– Полагаю, смысла в этом столько же, сколько и в том, что чья-то душа обретается в пепельнице или керамической лягушке. А такое мы уже видели.
– Или в компакт-диске, – сказал Чарли. Душа его жены Рейчел переместилась в компакт-диск вскоре после того, как родилась Софи, а оттуда уже перешла к Одри. Прямо у него на глазах.
– Так что будем делать? – спросила Одри.
– Не знаю. Потому-то я тебе и позвонил.
В соседней комнате раздался какой-то топоток, затем что-то упало – возможно, мусорная корзина. “Вихлявый Чарли”, – подумала Одри.
– Секундочку, Чарли, – сказала она. – Мне что-то послышалось. Тут Вихлявый Чарли куда-то делся, так что, может, это он. Повиси пока, я проверю.
– Конечно.
Выходя из кухни в столовую, она заметила на другом краю комнаты кого-то из Беличьего Народца – и что-то цапнуло ее за лодыжку. Одри попробовала удержаться на ногах, но что-то схватило ее и за другую лодыжку, и она упала вперед, а беспроводная трубка вылетела у нее из руки.
– Одри? – донесся из трубки голос Чарли.
– Не-не, все в порядке, – произнесла она. – Спо-ткнулась. Секундочку…
Одри вывернула шею и увидела, как кто-то из Беличьего Народца – с утиным личиком и особенно проворными лапками – схватил трубку и нажал на отбой. И тут они на нее навалились – скопом на всю нее, раздался треск отрываемой монтажной ленты, лодыжки ей стиснуло, крохотные коготки принялись ее царапать, закручивая руки за спину.
Миссис Корьева повела их по Стоктону в Китайский квартал, расчищая путь в толчее покупателей, как блокирующий распасовщик, Софи – за нею следом, а замыкала строй миссис Лин, и колеса ее тележки визжали, как обеспокоенные мыши. На Джексоне миссис Корьева двинулась к соблазнительной выставке груш на угловом рынке, лотки фруктов и овощей бежали там вдоль тротуаров и за угол еще с четверть квартала по обе стороны. Миссис Лин выдвинулась на позицию неприметно, быстро взмахнула рукой, что сбило с равновесия бабусю-конкурентку, и выхватила идеальную грушу, прежде чем противница смогла что-то с этим сделать. Занятия тай-чи в скверике площади Вашингтона каждое утро под песни “Мотауна”[67] с первого взгляда смотрятся пустой тратой времени, но когда те медленные монотонные движения доведены до рыночной интенсивности, лишь бабуле с самым сильным кунг-фу достанется идеальная груша. “Лопай драконий навоз, рохля”. Миссис Лин опустила идеальную грушу себе в тележку и переместилась к китайской капусте несравненной хрумкости.
Меж тем миссис Корьева добывала из развала морковь и каждую морковину подносила на рассмотрение Софи.
– Нет, – говорила та.
– Эта?
– Нет, маловата.
Хозяин рынка стоял у весов, наблюдая за систематическим разрушением его тщательно выложенной выставки морковок с приглушенной тревогой, и один глаз у него слегка подергивался.
– Брокколи хотел? – спросила миссис Корьева.
– А оранжевые бывают? – уточнила Софи.
– Зеленые брокколи тебе полезно, будешь сильная, как медведь.
– Но это не по-вегански.
– Мы “сырные сопли” намазуем, будет тебе веган.
– Ладно, брокколи, – согласилась Софи.
Софи обогнала миссис Корьеву, заскочила за угол – и тявкнула, как чихуахуа, на которую наступили.
– Эй, Робкая Кака.
За углом вместо новой толпы покупателей Софи вступила на росчисть – в пузырь спокойствия, посередине которого стоял черный мужчина в желтом.
– Меня не так зовут, – сказала Софи.
– Так я тебя зову, – произнес Лимон.
– Нажрись говна и сдохни! – крикнула Софи.
Из-за угла, как мать-медведь, вывернула миссис Корьева, засекла Лимона и положила руку Софи на плечо.
– Софи, неприлично говорил. Что надо сказать сударю?
– Пажааааласта, – протянула Софи, ухмыляясь Лимону и совершенно его не боясь.
– Знаешь чего, Робкая Кака, ты уже не Большая С. Ты сейчас ни хрена.
– А ты б полегче на поворотах, – ответила Софи.
Озадаченная таким поведением, миссис Корьева принялась отводить Софи оттуда.
– Вы гадкий человек, – сказала она Лимону. – Она маленькая девочка, она не смыслил. А вот вы – вам надо.
– Да ну? – произнес Лимон. Он протянул к миссис – Корьевой руку с растопыренными пальцами и сжал их в кулак у нее перед носом, как морская звезда смыкается вокруг моллюска. Миссис Корьева ахнула и рухнула не сходя с места. Софи завизжала, припала к плечу падшей матроны и повизжала еще немного. Вокруг них собралась толпа, мобильники запиликали, набирая 911.
Софи подняла голову и увидела, как мужчина в желтом отходит прочь. Сделала ему вслед такой же жест, какой он проделал перед миссис Корьевой. Тот оглянулся и произнес:
– Ничего у тебя нету, Робкая Кака. – И, несмотря на гомон и собственный визг, Софи услышала это так, словно губы его были прижаты ей к уху.
Ривера заряжал полицейскую винтовку охотничьими патронами, одним за другим, на прилавке своего магазина. Жалюзи на окнах опущены, табличка перевернута на “ЗАКРЫТО”. Магазин он вообще не открывал – даже не прибирался в нем – с тех пор, как в нем убили Кавуто. Вокруг по-прежнему валялись книги, искрошенные выстрелами. И кровавое пятно на полу.
