в 1505 году испанца Хуана Гарсеса и индеанки Консепсьон. Поступив так без разрешения, он был оштрафован Овандо на 100 000 мараведи и отослан назад в Испанию. Но король увиделся с ним, отнесся к нему хорошо и решил, что Родригес будет ценен для колонии. К неудовольствию Овандо, он был снова прислан на Эспаньолу – с конем и даже кобылой, и с указаниями попытаться выработать конституционные правила для индейцев. Позднее Родригес обвинил Овандо, что тот недавно распределил индейцев в свою пользу{1054}.
Куда серьезнее была ссора Овандо с братьями Тапиа из Севильи. Кристобаль де Тапиа, которого поддерживал епископ Фонсека (с которым он был в дальнем родстве), доносил королю из Санто-Доминго, что Овандо не выполняет инструкции из писем, которые его высочество посылал ему, прося распределить индейцев между различными назначенными персонами. Но в то же самое время губернатор весьма благосклонно обращался с собственными эстремадурскими друзьями, среди них были даже «помощники помощников поваров, которые владели множеством индейцев»{1055}. Овандо поставил своего кузена Диего де Касереса комендантом крепости в Санто-Доминго вместо Кристобаля де Тапиа, который к тому же потерял свои земли на западном берегу Осамы.
Правда была в том, что Овандо предпочитал севильцам эстременьо — эстремадурцев, особенно из своих собственных городов Бросаса и Гарробильяса. Он даже назначил неизвестного молодого нотариуса из Медельина, Эрнана Кортеса, своего дальнего родственника, нотариусом нового города Асуа вскоре после того, как тот прибыл на Эспаньолу в октябре 1506 года{1056}.
Обвинения братьев Тапиа поддерживал Мигель Пасамонте, арагонский конверсо из Худеса близ Арисы, который прибыл сюда как королевский казначей в 1508 году и который с тех пор представлял интересы Фонсеки в Индиях{1057}. Он получил власть на Эспаньоле и отвечал за распределение многих индейцев и раздачу торговых привилегий, на чем можно было подзаработать.
Знаком растущего интереса короля к Индиям была его решимость закрепить за собой контроль над назначением епископов в Новом Свете. Это была важная перемена, поскольку он имел над прелатами такую власть, которой не имел никогда и нигде ни один монарх. Но до этого назначения прошло еще три года. К тому времени там планировалось строительство трех монастырей, один из которых, францисканский в Санто-Доминго, был почти уже закончен. Там еще не было каменных церквей, но каменные госпитали уже были построены в Буэнавентуре и Консепсьоне, а также временный госпиталь Святого Николая в Санто-Доминго. Власть церкви была тем, на что все больше полагались монархи в своих попытках контролировать как индейцев, так и поселенцев.
К лету 1508 года Кристобаль де Тапиа решил, что у него достаточно материалов против Овандо, чтобы вернуться в Испанию и предоставить их Фонсеке вместе с требованием снять губернатора. Фонсека предложил, чтобы Франсиско де Тапиа, брат Кристобаля, стал там главнокомандующим. Кристобаль, польщенный, вернулся в Санто-Доминго, чтобы собрать больше материала против губернатора. Даже пошел слух, что он затевает мятеж среди поселенцев. Овандо перехватил письмо королю, которое, как подразумевалось, доказывало это. Он отправил Тапиа в тюрьму и конфисковал его индейцев.
Фонсека приказал Овандо освободить Тапиа. Конхильяс собрался заслушать криминальное письмо и побудил короля великодушно заявить: «Любой, кто желает написать нам, должен иметь полную свободу это сделать, и любые полученные сведения мы рассмотрим, и примем решение, руководствуясь полной истиной; и как только мы узнаем всю истину, мы примем решение»{1058}. Это казалось дуновением свободы в отношении свободы слова со стороны Короны. Но это не было законом.
Король, который с большой пышностью прибыл в 1508 году в Севилью со своей новой женой Жерменой, решил заменить Овандо. В Аревало, что в Кастилии, где в то время постигал науку жизни и рыцарственности юный святой Игнатий, будучи приближенным Хуана Веласкеса де Куэльяра, король 9 августа 1508 года сказал, что он просил Диего Колона, как наследного адмирала после своего отца, отправиться в Индии и жить там как губернатор{1059}. Формальное назначение Диего состоялось 29 октября 1508 года в Севилье. Письмо короля приказывало всем чиновникам Нового Света принести необходимую присягу вышеуказанному Диего и признавать его «моим судьей и правителем этих островов и материка»{1060}. Таким образом, Диего получил подтверждение наследного титула адмирала – но насчет титула вице-короля не говорилось ничего. Он также был назван адмиралом Индий – но не Океана. Ошибка?{1061} Ни в коем случае. Фонсека и Кончильяс таких ошибок не допускали. Власть Диего Колона была существенно урезана.
