– Я ехал на семидесяти, когда они на нас кинулись, – произнес водитель.
Трасса 80 – главная автострада через весь север США, но сегодня движение по ней было редким, и они достаточно далеко съехали с дороги – никто вообще не станет их искать и даже не заметит, что́ тут происходит.
Водитель уже готов был предложить дойти до трассы пешком, чтоб остановить кого-нибудь и попросить подмоги, когда там с бетона съехала кремово-желтая сухопутная яхта – обтекаемый “бьюик-роудмастер” 1950 года с белым верхом, козырьком от солнца и зачерненными окнами. Красотка эта подплыла прямо к ним и замедлилась сразу за дохлой “субару”. Громадные псы бросили свои занятия и вскочили, уши у них встали торчком, загривки ощетинились. Они зарычали в унисон, как хоровые бульдозеры.
Окно с пассажирской стороны зажужжало вниз, из него высунулся черный мужик в желтом костюме и хомбурге и, не останавливаясь, обратился к байдарочникам:
– У вас туточки всё ничего?
Оба кивнули, а водитель показал на оперу разрушения, что разыгрывалась перед ними, как бы говоря: “Ну что это за херня, а?”
– Гавы эти нехреновые, – произнес желтый фрукт. – Я от вас их в два счета отвлеку.
И с этими словами из спаренного выхлопа “бьюика” вырвались громадные тучи, и автомобиль как бы присел, словно леопард, перед тем как рвануть прочь с площадки. Адские псы выронили из пастей жевомое и кинулись следом – и, пока набирали скорость, когти их выгрызали борозды в асфальте, а затем стаккато лая стихло вдали, словно стрекот пулеметов в далекой воздушной драке. Не прошло и минуты, как они скрылись из виду.
– У меня бумажник с собой, – произнес хозяин “субару”, ощущая, что адреналина покамест с него до-воль-но. – Предлагаю поймать попутку обратно до Рино. Снимем номер.
– Видеопокер, – согласился второй. – И выпивка, – добавил он. – С зонтиками.
В предыдущем воплощении его разорвали шакалы – черные шакалы, – поэтому в общем и целом у фрукта в желтом развилось здоровое отвращение к обществу псовых. Именно поэтому он и уводил их прочь от Сан-Франциско.
– Вам сзади там удобно, дамочки? – поинтересовался он, разгоняя “роудмастер” прочь с площадки и вновь на Трассу 80. Здоровенные восемь цилиндров зарокотали, и четыре хромированных порта по каждой стороне капота моргнули, как бы проснувшись после дремы, и распахнулись всасывать побольше воздуху в двигатель инфернального сгорания. Хвост “бьюика” нырнул, а ухмыляющаяся хромированная пасть радиатора глотнула воздуха пустыни, как китовая акула втягивает в себя криль. Далеко внизу, в глубине под заскорузлыми напластованиями, давно покойные динозавры возрыдали по жидким останкам своих собратьев, потребляемым этим кремово-желтушным левиафаном.
– Это они были? – донесся женский голос из багаж-ника за кроваво-красным кожаным задним сиденьем.
– Судя по голосу, да. – Другой женский голос.
– Можете глянуть там одним глазком, нужно знать наверняка, – сказал мужик в желтом. – Багажник не заперт.
– Быстрее поезжай давай, – произнес третий голос.
– Они вроде близко, – сказала первая. – Они близко?
– Нас не догонят, – ответил желтый фрукт. – Нехреновые это гавы.
– Терпеть этих штукенций не могу. Такие тявкучие, – сказал второй голос.
– Такие кусучие, – подтвердил еще один.
– Ну, они вас любят, – сказал желтый фрукт. – По-тому-то вы и едете.
– А железку они могут прокусить? Потому что, кажется, я не готова к наверхам?
– Не, только не на свет. Рано еще.
– Маха, а помнишь тот раз, когда они тебя чуть на куски не разорвали?
– Я чутка приторможу, дамы, чтоб они не отстали.
Из-за спинки сиденья вырвался слаженный хор “Нет!” и “Ох, блядь, нет!”.
Адские псы услышали голоса всего в нескольких ярдах перед их носами, ответили на них свирепым воем и наддали ходу. “Бьюик” дернулся от удара, что-то врезалось ему в зад, разрывая металл, затем еще. Дамы в темноте заверещали. Водитель глянул в боковое зеркальце и, обнаружив, что его целиком заполняет разозленная собачья морда, вогнал акселератор в пол, потому как хоть “гавы эти и нехреновые”, ему не особенно улыбалось ошибиться во мнении и превратиться в желтенькие кляксы среди адских собачьих каках, разбросанных по всей невадской пустыне.
– Хочу добраться до Соленого озера, пока они не поняли, что произошло, – сказал водитель.
– А что в Соленом озере? – поинтересовался голос из багажника.
– Там у них портал, про который эти эбанаматы не знают.
– В Преисподнюю? Мы только что из Преисподней.
Желтый фрукт хмыкнул.
– Отдыхайте, дамы. Мы спихнем этих гав в Соленое озеро, они больше не полезут в мои дела в Сан-Франциско. Я вас в чуть менее передвижную тьму верну, не успеете глазом моргнуть, а там потом и освежитесь.
– А с ребенком что? – осведомился один голос.
– По этому мосту перейдем, когда до него доберемся, – ответил желтый фрукт.
– Она хуже псов.
