Лили отперла пустой магазин на первом этаже и вошла. Раньше здесь располагалось “Ашеровское старье”, а затем – “Пицжаз”, джазовая пиццерия, которую открыли они с М. Одного вида вывески, притулившейся теперь в углу, и мысли о том, что она позволила Мятному уговорить себя на такое название, было достаточно, чтоб ей опять захотелось попилиться, – этим она коротко увлекалась в пятнадцать лет, но быстро бросила, потому что больно. Магазин занимал весь цокольный этаж четырехэтажного здания на углу Мейсона и Вальехо, где районы Северного пляжа, Китайского квартала и Русского холма встречались ломтями международного торта.
Кабинок и столиков здесь уже не было – как и по-чти всего ресторанного оборудования. Оставались только дубовая барная стойка да громадная кирпичная дровяная печь для пиццы. Еще была кладовая с лестницей, ведшей в прежнюю квартиру Чарли Ашера (теперь жилье Джейн и Кэсси), но сейчас в ней стояли толь-ко громадный холодильный шкаф да несколько барных табуретов и стульев, а не полки с собранием разных безделушек, какие наполняли все помещение, когда это была лавка Чарли.
Лили вытащила несколько табуретов в бар и села ждать в рассеянном дневном свете из окон, заклеенных бумагой. Дико это будет, но она поймала себя на том, что мысль вновь увидеть Чарли ее возбуждает, пусть даже он сейчас – какое-то мелкое существо из жалкой падали.
Вскоре снаружи нарисовался силуэт женщины, очевидно, с головой в форме полумесяца, и Лили поспешила к двери впустить ее. Ой да – это будет дико.
На тротуаре стояла Одри в тренировочных штанах для йоги, свитере и кроссовках, а в руках она держала кошачью переноску в форме куонсетского сборного ангара[30]. Сшили ее из плотного нейлона и украсили синими и оранжевыми завитками; прочная сетка по обе стороны была наполовину опущена.
– Здрасьте, – сказала Лили, делая шаг вбок, чтобы Одри могла пройти. Они встречались однажды во время той бучи год назад, вот только постмодернистская прическа тогда была у Лили. – Где Ашер?
Одри приподняла кошачью переноску.
– Ну так вываливай мелкого ебучку наружу, – сказала Лили. – Давай-ка на него поглядим. – Чарли описывал ей по телефону свое новое тело, но она желала удостовериться самолично.
– Привет, Лили, – раздался голос из багажа.
– Ашер! – Лили нагнулась и попробовала заглянуть в переноску, но ничего не разглядела, помимо чего-то темного, в чем отраженным светом горели две точки – наверное, глаза.
Одри отвернула переноску от Лили.
– Он бы предпочел, чтоб ты его таким не видела.
– Ох черт, да нет же, – сказала Лили. – Я согласилась с вами встретиться тут, где у меня и началось все мое ПТСР[31], – значит, и на маленькое чудовище мне надо поглядеть.
И Лили вновь сощурилась в кошачью переноску, пытаясь что-то в ней увидеть. Одри опять развернула ее тылом.
Изнутри раздался голос Чарли:
– Одри, если ты и дальше этой фигней будешь вот так болтать, меня стошнит.
– Прошу тебя, – обратилась Одри к Лили. – Он очень чувствителен к своему внешнему виду.
Одри поставила переноску на барную стойку и села на высокий табурет. Лили тоже села и вгляделась в мелкоячеистую сетку, стараясь хоть что-то распознать внутри. По-прежнему – лишь две точки света.
– Ашер, это правда ты?
– Теперь да.
– У меня такое чувство, что я беседую с крохотным священником в крохотной исповедальне. Но ты услышишь только мои крохотные грешки. – Она напустила на себя вид “склоненная-голова-глубокого-покаяния”, что было ей внове, поэтому держалась она не очень уверенно. – Благослови меня, отче, ибо я согрешила: однажды выпила все молоко, а пустой пакет поставила в холодильник. Я рисовала лобковые волосы своим Барби и раскладывала их на троих с Черепашками-ниндзя. Иногда мне хочется, чтоб у херов был привкус мяты. С чего я об этом подумала, не скажу. Я никогда не желала тебе смерти, Ашер, но пока тут работала, иногда мне хотелось, чтоб ты упал с лестницы и приземлился в торт. Не знаю, откуда здесь торт берется, это просто фантазия.
– Не думаю, что все это – грехи, – проговорил Чарли.
– Что ты в этом понимаешь? Ты ж не священник.
– Хотя на нем и впрямь очень красивый халат волхва, – вставила Одри.
Лили одарила Одри тем, что она считала своим испепеляющим взглядом: молчание, червь!
– А давайте я сбегаю возьму нам чего-нибудь выпить? – предложила Одри. – А вы пока новостями поделитесь.
– Обезжиренный латте, пожалста, – сказала Лили, сверкнув ей улыбкой “я-красотка-поэтому-всю-мою-предыдущую-стервозность-нужно-простить”. – Вот, я угощаю. – Она вынула из сумочки купюру и протянула ее Одри. После многих лет монашества, когда каждый день на еду нужно было просить подаяние, та приняла деньги, не сопротивляясь.
– Тебе я возьму обычного, Чарли, – произнесла Одри и выскочила на улицу.
Как только дверь за нею закрылась, Лили произнесла:
– Ашер, ебучка! – и шлепнула по куполу кошачьей переноски. Купол выдержал и выгнулся обратно.
