У Кати внутри все будто окаменело. Она очнулась, только когда услышала стук молотков: рабочие вколачивали гвозди в крышку гроба. От этого звука рвалось сердце. Притихли на время даже говорливые тетки, до того продолжавшие потихоньку обсуждать случившееся.
– Кто они? – спросила Катерина.
– Черт их знает! Какие-то дальние родственницы… Слышала, что Наташина маман отчудила?
– Нет.
– Скандал в прокуратуре закатила. Наташкину «девятку» опечатали – вроде как для следственных действий. Так мамаша такую бучу подняла! Какие, кричала, следственные действия, если человека уже нет? Грозила, что жаловаться будет. Такая расторопная тетка – быстро во всем сориентировалась; другая бы не знала, как рот открыть, а эта на все лапу наложила. И муженек у нее, Наташин отчим, тоже не промах…
Тамара еще что-то говорила, но Катя почти не слушала. Ей было уже наплевать на всю окружавшую суету.
После похорон Царева не пошла на поминки, потому что не могла больше слышать всяких пересудов и разговоров. "Почему Тимофея не было на кладбище? – вдруг подумала она. – Куда он подевался?"
Вечером к Кате пришла мать с Иринкой.
– Поесть тебе принесла… – Мать выгружала какие-то свертки, пакеты и что-то переставляла в холодильнике.
– Не хочу.
– Доченька, ну так же нельзя! Ты не виновата в том, что случилось.
"Виновата! – мучительно хотелось выкрикнуть Кате. – Я не убедила ее. Не смогла убедить…"
Мать скрылась в глубине кухни и загремела посудой.
– Кать! – Детская Иринкина рука осторожно до-тронулась до Катерины. – А теперь Наташа не повезет меня в зоопарк? Она обещала…
Катя вздрогнула. От простого детского вопроса у нее опять сжалось сердце.
– Я сама с тобой съезжу, только попозже, ладно?
Мария Александровна вошла в комнату:
– Может, к нам ночевать пойдешь?
Катя покачала головой:
– Здесь останусь.
Мать с Иринкой ушли, а она осталась неподвижно сидеть на диване… Как жить дальше? Она знала, что профессия манекенщицы связана со множеством соблазнов. Слыхала Катя и про молодцов на белых «Мерседесах» – девчонки говорили: на белых «меринах», – которые после показов поджидали красоток и забрасывали их визитками. Соблазнов много: не каждая равнодушно может пройти мимо богатого красавца. В Доме моды «Подмосковье» обстановка пока выглядела скромнее.
Катя не ставила перед собой цели стать манекенщицей – все получилось само собой. Долго ли сумеет она продержаться на этом месте?..
Царева не сразу услышала трели дверного звонка, доносившиеся из прихожей. Ничему не удивляясь, Катя прошла в прихожую и молча распахнула дверь.
На пороге стоял Кошелев. Один. Она не видела Алексея с тех самых пор, как встретила его прогуливавшимся под ручку с Юлечкой Иванченко.
– Можно? – Алексей нерешительно топтался на пороге.
– Заходи, – равнодушно сказала Катя.
Он прошел в комнату.
– Я слышал, у вас чепэ в Доме моды. Об этом весь город говорит.
– Да, – проговорила она тем же безжизненным голосом.
– Катюша! – Кошелев во все глаза смотрел на нее. – Ты знаешь, я в последнее время много думал… О тебе.
Катя не отвечала. Взгляд ее скользил мимо Алексея… Этот-то откуда на ее голову навязался?! Хотелось вскочить, наорать на него, но она так устала сегодня, что было лень лишний раз шевельнуться.
– Ты прости меня, а?
– О чем ты?
– Я себя вел тогда… как подонок! Пьяный был, а тут еще дружок подзуживал. Мне никто не нужен, кроме тебя!
– Давно понял?
– Давай помиримся, а? Эта Юлька такая стерва! Надоела она мне…
– Не понимаю – при чем здесь я?
– Нет, ну как… Нам ведь было хорошо с тобой, помнишь?
– Извини, нет.
– Катюша! – Алексей шагнул к ней. – Ну что ты?
Катя заставила себя взглянуть на Кошелева в упор: неужели этот парень когда-то так много значил в ее жизни? Казалось, все было очень давно. И вообще – не с ней…
– Ты простишь меня?
– Алексей… – Она будто споткнулась на слове. – Сейчас все это никому не нужно. Простила, не простила – какая разница? Я забыла обо всем.
– Конечно, у тебя сейчас другая жизнь, – с раздражением сказал он.
– Это ничего не меняет. Извини, но ты мне не нужен. Что у нас с тобой было-то? Переспали раз, и все… – Бессознательно она копировала сейчас чужую манеру вести разговор – Тамары или Наденьки или всех сразу. – Не было у нас ничего, а главное – не будет. Возвращайся к Юлечке, с ее папашей не пропадешь. А я уж как-нибудь обойдусь без тебя.
– Ты изменилась.
– Конечно. А теперь тебе надо уйти. Спать очень хочу…
Она произносила слова равнодушным, усталым голосом. Так говорят с чужим и к тому же надоевшим до смерти человеком, от которого хотят поскорее избавиться. Кошелев и был чужой.
– Не уйду! – зло бросил он.
В комнату через открытое окно донесся шум подъехавшего к дому автомобиля.
Спустя минуту в прихожей опять прозвенел звонок.
– Очень кстати, – насмешливо пробормотала Катя.
Она распахнула дверь – и увидела перед собой Сазонова.
– Тимофей! – Она бросилась к нему на шею. – Как хорошо, что ты приехал!
