До середины XX века, а точнее — до 1950–1960-х годов, когда вышла принципиально новая работа Мэри Эйнсворт и Джона Боулби — основателей теории привязанности, психологи не представляли, что такое связь матери и младенца. Его привязанность к ней была в их глазах побочным продуктом жизнеобеспечения: мать ассоциируется с пищей, поэтому развивается потребность в ее присутствии. Боулби заметил, что младенцы с полностью удовлетворенными потребностями, но без объекта привязанности (отказники и сироты военного времени) отстают в развитии по физическим, интеллектуальным, эмоциональным и социальным навыкам.
Исследования Мэри Эйнсворт и Джона Боулби прояснили, что связь младенца с опекуном не менее важна для его выживания, чем пища и вода.
Боулби неоднократно подчеркивал, что привязанность — это неотъемлемая часть человеческого поведения на протяжении всей жизни. Позже Мэри Мейн выделила среди взрослых несколько типов привязанности — исходя из того, какие отношения складывались у них в младенчестве с опекунами (что также влияло на их родительскую модель поведения). Синди Хейзан и Филип Шейвер, независимо от Мэри Мейн, также разделили людей по типам привязанности в романтических отношениях. В Rocky Mountain News опубликовали «любовный тест», где читателям предлагалось отметить одно из трех утверждений, с которыми они согласны. Это были описания трех типов привязанности.
• Я легко сближаюсь, меня не смущает моя зависимость от человека или его от меня. Я не боюсь остаться в одиночестве или слишком сблизиться (описание надежного типа).
• Я не тороплюсь сближаться, мне трудно полностью довериться человеку, и я не хочу ни от кого зависеть. Сближение меня пугает, особенно если человеку нужна более короткая дистанция, чем мне (описание избегающего типа).
• Мало кто готов сократить дистанцию до комфортного мне расстояния. Я часто боюсь, что любимый человек меня не любит или бросит. Я ищу полного единения, а это многих отпугивает (описание тревожного типа).
Интересно, что у взрослых соотношение типов было такое же, как у детей. Большая часть респондентов попала в категорию надежных, а остальные распределились между тревожным и избегающим. Исследователи отметили, что каждому типу соответствовали очень разные убеждения о себе, о любви, отношениях и близости вообще.
Дальнейшие исследования Хейзан и Шейвера и других ученых подтвердили эти результаты. Как Боулби и отмечал, привязанность управляет нами всю нашу жизнь. Но взрослые умеют абстрактно мыслить, поэтому потребность в постоянном физическом присутствии другого человека можно временно компенсировать сознанием того, что он с нами эмоционально и психологически. Как бы то ни было, тяга к близости и уверенность в присутствии любимого человека лежат в основе всей нашей жизни.
В прошлом ни во что не ставили связь матери и ребенка, а сейчас недооценивают значимость привязанности у взрослых. Зависимость в отношениях до сих пор осуждают.
Преодоление созависимости и другие популярные сегодня способы саморазвития описывают отношения теми же словами, что связь матери и ребенка в начале ХХ века («счастливый ребенок» — свободный от лишних привязанностей). Современные специалисты раздают приблизительно такие же советы: счастье внутри нас, и оно не должно зависеть от любимых или от друзей. Они не отвечают за ваше благополучие, а вы — за их. Каждый сам за себя. Никому не позволяйте нарушать свой внутренний покой. Если вам не нравятся поступки любимого человека, эмоционально отстранитесь от ситуации, думайте о себе и ведите себя спокойно. А если не можете, то с вами что-то не так. Вы вцепились в свою любовь, это «созависимость», а значит, пора провести «границы».
Идеальным союзом считаются отношения двух самодостаточных людей, основанные на взаимном уважении и поддержании четких границ. Если вы впали в зависимость от любимого человека, значит, вы не самодостаточны и вам посоветуют работать над собой, чтобы «дистанцироваться» и «лучше понять себя».
Потребность в близости — как клеймо, ее приравнивают к мании, а это, как известно, ничем хорошим не заканчивается.
Установки теории созависимости очень помогают родственникам наркоманов (для чего изначально и разрабатывались), но применять их к любым отношениям без разбора бесполезно и даже вредно. Под их влиянием находилась Карен из телешоу. Но с биологией не поспоришь.
Согласно многочисленным исследованиям, привязанность формирует из двоих одно физиологическое целое. От любимого человека зависят давление, сердцебиение, дыхание и уровень гормонов в крови. Оба теряют автономность. Пропагандируемая в современной психологии дифференциация не выдерживает биологической критики. Зависимость — это факт, а не выбор или предпочтение.
Это хорошо иллюстрирует исследование Джеймса Коэна, директора лаборатории аффективной нейробиологии Университета Виргинии. Он изучает механизмы влияния социальных отношений разной степени близости на эмоции.
В конкретном исследовании, проведенном совместно с Ричардом Дэвидсоном и Хиллари Шефер, участвовали состоящие в браке женщины. Пока их мозг сканировали аппараты функционального МРТ, доктор Коэн с коллегами вызывал у них стресс, сообщая, что сейчас они почувствуют слабый удар тока.
