– Да, но это уже давно было. Вы что, время не так, как мы, воспринимаете?
– Похоже, я тут очень не сразу разобрался, как до вас достучаться. Пытался спрашивать людей на мосту, рискнул даже явиться одному моему прежнему сослуживцу. Никак. Нет во мне того, что есть у Консепсьон и прочих, когда они мне являлись.
– Так, может, все дело в вас, – сказала Лили. – А не в них.
– Правда?
– Вы разговариваете со мной из-за гробовой доски, пусть и не буквально. За последние семьдесят пять лет на этом мосту побывало много народу, однако выбрала она вас.
– Ой, ну да. Так как поживает ваш друг с моим телом?
– Похоже, ему вполне удобно. Он им монашку приходует.
– Ох ты ж!
– Не, все в порядке. Она в такое врубается. Вы ее знаете.
– О – Одри?
– Да. Так каково оно – быть мертвым? – Лили вдруг осознала, что все консультанты в комнате на нее смотрят, что обычно ее никак не тревожило. Шалфей записывала на липучке время – несомненно, чтобы найти потом этот разговор в записях и нажаловаться на Лили. – Секундочку, Майк. – На миг она и забыла, что все звонки у них записываются.
Она нажала на кнопку отключения звука и повернулась к Шалфей.
– Этот парень считает себя привидением, – пояснила она. – Мне просто нужно поддержать его в этом заблуждении, пока не придумаю, как его оттуда снять. Хочешь сама с ним поговорить? Я могу поставить его на ожидание, наверное.
– Нет-нет. Давай сама, – ответила Шалфей. – Извини.
– Я вернулась, Майк. У вас все норм? Тут одна моя соконсультантка отмечала время записи для протокола.
– Записи? Это же не очень хорошо. Правда?
– Мне просто нужно снять вас с этого моста в целости и сохранности, Майк, – произнесла Лили громче необходимого.
– Ну, я просто позвонил сказать вам, что у меня все в порядке – и даже лучше. Я… ну, я только один я, с кем вы встречались, я – много народу. И тут есть другие. Их тысячи.
– Майк, как кризисный консультант с соответствующей подготовкой я не квалифицирована и не авторизована ставить вам диагноз, но если бы кто-то не такой заземленный, как вы, сказал бы, что… что он – это “много народу”, мне бы пришлось порекомендовать ему записаться на психологическую консультацию.
– А я разве не это делаю?
– При жизни у вас не было друзей, Майк, и это, в общем, не тайна.
– О, мы под запись. Точно. Мне нужно знать, вы, ребята, уже нашли Вора Духов или нет. Консепсьон говорит, нам бы надо побыстрей.
– Пока нет, Майк. Мы еще пытаемся прикинуть.
– А, тогда ладно. Спасибо. Валяйте дальше. Наверное, сегодня я прыгать не стану, Лили. Вы изменили мой взгляд на жизнь. И я прямо сейчас пойду брать психологическую консультацию. – Возможно, вруна хуже него раньше она и не слышала.
– Постойте, Майк…
Но он отсоединился. Лили глянула через плечо проверить, по-прежнему ли Шалфей подслушивает, но предательница в грузчицких штанах и с колтуном на голове уже направлялась в кабинет директора.
– В общем, она совершенно бесполезна, – произнес Чарли, входя в квартиру.
Софи обогнала его при входе – воя при этом, как крохотная пожарная машина, – пронеслась насквозь через большую комнату, где сидели Джейн и Кэсси, и скрылась у себя. Дверь за собой она захлопнула.
Джейн выпрямилась с винным бокалом в руке.
– Внезапно мне намного лучше насчет моих родительских способностей.
Софи открыла дверь и высунула голову.
– Ты мне больше нравился, когда был мертвый! – крикнула она Чарли. И опять хлопнула дверью.
– Ну как, хороший первый день? – осведомилась Кэсси.
Чарли плюхнулся на тахту рядом с сестрой.
– Она не способна даже прикончить крысу, которая уже в сток сливается. Вообще-то мне кажется, та даже взбодрилась. Софи в нее все тычет и тычет – “Киска! – Киска! Киска!”, – а ничего не происходит. По другой стороне улицы шла пара, так они мне даже сочувственно покивали, поскольку решили, что Софи заторможенная.
– Нельзя говорить “заторможенная”, – произнесла Кэсси. – Это недоброе слово. Хотя Джейн всегда его употребляет.
– Это из-за того, что у нее час уходит пропылесосить гостиную, а не в развитии она тормозит.
– Недобро, – сказала Кэсси.
Чарли побыстрее отсел от Джейн на диван.
– Ты заставляешь семилетнего ребенка пылесосить гостиную? Ужас какой. Ты же просто злая мачеха ка-кая-то.
– Во-первых, этому ребенку я плачу прожиточный минимум; во-вторых, так долго она это делает потому, что в процессе занимается чем угодно. А в-третьих, она хочет быть принцессой, поэтому злая мачеха – необходимое условие.
– Ну так вот принцессой она не будет. Она уже даже не Люминатус.
– Ты ей сказал, что она уже не Люминатус?
– Ну конечно же. Мне нужно, чтоб она была в безопасности.
– А Джейн ей даже не говорила, что она не веган, – произнесла Кэсси.
– Тут дело не в диете, – пояснила Джейн. – Ей очень хочется влиться в коллектив.
– Но она ж не веган, правильно? – уточнил Чарли. – Лили говорила, что ты ей сказала, будто она может есть животных, которые едят только овощи.
