Подъем Испанской империи. Реки золота — страница 86 из 137

черепах и всякую живность{1262}.

Снижение численности индейского населения, конечно же, было замечено, так же, как и на Эспаньоле, но никто, даже Лас Касас, который к тому времени вернулся в Испанию, не мог придумать решения этой проблемы. Разве что завезти еще больше черных рабов. Данную проблему наверняка обсуждали вечерком у Веласкеса в Сантьяго. Фраем Педро де Кордова из Сантьяго были посланы четверо доминиканцев, однако это не принесло особых результатов, несмотря на то, что они проповедовали справедливое отношение к туземцам{1263}. Но беспокойство о будущем работников росло, за любым индейцем, сбежавшим в лес, шли с собаками. Раб был как минимум столь же важен, как и поселенец.

Перед тем как весенние дожди размывали дороги, затрудняя этим передвижение, в Сантьяго проходила ежегодная переплавка золота. В то время в Сантьяго встречались представители (прокурадорес) городов, порой отсюда отсылали главного уполномоченного в Кастилию с докладом королю и за указаниями, что необходимо сделать. Это была не демократия, но скорее некая олигархия – либеральная по отношению к поселенцам.

Одним из вопросов, возможно, поднятых на тертулиас в Сантьяго-де-Куба, был вопрос о том, что находится на западе и северо-западе острова. Здесь в знаниях имелся пробел. Понсе де Леон, завоеватель Пуэрто-Рико, как мы знаем, нашел место, которое он окрестил Ла-Паскуаль-Флорида. На западе он, а ранее Пинсон и Диас де Солис причаливали к многообещающему берегу. Это, конечно же, был Юкатан. Даже Колумб в 1504 году наткнулся на высокоразвитых торговцев майя возле Центральной Америки. Но никто точно не знал, откуда они прибыли.

В 1514 году Веласкес в своем первом после завоевания Кубы докладе написал королю, что он слышал порой, что какие-то индейцы приходили с островов за Кубой, «севернее, в пяти или шести днях на каноэ, и прибывшие рассказывали о других островах». Это был ценный доклад, которому уделили мало внимания. Он предполагал связь между Центральной Америкой и Кубой, которой археологи не заметили{1264}. Веласкес и его друзья, ведя свои вечерние разговоры, конечно же, не могли знать, что это был след месоамериканской цивилизации. Однако они предполагали, что исследование тех мест принесет прибыль. В крайнем случае там наверняка можно будет поживиться рабами, что хоть как-то скомпенсирует сокращение количества рабочих рук. Они даже не представляли, какие богатства ждали их соотечественников в Мексике и Перу.

В Гаване, на Пласа-де-Армас, возле дома генерал-губернатора на северном берегу острова, находится небольшая часовня, воздвигнутая в честь основания города в 1519 году. Картины французского художника XIX века показывают, что Веласкес присутствовал на первой в этом месте мессе Бартоломе де Лас Касаса. Впрочем, вряд ли это правда: скорее всего Гавану не переносили с юга на север вплоть до смерти Веласкеса. И вряд ли Лас Касас был первым, кто служил здесь мессу. Эта путаница демонстрирует количество мифов, окружающих историю Кубы с самого ее начала. Лишь одно мы знаем точно: Колумб не преувеличивал, когда говорил в своем первом плавании об этом острове как о рае земном. Но испанцы XVI века хотели богатства, а не цветов, золотых рек, а не золотящихся полей.

Книга пятаяБальбоа и Педрариас

Глава 24«Они объявили власть над морем»

И на глазах у туземцев они объявили власть над морем и странами, граничащими с ним, от имени Фердинанда и Хуаны.

Рассказ Петера Мартира о том, как Бальбоа увидел Тихий океан, 1513 год

Васко Нуньес де Бальбоа был действительным губернатором первой постоянной континентальной колонии Дарьен. Он опрометчиво отослал домой доклад о своих открытиях. Это было восторженное письмо королю, в котором говорилось о реках золота в трех днях пути от колонии, в которых можно было также найти крупный жемчуг{1265}. В то же время он отправил Хуана де Кеведо и Родриго де Кольменареса как своих представителей на Эспаньолу просить прислать подкрепления и судью. Мартир говорит, что эти прокурадорес были избраны, однако скорее всего Бальбоа назначил их сам{1266}. Он наверняка захотел бы поехать сам – но его последователи выбрали не его. Возможно, потому, что боялись, что он не вернется; возможно, потому, что они нуждались в нем как в предводителе.