Он изъял два сосуда души по своему ежедневнику – легкая добыча, теперь они надежно заперты в багажник коричневого “форда” без опознавательных знаков, стоявшего снаружи. План был подобрать Батиста и его сосуды души, затем отконвоировать – буквально – груз в лавку Мятника Свежа, потом – к Кэрри Лэнг, и у всех товар забрать. После этого всё отвезут в подземное хранилище, где люди держат произведения искусства и меха, – в Долине Хейз возле Городской Ратуши. В итоге Батист сфотографирует каждый предмет, а его жена повесит фотографии в интернете для продажи. По мере сбыта они будут забирать их из хранилища – как конкретно, они вообще-то еще не договорились, но главное было в том, чтобы все сосуды души, что попали к ним, не достались Морриган и этому таинственному дядьке в желтом “бьюике”. А как только души надежно запрячут и Чарли Ашер вывезет дочь из города, они выступят против Морриган.
Ривера впихнул последний патрон в винтовку, после чего надел противоножевой жилет, который позаимствовал в окружной тюрьме. Чувствовал он себя при этом как-то глуповато. У него два своих бронежилета, но они готовились выйти отнюдь не на нападающих с огнестрелом. Его 9-миллиметровая “беретта” лежала в плечевой кобуре, а “глок” поменьше – на лодыжке. Когда он надевал спортивный пиджак – его он заказывал специально для сокрытия тактического оборудования, – у него зажужжал телефон. “Батист”.
– Готовы? – спросил Ривера вместо приветствия.
– Алло, – произнес Батист. – Да, я готов, инспектор, у меня собраны все сосуды души – даже тот, который украли из хосписа в тот день, когда вы туда приходили.
– Вы его нашли? Как?
– Ну вот потому я и звоню. Он… ну, он говорит по-французски и расхаживает вокруг.
Ривера – вооруженный и бронированный к битве, план его рассчитан до минуты, укрепленный стальным гневом и страстным желанием отомстить за друга – ощутил, что не подготовлен к такому разговору.
– Мне кажется, я утратил нить беседы, – сказал Ривера. – Он что, одна из тех говорящих кукол?
– В некотором смысле. Думаю, как раз это Одри на встрече называла “беличьей личностью”. Я вижу, как у нее в груди светится душа, и это Хелен, она меня по-мнит, но, в общем, ростом она мне по колено, и у нее голова кошки. А руки… – шепот на заднем плане, – руки у нее енота.
– И вы считаете, что это ваша Элен?
– Она так говорит.
– Ну, ее-то вы не сможете продать через интернет.
– Да, это будет неправильно. Мы же друзья.
– Как вы ее отыскали?
– Она меня сама отыскала – когда мы расходились со встречи в буддистском центре. Вломилась ко мне в машину.
– Как она может куда-то вломиться, если она вам по колено?
– Она очень настойчива.
– Одри будет знать, что делать. После ломбарда Кэрри Лэнг отвезем Элен обратно в буддистский центр.
– Она не хочет туда ехать. Говорит, все обезумели. Говорит, мы должны помочь сырному чудищу.
– Сырному чудищу?
– Да, так она говорит. По-моему. Французский у нее… в нем она, в общем, только совершенствуется. “Чудище, которое хочет сыр”, – говорит она.
– Вы Одри звонили?
– Нет, я позвонил вам.
– Ладно, придумайте, как посадить Элен в – машину. В коробку ее засуньте, что ли. Если даже мы сделаем еще одну остановку, должны успеть заложить души в хранилище до темноты. Я позвоню Одри.
– Очень хорошо, только она вас тоже услышала и – говорит, что в коробку не полезет.
– Сообразите что-нибудь, – сказал Ривера. – Буду у вас через двадцать минут. – Он отключился и набрал буддистский центр. Голосовая почта. Он не мог отрядить обычный патруль заехать и проверить, все ли там в порядке. Ривера был вполне уверен, что не существует даже радиокода “сырное чудище терпит бедствие”. Если им не хватит дневного света, это существо Элен может остаться у Батиста. Или у Мятника Свежа. Или у Чарли Ашера. Только не у него. Он не готов завтра идти на смертельную битву, беспокоясь за кошкоглавую даму, которая по-французски говорит о сырном чудище.
– Ты дала нам жизнь, но не дала голосов! – Он угрожающе взмахнул виложкой всего в паре дюймов от ее лица.
Одри лежала на полу в гостиной, руки и ноги обмотаны монтажной лентой, а ее окружал Беличий Народец, и многих она не узнавала. Знакомыми были только миниатюрные больничные робы, на них надетые. Личностей теперь было больше, чем она когда-то сделала, – гораздо больше. Больше сотни.
– Что с тобой такое, Боб? Если тебе нужны были припасы, мог бы просто попросить.
– Ха! – произнес Боб. – Не зови меня Боб. Это мое рабское имя. Теперь я вспомнил свое имя из прежнего времени, когда я был человек. Я Фтиб Мудрый!
– Фтиб! Фтиб! Фтиб! – заголосил Народец.
– Эй, а вы, ребята, говорить умеете, – сказала Одри. У нее было такое чувство, что ей вообще-то имеет смысл бояться чуть больше, но когда тебе виложкой угрожает четырнадцатидюймовый бобер с манией величия, обряженный в мундир мясоеда, бояться как-то нелепо. Особенно при том, что его детали она собрала и соштопала воедино сама. – Что вы тут натворили?