губернатор должен был получать вдвое больше, чем его предшественник (360 000 мараведи в год вместо 180 000), а также он должен был назначить сотню новых чиновников.
Инструкции были подписаны не только королем, королевой и Грисио, но и архиепископом Гранады Талаверой, который некоторое время был духовником королевы; а также лиценциатом Луисом Сапатой. Сапата был известным интриганом, мадридским конверсо. Он был невысокого роста, отчего его стали называть, намекая на его влиятельность, «El Rey Chiquito» – «королек». Он славился продажностью и скаредностью, и в то же время медоточивостью речей. Он был чиновником, прикрывавшим в Испании всю «арагонскую мафию», которая вскоре успешно осела на Эспаньоле{830}.
Ничто из приготовлений не держалось в секрете. 2 октября 1501 года в Севилье их огласил глашатай, Франсиско де Меса, на ступенях часовни (прославленной «градас») в присутствии различных нотариусов и важных людей города. То же самое было и на Гран-Канарии{831}.
Экспедиция Овандо была организована Диего Гомесом де Сервантесом, коррехидором Кадиса, одним из тех важных королевских чиновников, что стремились усилить власть Короны в муниципальных советах. Химено де Бривиеска, конверсо, помогавший Хуану Родригесу де Фонсеке в общем управлении Индиями, отвечал за расходы в Севилье.
В то время было разрешено еще несколько других экспедиций. Так, Луис де Арриага, идальго из Берланги в Кастилии, который был в экспедиции Колумба в 1493 году и некоторое время служил заместителем губернатора Маргарита, а потом комендантом Ла-Магдалены (где он отразил несколько серьезных нападений индейцев под предводительством вождя, которого испанцы звали Хуатинанго), получил приказ колонизировать Эспаньолу, поселив там крепкие испанские семьи{832}. Следовало основать четыре городка по пятьдесят поселенцев в каждом, в общей сложности – две сотни человек{833}. От них не ждали дохода. Однако им будет дан свободный проезд, и через пять лет они получат в свою собственность землю, которая была им выделена. Стоимость семян, скота и иных вещей они должны были оплатить сами. Им разрешили исследовать и другие берега{834}. Эта экспедиция покинула Севилью в феврале 1502 года, почти в то же время, что и Овандо.
Вечный искатель приключений Алонсо де Охеда также покинул Кадис в начале 1502 года с четырьмя кораблями. Два из этих судов разбилось либо в Байя-Онде, либо в бухте Санта-Крус на Кубе в начале мая. На третьем уплыл на Ямайку Хуан де Вергара, не подчинившийся капитану. Охеда преследовал его, как главный капитан, на каравелле «Ла-Магдалена», но был схвачен своими врагами, которые принесли его, связанного, к Овандо, тогда находившегося в Санто-Доминго{835}. Карибы начинали все больше походить на Эстремадуру докатолических монархов.
Колумб в то время в Испании добивался новой попытки захвата Иерусалима, где, как он думал, будет находиться двор «последнего императора мира»{836}. В конце концов, близился конец света, как предсказывал святой Августин. Колумб вел по этому поводу переписку со своим новым другом – картезианцем, фраем Гаспаром де Горрисио. Он изводил монархов своими постоянными требованиями и письмами: «Я лучше буду источником восторга и услады ваших высочеств, – писал он, – чем осмелюсь вызывать Ваше раздражение и отвращение». Это трогательное письмо было полно сомнительных научных раздумий о последствиях того, что мир представлял собой сферу{837}.
Затем, в январе 1502 года адмирал получил разрешение на «еще одно плавание во имя Святой Троицы», как он писал папе римскому и банку Генуи. 14 марта монархи написали ему крайне дружелюбное письмо из Валенсии-де-ла-Торре:
«Ваше заключение для нас было крайне неприятным, как мы уже сказали и вам, и всем остальным, и как только мы об этом узнали, мы приказали освободить вас. Вы знаете, с какой благосклонностью мы к вам всегда относились, и теперь мы еще больше будем вас почитать и обращаться с вами, как подобает. Все, что мы вам даровали, останется вашим, и ваши наследники будут этим пользоваться так же, как сейчас… молим вас не задерживаться с отбытием»{838}.
Король и королева, очевидно, поняли, что Колумб был отличным первооткрывателем земель, но совершенно бездарным администратором.
В те месяцы корреспондент Колумба, папа Александр, подтвердил свою заинтересованность в действиях своих испанских соотечественников. Так, 16 декабря 1501 года, булла Sinceritas Eximie Devotionis повторила «Привилегии», дарованные в 1493 году. Папа также подтвердил, что подати в Индиях будут получать католические монархи, а не церковь