Путешествие было трудным, поскольку делегаты потерпели крушение недалеко от Кубы и там повстречались с остатками экспедиции Вальдивии. 20 января 1513 года Бальбоа вновь написал королю. Именно это письмо и привело его к гибели. В письме он многое присочинил, поскольку писал:

«В провинции Дарьен мы обнаружили множество богатых золотых жил. Золота здесь много. Мы нашли двадцать рек, а всего их тридцать, в которых есть золото. Все они берут начало в сьерре в двух лигах от этой виллы. Есть здесь вожди, у которых золота… как маиса, и они его держат в корзинах. Они говорят, что во всех реках в этих сьеррах есть золото, а также большое количество самородков вообще»{1267}.

Это были земли великого касика Дабеибы. Бальбоа попросил тысячу человек, как советовал сын Комогре, «для завоевания большей части этого света»{1268}. Он также попросил предоставить ему корабли.

Это письмо было доставлено королю Себастьяном Окампо, который обошел вокруг Кубы. Но Окампо задержался в Санто-Доминго и умер, как только добрался до Севильи в июне 1514 года. И хотя он передал полномочия своему кузену Алонсо де Нойе (еще один галисиец, судя по фамилии), двое прокурадоров – Хуан де Кеведо, бывший веедор Никуэсы, и Родриго Энрикес де Кольменарес – прибыли в Испанию первыми в мае 1513 года. Когда Фонсека представил их королю, Петер Мартир решил, что «одного взгляда на этих людей достаточно, чтобы понять, сколь вредны для здоровья климат и температура Дарьена, поскольку они пожелтели настолько, что кажется, будто у них не все в порядке с печенью. Также они страдают одышкой. Они говорят, что это из-за всего, что им пришлось пережить»{1269}.

Мартир также писал, что среди привезенных диковин был ананас – единственный перенесший путешествие. Король его отведал. Мартир добавил:

«Есть коренья, которые индейцы называют батат [сладкий картофель]. Растут они сами собой. Когда я впервые увидел это растение, я принял его за миланскую репу или большие грибы. Не важно, как они приготовлены, зажарены или сварены, они не уступают деликатесам, да и вообще любой еде. Шкурка у них прочнее, чем у грибов или репы, и она землистого цвета, тогда как внутри все белое. Если есть их сырыми, на вкус они как каштан, только слаще»{1270}.

Это было первое описание картофеля, блистательная история которого в Европе только начиналась.

Бальбоа послал домой еще одного эмиссара, Мартина де Самудио, чтобы тот всячески расписал его достоинства перед королем. Однако было уже поздно: информация, доставленная Фернандесом де Энсисо и затем прокурадорами, навредила репутации Бальбоа. Если верить историку Овьедо, Самудио пришлось тайно покинуть королевский двор, а Совет королевства даже отдал приказ о его аресте{1271}.

Еще до того, как прибыли прокурадоры, о Дарьене при испанском дворе уже было известно довольно много. Предполагалось, что те немногие колонисты, что выжили, «жили в сплошной анархии, даже не собираясь обращать местных в христианскую веру или разведывать земли…» Однако теперь по Кастилии поползли слухи, что «золото на tierra firme можно ловить на удочку». Мысль о «золотых реках», конечно, опьяняла. Поэтому огромное количество мужчин и некоторые женщины отправились туда «порыбачить»{1272}. Петер Мартир чуть позже писал с иронией:

«Теперь Испании не надо раскапывать землю до самых глубин Ада или строить огромные дороги, или дырявить горы ценой огромного труда и рисковать тысячу раз, чтобы добыть богатства из земли. Она найдет богатства на поверхности, копая не так глубоко… Жемчуг (так же) будут собирать без особого труда»{1273}.

Творческий энтузиазм Бальбоа вышел ему боком. Король и епископ Фонсека окрестили Дарьен Золотой Кастилией, «Castilla del Oro». Они немедленно запланировали новую экспедицию, которую возглавил бы «важный человек».

Сначала король назначил главой предприятия Диего де Авилу, коменданта города Авилы, но затем передумал. Никто так и не понял, почему. Потом, благодаря поддержке Фонсеки, губернатором новой золотой колонии был назначен престарелый солдат Педро Ариас Авила, известный при дворе как «Педрариас». Ему было велено создать долговременное поселение. Не было никакого упоминания о его подчинении Диего Колону – Педрариас должен был править независимо от адмирала в Санто-Доминго.

2 августа 1513 года Педрариасу были выданы его инструкции. Он, как капитан-генерал и губернатор «как на суше, так и на море, должен прибыть на материк, как мы его ранее называли и который ныне называться должен Золотой Кастилией»{1274}. В приказе говорилось, что «на кораблях не должно быть слишком много народу и отправляться нужно через Канарские острова. По дороге пройти через острова каннибалов [Малые Антильские]. Пятая часть [всей добычи] должна отойти Короне, все новые города должны получать свои имена после обсуждения с епископом Кеведо. Местных женщин не похищать, карточные и прочие игры запретить…»