– Ага, так было, когда она была вегетарианкой. А теперь, раз она веган – ест только оранжевую еду: макароны с сыром, морковку и кисло-сладкую свинину.
– Кисло-сладкая свинина – это не веган.
– Этому ребенку по первому слову подчинялись две собаки размером с коров. Если она хочет, чтобы кисло-сладкая свинина была веганской, значит, она веганская.
– Так, значит, вы ей тут позволяли делать все, что она захочет, – носиться тут, как сбрендивший варвар.
– Ей нравится думать о себе как о принцессе-воительнице, – поправила его Кэсси.
– Это вы, ребята, ссоритесь? – спросил Чарли.
– Мы так проявляем нежность, – сказала Кэсси.
– А мне вот, честно, как-то грустно, что она не Люминатус, – произнесла Джейн, обмякнув на диване. – Мне ее жалко. А кроме того, это помогало мне выстаивать очереди в кассу в “Цельной пище”. Стоило другим матерям пускаться в то, какие обалденные у них детки, я думала: “Ой, твой малыш Райли звезда футбола, Баха лабает на виолончели, говорит по-мандарински, и еще у него бурый пояс по балету? Ну а Софи – Люминатус. СМЕРТЬ! Мрачная жница. Большая С. Она правит всей Преисподней и бесов испаряет одним мановением руки. Ее охраняют неуничтожимые адские псы, которые жрут сталь и рыгают огнем, поэтому твой малыш Райли пусть слизывает слюни с шипастых красных «лубутанов» моей Софи, сучка!” А теперь я никогда уже так сказать не смогу.
– У Софи есть шипастые красные “лубутаны”? – переспросил Чарли. – Мне кажется, это для детской осанки вредно.
– Нет, я приукрашивала. Вообще суть моей речи не в этом, Чак. Я про то, что у Софи было что-то, но его нужно было держать в тайне. Они же все такие одаренные. – “Одаренные” Джейн произнесла таким тоном, какой обычно приберегают для подкожных паразитов. – Знаешь, одна мамаша отдала свою детку на ниндзюцу. Уроки для ниндзя! Малышне семь лет, зачем ей навыки невидимого убийцы?
– Ну, как бы ни была важна твоя самооценка в очереди “Цельной пищи”, меня больше волнует, что если у нее нет больше сил, а адские псы пропали, то мы больше никак не можем оберегать ее от… сами знаете.
И Кэсси, и Джейн было известно, как убили – Кавуто. Они поиграли взглядами в пинг-понг между собой, пока Кэсси не проиграла, а потому что-то ободряющее пришлось говорить ей.
– Возможно, у нее просто такой пробел или что-то. Они ж у нее были, когда она в них нуждалась, верно? Ну и, может, силы к ней еще вернутся. Типа, когда половое созревание начнется. Поди знай, а ну как в шестом или седьмом классе однажды у нее начнутся месячные, небеса потемнеют и грянет апокалипсис.
– Так оно у меня началось, – сказала Джейн.
– Вовсе не так, – ответил Чарли. – Я этого не помню.
– Ты был в лагере.
– Ну, пусть даже и так, нам сперва нужно дорастить ее до шестого или седьмого класса. Слушайте, ребята, мне нужно, чтоб вы ее куда-нибудь из города увезли, по-ка все тут не уляжется.
– Я не могу. У меня работа, – ответила Джейн.
– Ты сидишь дома и пьешь вино в три часа дня в понедельник.
– Если дашь мне день, – сказала Кэсси, – я найду себе замену на занятия. А далеко нам нужно уехать и сколько ты хочешь, чтоб мы там пробыли?
– Спасибо, Кэсс, – произнес Чарли. – Думаю, дня дороги хватит. Что бы ни происходило, оно явно сосредоточено в городе. Остальные собираются выступить против Морриган. Попрошу их подождать, пока вы из города не выедете.
– Договорились, – сказала Кэсси. – Грустно, что твоя лучшая сестра тебе не кровная родственница.
– Я собиралась согласиться, – произнесла Джейн, – только мне хотелось сыр-бор поднять.
– А почему оно сосредоточено на Сан-Франциско? – спросила Кэсси. – Похоже ведь, что такая фигня должна быть на весь мир, нет? Вы, ребята, на своей встрече это выяснили?
– Сдается мне, вот о чем нам и нужно было разговаривать, – сказал Чарли.
Когда Майк Салливэн сделал свой первый шаг в пространство – в объятия Консепсьон, – его удивило не только то, что оказалось не больно, но и то, до чего совершенно радостно он себя чувствовал.
– Мой прекрасный Николай, – промолвила Консепсьон.
– Ты это уже говорила, – сказал Майк. – Но я не… – И тут он почувствовал ее – нить времени, уходящую прочь от моста, вдаль через десятки жизней дюжины эпох; мужчины, женщины, рождения, смерти вывешены на ней фонариками, и самый яркий – этот русский граф Николай Резанов, сияющий еще больше от того, что его озаряет любовь – Консепсьон де Аргуэльо. Он поцеловал ее – как и осознавал, что сможет поцеловать, потому что границ у их тел более не существовало, и они на один-единственный миг стали совершенно и полностью одним. Но она отстранилась, и он вновь смог ее видеть, как и она его.
– Пока еще нет, – сказала она.
– Нет? Но ты же так долго ждала.
– Мне нужно было ждать, но ждать я была счастлива, я не могла ничего другого – лишь ждать, и могу ль я подождать еще немного? Тогда…