– Ай! – вымолвил Чарли. – Эй!
– Как ты мог со мной так поступить? Ебучка ты! Ебучка! – Лили уже плакала так, словно припасала слезы до того мига, когда Одри больше не будет с ними в одном помещении, – их она, в общем, и припасала. – Я думала, ты умер! Ты заставил меня думать, что умер! Ебучка ты!
– Хватит долдонить одно и то же, – произнес Чарли. – Извини меня.
Она опять шлепнула по куполу переноски.
– Ай!
– Я бы с тобой так нипочем не поступила, Ашер, ебучка. Никогда! Как ты мог вообще? Я же думала, мы друзья, – ну, не друзья, но что-то. А ты ебучка!
– Я же тут. Хватит реветь.
– Я реву, потому что ты тут, ебучка. Я перестала реветь, потому что тут тебя давно не было.
– Я думал, так будет легче, – я же не мог и дальше заправлять лавкой, быть папой для Софи, оставаться Чарли Ашером в таком виде. Я считал, что так проще. Я уродец.
– Ты всегда был уродцем, Ашер. Это твое лучшее свойство.
– Вот и неправда, я всегда к тебе хорошо относился – по крайней мере, когда ты не была упрямой и капризной.
– А это, типа, никогда.
– Ты именно за этим позвонила в буддистский центр и шантажом выманила меня на эту встречу? Из-за того, что злишься?
– Да, я злюсь, но не поэтому. М мне сказал, что у тебя неприятности, вот я и решила, что могу, наверное, помочь.
– Мне жаль, что у вас с Мятником Свежем не срослось.
От звука полного имени М Лили повело.
– А что я могла? Вы, парни, со всей этой вашей смертеторговлей… И он так много знает, а я не знаю ничего, и он мне всегда всякое давал, и прощал меня за то, что я такая сучка, и вел себя так, словно уважает мое мнение.
– Может, он и впрямь уважает твое мнение.
– Вот и я о том же. А как с таким выиграть отношения?
– Мне кажется, выигрывать отношения незачем, Лили.
– Тебе почем знать? Ты прячешься в кошачьем лотке.
– Это не лоток.
Из подсобки донесся какой-то шум, на площадке второго этажа открылась дверь, затем – шаги вниз по лестнице.
– Вот голоса. Здравьте, – произнесла миссис Корьева. Дородная русская бабуля спустилась по задней лестнице, за нею следом – Софи Ашер. Темные волосы девочки были собраны в хвостики с заколками, похожими на мармеладных мишек, а сама она вся была обряжена в слои пастели, что прекрасно смотрелись бы на ириске или мороженом. Подошвы розовых кроссовок вспыхивали при каждом шаге.
Лили высунулась над баром подальше, чтобы ее заметили.
– Эй.
– Лили! – Софи вбежала бочком в заброшенный ресторан и прыгнула в объятия Лили. – Мы скучаем по тебе и твоей пицце.
– Я по вам тоже скучаю, детеныш.
– Лили, а гавы потерялись. Мы объявления вешать идем.
Софи подбежала обратно к миссис Корьевой, и та протянула ей отпечатанный листок из пачки, которую несла. Софи шлепнула листком о стойку перед Лили, после чего забралась на барный табурет рядом.
– Видишь? – сказала она. – Будет награда.
Миссис Корьева вынула из хозяйственной сумки – мебельный степлер и подержала на весу.
– Вот награда мистеру Чин у мясника, если опять – кинет Владлене палку, а не курицу. Вот скрепец от плаката про собак прямо ему в лобец.
– Лоб, – поправила Софи казацкую матрону.
– Тебе видней, – произнесла миссис Корьева.
– Так вы и за покупками заодно, – сказала Лили. – Многозадачность.
– В Китайском квартале лучшие ‘вощи, даже для белых бесов, – ответила Софи лишь с минимальнейшим кантонским выговором – плодом закупочного образования миссис Лин. – Тетя Джейн раньше брала меня с собой в “Цельную пищу”[32] по выходным, а теперь говорит, что слишком напринималась витамина Икс, чтоб никого там не убить, поэтому теперь ‘вощи мы берем в Китайском квартале.
– Ну-ка поглядим. – Лили подтянула к себе плакатик. Наверху у него был отпечатан черно-белый порт-рет Софи – возможно, годом-двумя младше, с адскими псами. Софи сидела в ванне, голова – над морем пены, увенчана шампунными рожками. Элвин и Мохаммед расположились по бокам от ванны на львиных лапах, словно стражи пузырчатой гробницы, отчего в сравнении смотрелись совершенно нереально – как, в общем, и выглядели в реальной жизни.
– Мы мне глаза вот этим квадратиком зачернили для охраны личных данных, – пояснила Софи.
– Хорошая мысль, – сказала Лили. – А других их снимков у вас не было?
– Не-а, – ответила Софи.
Объявление гласило:
ПОТЕРЯЛИСЬ
2 ирландских адских пса.
Очень черные, как медведь.
Громадины, как медведь.
Отзываются на Элвина и Мохаммеда.
Любят кушать всё. Как медведь!
НАГРАДА!
– Это вы писали, миссис Корьева? – спросила Лили.
– Я двух медведей вставила и про Ирландию, – сказала Софи. – Папуля говорил, никто не поверит, если их звать просто адскими псами, а вот если скажешь, что это