Beata de Piedrahita, мирянка Третьего ордена доминиканцев. Благодаря Сиснеросу она стала инспектрисой доминиканских монастырей в Кастилии. Колумб, должно быть, казался монархам визионером того же порядка. Король Фердинанд написал Овандо, дабы гарантировать, чтобы Диего Колону-младшему передавалось золото и другой доход, который Колумб должен был бы получать. Ведь Диего в конце концов унаследовал титул адмирала и провел при дворе большую часть своей жизни{1020}.
Колумб умер вовсе не в бедности, как бы он ни жаловался. У него были внушительные владения в Эспаньоле, и он неплохо жил, получая доход от множественных льгот. 26 ноября того же 1506 года Фердинанд написал молодому Диего письмо, вновь заверяя его в своей дружбе{1021}. Вскоре она была подтверждена необычным образом.
Глава 18«Вы должны прислать сотню черных рабов»
Губернатор написал мне, что вы прислали ему семнадцать черных рабов и должны прислать еще больше. Мне кажется, что вы должны прислать сотню черных рабов, и с ними должен отправиться ваш доверенный человек.
Тем временем политические беспорядки в Кастилии развязали Овандо руки на Эспаньоле. В течение краткого царствования короля Филиппа никаких указаний по Индиям не поступало. Губернатор обрел друга в лице Кристобаля де Санта-Клара, которого назначил главным финансовым инспектором колонии после смерти Педро де Вильякорта. Санта-Клара происходил из недавних конверсос – его отец, Давид Виталес, был известным купцом-иудеем из Сарагосы, а кости его матери Клары были захоронены в 1495 году так, как хоронят еретиков{1022}. Но это сомнительное происхождение не помешало ни ему, ни его братьям Бернардо и Педро сделать долгую и успешную карьеру в Индиях. Кристобаль был известен своими сумасбродствами: как-то раз он устроил в Санто-Доминго обед, на котором солонки были наполнены золотой пылью.
При успешном, пусть и суровом правлении Овандо численность испанского населения на Эспаньоле выросла с 300 человек до нескольких тысяч. Это произошло отчасти из-за того, что Корона указом от 2 февраля 1504 года дала понять, что «мы желали и желаем населить и облагородить этот остров христианами». Это, в свою очередь, позволило всем поселенцам беспошлинно ввозить на остров все виды одежды, скот, кобыл, семена, пищу и напитки, необходимые для существования и обработки земли. Из этой концессии были исключены только рабы, лошади, оружие, изделия из золота и серебра{1023}.
Естественным основным источником притока иммигрантов была Андалузия. Вскоре Овандо придется просить, чтобы в данный момент на остров больше никого не присылали, поскольку больше здесь работы нет. Двое procuradores, Диего де Никуэса и Антон Серрано, вернулись в 1507 году в Кастилию, чтобы отговорить от дальнейшей отправки поселенцев. (Procurador как в Кастилии, так и в Новом Свете должен был представлять простых граждан в Совете королевства и заботиться о том, чтобы обсуждаемые вопросы решались к «общему благу».) Никуэса и Серрано также имели поручения от своих знакомых поселенцев добиться от короля разрешения ввозить рабов с соседних островов, таких, например, как Багамы, тогда известные как Лукайские или «бесполезные острова»{1024}. Бесполезными они считались только потому, что там не было золота. Но племена, жившие там, принадлежали к той же расе, что и таино Эспаньолы.
Овандо уже начал организовывать остров, на котором он имел полную власть, словно собственное большое поместье. На пастбищах быстро размножался скот, что стало возможным из-за сокращения индейского населения. Также размножались свиньи и лошади.
Юкка давала весь необходимый маниоковый хлеб. Овандо закупил волов, чтобы помогать туземцам перевозить товары от шахт на корабли, и также озаботился строительством дорог{1025}. Он отправил назад в Испанию некое вещество, которое оказалось каучуком, а также коренья, из которых можно было получать марену. В ответ Корона посылала семена, надеясь, что посадки тутовых деревьев в дальнейшем позволят производить шелк{1026}.
Овандо также считал, что нашел медь близ Пуэрто-Реаля. При нем был некий «трудолюбивый иностранец» (вероятно, итальянец), который вскоре занялся ее разработкой{1027}.
Таино, захваченные во время войн в Игуэе и Харагуа, считались рабами и стали собственностью тех, кто их захватил. Овандо получил королевское одобрение именно такой интерпретации{1028}. Он также убедил Корону, что в будущем они будут получать больше выгоды, если Корона согласится забирать лишь пятую часть дохода от урожая и горной добычи колонии. Эта quinto (пятина) стала постоянной в 1508 году{1029}.