Объяснением этому назначению может послужить то, что король, несомненно прислушивавшийся к мнению двора, понял по полученным жалобам, что время Овандо кончилось. В конце концов он семь лет был губернатором, начиная с 1501-го. Что до назначения Диего Колона – Фердинанд тепло к нему относился, часто встречаясь с ним при дворе – поначалу когда тот был товарищем покойного инфанта, а потом как член свиты королевы Изабеллы. Фонсека тоже наверняка был доволен этим назначением{1062}.
Но что важнее – Диего Колон недавно женился на Марии Толедо-и-Рохас, племяннице герцога Альба (она была дочерью Фернандо де Толедо, командора Леона). Как правило, все, чего в те дни требовал Альба, король сразу же жаловал ему за помощь в тяжелые времена – помощь, которая действительно могла понадобиться снова.
Фердинанд дал свои наказы Диего Колону 3 мая 1509 года. В тот же самый день он дал Овандо разрешение вернуться в Испанию, о чем проконсул часто просил, – и что, как зачастую бывает в таких случаях, удивило его.
Овандо оставил остров Эспаньола испанским – но запуганным. Вся власть тут находилась в руках губернатора. Никакого альтернативного источника власти не осталось. Но отчасти из-за этого заката туземной власти, что так печалило Колумба, численность туземного населения начала падать. Пока Овандо был у власти, никто особенно о них не заботился, даже если это вскоре и стало главной проблемой поселенцев.
Глава 19«И они ступили на сушу»
Все они путешествовали очень счастливо и в полном удовольствии и ступили на сушу. Они пошли к касикам индейцев и говорили с ними до захода солнца.
24 апреля 1505 года, будучи в Торо, через несколько месяцев после смерти королевы Изабеллы, король Фердинанд согласился назначить старого соратника Колумба, Висенте Ианеса Пинсона из Палоса, коррехидором и капитаном острова Сан-Хуан.
Пуэрто-Рико, как вскоре стали его называть, или Борикен, как его называли индейцы, был ближайшим к Эспаньоле островом, который мог бы стать новой колонией, – если достаточное количество кастильцев проявит к ней интерес и решится туда отправиться. Он имел около 150 миль в длину и 75 в ширину. Как и на Эспаньоле, земля здесь будет поделена между новыми поселенцами, которые решатся там остаться как минимум на пять лет. Ианес должен был построить там крепость, в которой сядет губернатором{1063}. До 1492 года таино с восточного берега Эспаньолы ежедневно ходили на Борикен через глубокий узкий пролив{1064}.
Висенте Ианес посетил остров (высадившись, вероятно, на его южном берегу), построил здесь форт и перевез туда домашний скот. Но более ничего долговременного он не построил. Он даже не смог увидеть центральный горный хребет, который так отличается от прочих карибских пейзажей. Пока никто не выказал желания поселиться здесь – Эспаньола казалась достаточно большой.
Ианес, как и Колумб, был великим мореходом, а не колониальным администратором – хотя он, опять же, как и Колумб, соблазнился землей: для искателя приключений земля всегда привлекательна. И все же была поставлена важная веха: Эспаньола станет центром экспансии.
На Борикене ничего не происходило вплоть до 12 августа 1508 года, когда Хуан Понсе де Леон, приплывший из Игуэя на востоке Эспаньолы, которую помог завоевать и где он сам жил, высадился в прелестном заливе Гуаника на юго-западном побережье Пуэрто-Рико вместе с сорока двумя потенциальными поселенцами и восемью моряками{1065}.
Понсе де Леон, как уже говорилось выше, приходился кузеном Родриго Понсе де Леону, герцогу Аркос – но Понсе де Леоном он был по обеим линиям{1066}. Он сражался с маврами в Гранаде и служил пажом при дворе. Предположительно он ходил добровольцем с Бартоломео Колоном в 1494 году, а также, вероятно, был среди энтузиастов-эмигрантов во время второго плавания Колумба в 1493 году{1067}. Он приходился другом епископу Фонсеке. Он помогал севильцу Эскивелю во время завоевания Игуэя. Поселившись там, он получи энкомьенду и некоторое время зарабатывал продажей хлеба из маниоки проходящим испанским кораблям – вероятно, ведя свое дело в доме, который до сих пор существует и считается принадлежавшим ему{1068}. Сам Понсе де Леон владел (вместе с Альфонсо Самьенто), как минимум, одним кораблем – «Санта-Мария де Регла»