– Немайн!
– Ну ведь хуже.
– Знаешь, а ведь тут не так уж плохо, – вымолвила Бабд, меняя тему.
– Места много. И не сыро.
– И тепло.
– А хотите, – произнес водитель, – так можете там и остаться, когда в город вернемся. Я вам туточки шторки повешу, подушечек накидаю, чего не.
И он сам себе улыбнулся. За многие века, из многих перерождений он вынес одну вечную истину: стервушечки обожают подушечки.
Они всё неслись дальше и после двух неудачных цапов уже старались не подпускать Элвина и Мохаммеда так близко; издали адские псы словно бы смахивали на чрезвычайно оживленные тучки черного дыма, вырывающиеся из выхлопных труб. Тварями они были пламени и силы – и преследовали желтый “бьюик” с кремово-белым верхом через всю пустыню. Как множество сверхъестественных существ, они при движении то и дело возникали в видимом спектре и исчезали из него, поэтому когда патрульный дорожной полиции где-то под Элко, Невада, оторвал взгляд от показаний своего радара, то поначалу вынужден был проморгаться, после чего его подмывало радировать дальше по трассе своему коллеге: “Эй, ты заметил двух черных собак ростом с пони, которые на скорости семьдесят гнались за гигантским ломтем торта с лимонным безе?” Но все-таки он решил: “Нет, такое, наверное, лучше держать при себе”.
Примерно в то же время в пяти сотнях миль к западу, в Миссионерском районе Сан-Франциско, буддистская монахиня и волхв-крокодильчик прорабатывали убийство – в мельчайших подробностях.
– А убийство ли это, – сказала Одри, – если он все равно намерен прыгнуть?
– Вполне уверен, что да, – ответил Чарли. – Мне – кажется, Будда говорил, что никогда не следует – наносить вред никакому человеку – или через бездействие – позволять человеку как-то пострадать. Если мы знаем, что он собирается прыгать, и не остановим его – думаю, тем самым мы пойдем поперек какой-то там сутры.
– Во-первых, это не сутра, а Первый закон робототехники Азимова из книжки “Я, робот”, а во-вторых, мы не просто позволим ему причинить себе вред – мы стараемся заставить его это сделать по расписанию.
– Я не знал, что Айзек Азимов был буддист, – произнес Чарли. – Буддистские роботы. Ха!
– Он и не был. Но с роботами почти угадал. В смысле – ты… – Она хотела сказать “…как раз и есть буддистский робот”, но вместо этого произнесла: – …же помнишь то терракотовое воинство, которое нашли в Китае? Их захоронили во втором веке до нашей эры. Вот они как раз и должны были стать буддистскими роботами. Император Цинь Шихуанди намеревался заставить жреца выполнить обряд пховы насильственного переноса, который я применяла к Беличьему Народцу, чтобы души солдат вселились в терракотовые статуи, и тем – самым у него бы возникла непобедимая армия. Могло б и получиться, если б их слепили из мяса.
– Ты же говорила, что буддизм проник в Китай лишь в пятом веке. – В буддизме Чарли всегда было трудновато разбираться.
– Он там всегда был, только его не называли буддизмом. Будда же был тем парнем, который указал кое на какие вполне очевидные вещи, потому мы и – называем это “буддизмом”. Иначе нам бы пришлось называть это чем ни попадя.
– Иногда мне кажется, что ты просто сочиняешь буддизм на ходу.
– Именно. – Одри ухмыльнулась. Чарли ухмыльнулся в ответ, и Одри содрогнулась. Она не станет скучать по всем этим скалящимся зубам. Тело ему она собирала из кусков под давлением обстоятельств, но доведись ей снова мастерить себе идеального мужчину, она б уж точно обошлась без стольких зубов.
– Может, этот тип Салливэн у кого-нибудь в ежедневнике, – произнес Чарли. – Если Мятник сумеет отыскать его имя у какого-нибудь Торговца Смертью, мы – будем знать, что кончина его неизбежна. В каком-то смысле мы его спасем – ну, или тело его хотя бы. Верно?
– Он все равно должен предложить свое тело как сосуд для твоей души. И добровольно – иначе обряд чод не подействует. Да как бы там ни было, я не уверена, что он сработает, Чарли. Я никогда таким не занималась. Не знаю, кто-нибудь вообще такое делал или нет.
– Ну, Лили у него спросит. Если он согласится, можно будет двигаться дальше.
– А ты б сам поверил Лили, скажи она тебе, что ей нужно твое разрешение на то, чтобы переместить в твое тело новую душу, а для этого тебе придется в определенное время прыгнуть с моста?
– Поверил бы. Лили очень надежная. Она у меня шесть лет проработала и ни разу ничего не украла. Кроме “Большущей-пребольшущей книги Смерти”. – Чарли почесал себе под длинной нижней челюстью, жалея, что у него нет бороды – даже подбородка нет, чтоб его задумчиво погладить. – Ладно, от этого и пошли все неурядицы, но в остальном… Да, верно заметила. Но он ей сказал, что его в это втянуло привидение, и Лили ему поверила, поэтому он теперь перед ней как бы в долгу.
– Правда? – Она вздела вопросительную бровь.
– Ты права – нам нужно с ним потолковать.
– Чарли, ты же знаешь, я тебя обожаю, но все равно не уверена, что тончайшая суть твоего существа воссияет постороннему человеку при первой же встрече, а мы