За завоеванием Харагуа на западе последовала новая война на востоке, возле Игуэя – последствие лесного пожара и гибели восьми тамошних испанцев из девяти. Овандо послал карательную экспедицию. Ее снова возглавил севилец Хуан де Эскивель. Двумя его подчиненными были, во-первых, Диего де Эскобар (невольный спаситель Колумба), который прибыл из Консепсьона, и во-вторых, – Хуан Понсе де Леон, незаконнорожденный отпрыск знаменитой севильской семьи, кузен рыжего Родриго, героя Гранадской войны{1030}. Отряды, возглавляемые этими людьми, встретились у Якиагуа, возле Игуэя. Всего их было четыре сотни человек, при них было несколько индейцев – носильщиков и слуг. Сражения с индейцами были, как всегда, неравными из-за превосходства испанского оружия, особенно мечей. Христиане стремились согнать индейцев в стадо, словно скот, а затем перебить их.
Но бывали и поединки. Индейцы иногда бросались в ущелья, чтобы спровоцировать испанцев на такие же прыжки, а некоторые индейские женщины кончали с собой. Котубанарна был взят в плен – последний из туземных касиков. Он был повешен в Санто-Доминго. Большинство пленников были обращены в рабство, и конкистадоры использовали их по своему усмотрению. Пятую часть их отослали в Испанию в качестве рабов Короны{1031}.
После того как Игуэй и восток острова покорились и стали подвластны Кастилии так же, как и запад острова, Овандо занялся основанием городов. Как уже указывалось выше, король был доволен тем, что «христиане, живущие на указанном острове, не должны обитать в изоляции». Овандо был с этим согласен: он знал, что такое рассредоточение под властью Колумба разрушило все надежды на практическое осуществление королевской политики.
Эти новые испанские поселения были построены по большей части возле бывших деревень таино и назывались вильяс (поселки) – в отличие от испанских поселений, которые называли пуэблос. Этими новыми поселениями (основанными заново или построенными на старом месте) были Бонао, Консепсьон-де-ла-Вега и Буэнавентура (все они стали центрами старательства), Пуэрто-де-ла-Плата (в дальнейшем Пуэрто-Плата) – новый порт на северном побережье; Сальвалеон-де-ла-Игуэй и Санта-Крус-де-ла-Анигуайна – восточные штаб-квартиры Понсе де Леона и Эскивеля соответственно; Пуэрто-Реаль неподалеку от колумбова Навидада; Ларес-де-Гуахаба – также на северо-западе; Сан-Хуан-де-ла-Магуана – неподалеку от старой столицы касика Каонабо. Также среди них были Санта-Мария-де-ла-Вера-Плас и Вильянуэва-де-Якимао, оба неподалеку от Харагуа. Наконец, на западе – Сальватьерра-де-ла-Сабана, штаб-квартира заместителя Овандо, Диего Веласкеса де Куэльяра. Асуа-де-Компостела был, конечно, портом, в котором в 1502 году встал на якорь Колумб.
Во всех этих поселениях были поставлены советники, судьи, нотариусы и учреждены гербы, как у старых городов Испании. Два из упомянутых городов, Консепсьон-де-ла-Вега и Буэнавентура, имели по две литейных мастерских. Овандо, как всегда, стремился внедрить пересмотренную версию традиций родного полуострова. Основным элементом превращения мусульманской территории в испанскую было строительство городов, в особенности христианских учреждений на мавританском фундаменте. Овандо, как и прочие конкистадоры, также основывал кастильские города на местах туземных городков или около них, придавая им некую законность существования и ставя на городские должности своих друзей.
Как и в Кастилии, эти города строились по прямоугольной схеме – за исключением центра, где на главной площади должны были стоять губернаторский дом, ратуша, церковь и, возможно, тюрьма. Город должен доминировать над окружающей местностью. Городская знать могла брать в аренду или использовать (но не владеть) участки земли, но все равно они по-прежнему жили со своими семьями в домах близ главной площади{1032}. Города, построенные по такому принципу, вскоре появятся повсюду в Испанской Америке.
Овандо также получил право назначать всех должностных лиц в городах. Это по сути дела сводило на нет заключенные соглашения – например с Алонсо Велесом де Мендоса, согласно которому все поселенцы сами должны были выбирать своих алькальдов и прочих чиновников{1033}.
Тем временем Санто-Доминго все больше стал походить на столицу. Здания города на западном берегу реки Осамы были почти закончены. К 1507 году была построена каменная крепость, Торре-дель-Оменахе. Она была спроектирована итальянским архитектором Хуаном Рабе. Когда в августе 1508 года очередной ураган уничтожил в порту Сант-Доминго половину трансатлантического флота и повредил город, губернатор решил заменить каменными домами прежние деревянные с соломенными крышами: «Для города честь иметь каменные дома», – писал Хуан Москера, нотариус, который был одним из советников. Архитектор побед на восточном побережье острова, Хуан Эскивель, говорил то же самое: «Это дело чести для города»