Обычно при стрессе активируется гипоталамус, что и произошло. У женщин, державших за руку незнакомого человека, активность гипоталамуса была понижена. А у тех, которые держали за руку мужа, активность почти не наблюдалась. Что интересно, самой низкой она была у тех, кто считал свой брак счастливым, но к этому мы вернемся позже.
Из этого следует, что при тесной связи в паре происходит взаимная регуляция психологического и эмоционального состояния. Физическое присутствие снижает стрессовую реакцию. О какой дифференциации может идти речь, если зависимость от любимого человека обусловлена биологически?
Карен, похоже, инстинктивно понимала целительный эффект рук любимого в напряженной ситуации. Но, как это ни прискорбно, впоследствии поддалась всеобщему заблуждению и назвала свой инстинкт «постыдной слабостью».
Джон Боулби задолго до появления технологий нейровизуализации понял, что потребность разделить жизнь с любимым человеком заложена генетически и не имеет отношения к себялюбию и самодостаточности. Когда мы встречаем свою «половинку», в игру вступают мощные и неконтролируемые силы. Поведение меняется наперекор стремлению к независимости и сознательным желаниям. При наличии спутника вопрос о зависимости больше не стоит. Она возникает в любом случае. Красивое сосуществование без уязвимости и страха потери было бы идеально, но для нашего биологического вида невозможно. Эволюция доказала, что ставшая единым целым пара, в которой один злится и расстраивается вместе с другим, дает значительное преимущество для выживания. Оба сделают все для спасения друг друга, и высокая заинтересованность одного в благополучии второго способствует выживанию двоих.
Потребность найти пару есть у всех трех типов, но они по-разному реагируют на нее: надежные и тревожные ее реализуют, а избегающие подавляют. В главе 6 мы опишем ряд экспериментов, подтверждающих, что у последних тоже есть потребность в привязанности, но они всеми силами ее игнорируют.
Получается, влюбленные должны превратиться в сиамских близнецов или отказаться от некоторых аспектов личной жизни, таких как карьера и друзья? Как ни странно, вовсе нет! Доказательства тому найдутся в детстве, откуда и начинается привязанность. Ее типы у взрослых и детей разные, но нашу идею лучше всего иллюстрирует «тест незнакомой ситуации».
Сара с годовалой дочерью Кимми пришли в комнату с игрушками. Их приветливо встретил ассистент. Кимми сразу бросилась в игрушечный рай: ползала, хватала все подряд, разбрасывала, вертела, катала, искала кнопочки и периодически поглядывала на мать.
Потом Сару попросили тихонько выйти.
Обнаружив ее отсутствие, Кимми сразу расстроилась, всхлипывая, быстро поползла к двери, принялась колотить в нее и звать маму. Ассистент пытался отвлечь Кимми набором разноцветных кубиков, но она только разбушевалась и швырнула их ему в лицо.
Когда Сара вернулась, Кимми поспешила к ней на четвереньках и попросилась на руки. Они обнялись, и Сара нежно утешала дочь. Та крепко вцепилась в мать и постепенно перестала плакать. Успокоившись, Кимми снова почувствовала интерес к игрушкам и вернулась к ним.
Это исследование стоит в ряду важнейших в теории привязанности (мы описали сокращенную версию). Мэри Эйнсворт интересовал детский исследовательский драйв (тяга к игре и обучению) и его зависимость от присутствия матери.
Как выяснилось, наличие рядом объекта привязанности помогает ребенку увереннее ориентироваться в незнакомой среде. Это так называемая надежная база — знание, что есть на кого положиться и к кому обратиться в трудную минуту. Надежная база — обязательное условие способности исследовать, развиваться и учиться.
Взрослые не играют в игрушки, но сталкиваются с незнакомыми, порой непростыми ситуациями. Мы хотим, чтобы работа давалась легко, увлечения радовали и вдохновляли и при этом оставались силы на заботу о детях и близких. Если есть надежная база, как мать для младенца, весь мир у наших ног. Мы готовы рисковать, творить и идти за мечтой. А что если надежности нет? Отсутствие уверенности, что самый близкий человек нас любит и поддерживает, мешает сосредоточиться на важном и получать удовольствие от жизни. Как и в тесте незнакомой ситуации, если любимый человек всегда рядом, позаботится и утешит в трудную минуту, ничто не мешает заниматься делами, придающими жизни смысл.
Брук Фини, директор лаборатории отношений Университета Карнеги — Меллон, продемонстрировала эффект надежной базы. Особенно ее интересовали способы взаимной поддержки в парах и факторы, определяющие ее качество. В одном из своих исследований Брук Фини просила пары обсудить друг с другом в лаборатории свои личные цели и возможности. Поддержка любимого человека, по их словам, поднимала самооценку и настроение. И вероятность достижения целей в этом случае они оценивали выше, чем до разговора.