– Катенька, ну что ты!
– Наташка… – В первый раз за сегодняшний день она заплакала громко, навзрыд.
Тимофей крепко прижал ее к себе и практически так и внес в комнату.
– Я поругался с Нинкой, написал заявление на отпуск за свой счет. Уехал, а тут – звонок. На похороны не успел… – торопливо говорил он. И вдруг заметил незнакомого парня в комнате.
– Это Алексей, мой одноклассник, – безо всякого выражения сказала Катя и не думая отстраняться от Сазонова. – Познакомьтесь. Тимофей Сазонов, ведуший художник-модельер Дома моды "Подмосковье".
– Я не вовремя?.. – замялся Тимофей.
– Вовремя! – твердо произнесла Катя.
Она заметила, как при этом перекосилось лицо Кошелева… Ей плевать! Пусть думает что угодно. А главное – пусть убирается отсюда навсегда!
…Кошелев, выходя из подъезда, громко хлопнул дверью.
"Ну, стерва, погоди! Я еще тебе покажу… Променяла меня на какого-то фраера! Художник-модельер… Подумаешь, фигура! – Он с ненавистью посмотрел на припаркованную у подъезда машину. – Ишь, на иномарке прикатил, зараза. А у меня папаша на простой «жигуль» раскошелиться не хочет. Говорит, сначала на права сдай. А чего на них сдавать? Купить все можно… Все бабы – шалавы и подстилки! – продолжал злиться он. – Все, все до одной! Пальцем помани – прибежит! А я-то сегодня хорош: Катюша, Катюша! Примчался с распростертыми объятиями, а она… Тьфу!" – Кошелев грязно выругался, поднял воротник куртки, спасаясь от леденящего ветра, и зашагал прочь.
А Катя в это время сидела на диване рядом с Сазоновым и пристально смотрела на Тимофея. Она невольно сравнивала его с Кошелевым. Тот, выхоленный красавец, был для нее пустым местом, а Тимофей…
– Можно я тоже буду звать тебя Тимом, как Наташа?
– Конечно, Катюша.
– Мне было так плохо, так тяжело… – Взгляд ее громадных зеленых глаз не отрывался от его лица. – Я никому не могу ничего рассказать…
Тимофей обнимал Катю за плечи и гладил, нежно и бережно:
– Успокойся, успокойся…
– Никого не хочу видеть – только тебя.
Некоторое время они сидели молча.
– Тим! – Она заглянула в его серые глаза. – То, что говорят про Наташу, не правда. Она никого не убивала.
– Я знаю.
– Откуда? – встрепенулась Катерина. – Откуда знаешь? Она тебе что-то говорила?
– Нет.
– Тогда… Я не понимаю, – растерянно произнесла она.
– Наташа никого не могла убить, а уж тем более – Николая Линькова. Она его любила.
– Да, – согласно кивнула Катя. – Любила… Тим! – Она взяла его руку. – Я не могу сейчас ничего рассказывать. Лучше не надо. Потом когда-нибудь, ладно?
– Хорошо, Катюша, хорошо. Ты успокойся.
– Не могу, не хочу успокаиваться! Наташа была моей подругой. Единственной! У меня в школе не было друзей. Так получилось. А Наташка, она… – По щекам Кати бежали и бежали слезы, и она не вытирала их. – У меня никогда больше не будет такой подруги, никогда!.. – Катя прижалась к Тимофею, словно искала у него защиты.
– Ну, не надо, не плачь.
– Тимофей, как подумаю, что из-за каких-то негодяев… – Катя прикрыла ладошкой рот и испуганно умолкла. С тех пор как погибла Наташа, она еще никому ни о чем не проговаривалась.
Сазонов сделал вид, будто ничего не слышал. Он только гладил ее по голове, как маленькую. Еще совсем недавно Катерина точно так же гладила по голове Наташу.
– Столько цветов было! Гвоздики, розы, хризантемы… Она вся утопала в них. Сегодня, когда проходила мимо цветочного киоска, испугалась. Казалось, сейчас оттуда выглянет Наташино лицо… Ненавижу все эти цветы! Я сумасшедшая, да?
– Нет.
– Даже плакать не могла. Зинка Кудрявцева лила крокодиловы слезы, а сама каких только гадостей не говорила!
– Нашла на кого смотреть – на Зинку.
– На поминки я не пошла. Не могу слушать эти глупости. Лица у всех постные. Одна Тамара правду сказала: ей все завидовали…
– Про зависть – ей виднее. А вот на поминки зря не осталась. Надо бы помянуть Наташу.
– Тим, давай вдвоем ее помянем, а? Такая тяжесть на душе, такая тоска – хоть кричи.
Слезы у Кати высохли. Она вскочила с дивана:
– Сейчас гляну, что там в холодильнике есть. Мать сегодня что-то принесла.
Тимофей остановил ее:
– Сиди, я все сам сделаю. Надо спиртное купить.
– Наташа шампанское пила.
– Шампанским не поминают, – возразил Тимофей.
– Тогда водку, только очень хорошую. Подожди, я пойду с тобой. У нас тут, в подвальчике, работает ночной магазин, но ты один его не найдешь. Это совсем рядом…
Когда Катя и Тимофей выходили из подъезда, им навстречу попалась любопытная соседка. Она, не скрывая интереса, уставилась на Сазонова: сразу отметила его длинное кашемировое пальто, пушистый шарф, небрежно обернутый вокруг шеи. Женщина завистливо прищурила глаза, когда увидела, что Катин знакомый направился к иномарке.