сторонам, пригибая, втягивая голову в плечи при малейшем звуке.
Он широко открыл рот, увидев именно Сережку на верхней ступени лестницы. Тот закладывал провода в разрезанный резиновый шланг и крепил его к раме тонкими, незаметными шурупами, делал разводку к неоновым лампам. Подсоединял дроссели.
— Сереж! К вечеру успеешь? — спрашивала Стеша.
— Через час будет порядок! — даже не глянул вниз.
Варвара поливала помидоры и тоже не взглянула на гостя. Тот, не посмев подать голос, молча вы шел из теплицы. Удивленный до онемения, старик долго молчал. И лишь потом спросил:
— Как вам удалось?
— Что? — не поняла баба.
— Приручить самого черта?
— Не преувеличивайте, Иван Степанович! Сережка — обычный парень! Мы с ним прекрасно ладим.
— Вы знаете, что он у нас вытворял?
— Немного слышала! — рассмеялась Стешка.
— Вы смеетесь, а мы плакали от него. Сколько он нервов нам потрепал, не счесть! Мальчишка возненавидел мою жену. За что — не знаю. Каждый день ее изводил. Представляете, привел собаку.
— Я об этом слышала…
— Потом кота!
— Тоже знаю.
— А про крысу?
— Рассказал сам.
— Попугая выпустил!
— Знаю!
— Выходит, сам во всем признался. И это вы считаете нормальным?
— Валентина Ивановна обижала его! Сергей лишь вынужден был отвечать взаимностью. Защищаясь хотя бы вот так! У нас иные отношения.
— Я вижу! И не верю своим глазам!
— Знаете, вам не хватило с ним самого малого! Тепла!
— Что вы имеете в виду? Его никто не обижал. За ним был хороший уход.
— Я не о том! У нас, сами видите, нет ваших удобств, нет дискотек. Живем в глуши. А дети — счастливы. И Сережка от вас к нам уехал не случайно. Не воспринял. Готов был в бомжи убежать.
— А почему?
— Это мне надо задать вам такой вопрос.
— Может, потому, что у вас девочки растут?
— Чушь. Они слишком малы. И дело совсем не в них.
— Ну что ты тут? Закончила уборку? — вошла в дом Варвара и, только заглянув на кухню, увидела гостя.
— Познакомься, мам! Иван Степанович — отец Саши! — представила старика Стешка.
Варвара нахмурилась:
— Уж лучше б вы так и жили в своих Евпаториях, чем по свету мотаться и детям души травить. Опосля вас наш мальчик до сих пор в себя не пришел.
— Помилуйте! Это он нас мучил!
— Будет вам спорить! — прервала Стешка. И, выглянув в окно, сказала: — Саша идет! Наверное, новый пейзаж закончил. Не будем портить ему настроение.
Но. Александр не сразу пошел в дом. Свернул в теплицу. И люди в доме вынужденно заговорили на другую тему.
— Вот вы говорите, зачем по свету мотаемся? А разве с добра? Мы в Евпатории столько лет прожили. А пришлось уезжать. Работы не стало. Люди отдыхать разучились. Перестали приезжать. На пляжах — ни души. Опустели грязевые бассейны. Раньше яблоку упасть негде было. А в последние три года силой никого не затянешь. Путевки не по карману. Город жил за счет отдыхающих. Тут же, когда их не стало, все прахом пошло. Хоть помирай. Ни света, ни газа, ни тепла, ни пенсий. Люди озверели вконец. Уехать к кому, куда и, главное — на что?
— Но вы уже переехали! На что сетуете? — нахмурилась Стешка.
— Три года не могли продать квартиру!
— И все же продали!
— За гроши! — возмущался человек.
— Умейте ценить малое, получите большее! — сорвалось у Варвары.
— Я не жалуюсь. Все позади. Лишь память болит…
— Нашли об чем болеть? Живите по-стариковски, воду не мутите. Чтоб и себе, и другим спокойней было б…
— Нам не до того. Успокоиться после пережитого, обрести уверенность в завтрашнем дне.
— А кто ее у вас отнял? — удивилась Стешка.
— Александр! Мой сын! Посоветовал присмотреть новое место Для жизни! Иль другую квартиру подыскать. Мы искали. Да за них такие деньги просят, каких мы и в глаза не видели никогда. Мы свою, считайте, даром отдали!
— Иван Степанович, успокойтесь! Никто не собирается выгонять вас из Сашиной квартиры. Но не забывайте, что несчастья случаются не только у вас. И Сережку привезли не на иждивенье, а на учебу. Он прекрасный мальчишка. Нужно было лишь найти общий язык.
— Стеша! Мы с Валей столько пережили за эти две недели! Саша уехал злой. Предложил найти вариант переезда от него. Но куда? Багаж стоит нераспакованный. Не знаем, чего ждать!
— Саша идет! С ним и поговорите! — сверкнула улыбкой.
Александр, увидев отца, не удивился. Обнял старика. Спросил, как добрался, о самочувствии.
— Какое к черту! Сидим на узлах, как студенты. Чего ждать, не знаем…
— Отец! Много лет назад ты жестче меня умел говорить с матерью. И это иногда давало результаты. Теперь ты дал слабину и женщина взяла верх. Так нельзя! Я просил вас относиться к Сергею, как к родному внуку. Мать восприняла его квартирантом. Это пошло! Я с нею поконфликтовал. За тобою оставались выводы! Раньше — справлялся.
— Саша! За эти дни столько выводов в валидоле получили, ничему не рады!
— А мне что говорить? Мальчонку с учебы сорвали!
— Он тоже не сахар! Не подарок!
— Послушай, отец! Сережка соседям не забивал в окна голы. Не забрасывал на спор шайбы в печные трубы. Не рисовал на воротах голые задницы с именами жильцов дома, не подводил к калиткам ток. Это был я! Как же тогда тебя хватало? Иль потому, что свой. А свое дерьмо всегда вкусно пахнет? Да Сережка в сравненье со мной просто ангел. С ним общий язык найти намного легче. Он многое умеет. Я был лентяем. И не стоит теперь скрывать. Не стало у вас тепла в сердце! Потеряли. Поспешили с этим. А ведь у меня скоро свой ребенок будет! У него, кстати, уже есть брат — Сергей, и сестренки. Они должны любить друг друга. Кто их этому научит, если сами не умеете?
Стешка, покраснев, ушла в спальню.
«Ведь вот только вчера сказала Сашке, что беременна, матери не призналась. А он — во весь голос! Как медаль надел! Иль в лотерею выиграл…»
— У тебя ребенок будет? — переспросил отец.
— Нуда!
— Слава Богу! Наконец-то! Может, доживем! — обрадовался старик. И добавил: — Значит, будет кому продолжить род!
— Конечно! Но одно плохо, что вы с матерью не готовы к тому! Слишком себя любите. Никого другого не поймете!
— Саша! Эти две недели были сущим наказаньем. Мы многое обдумали, поверь. Мать о многом пожалела. И, кажется, поняла все. Она надумала пойти на работу. И я тоже подыскал себе место. В военкомате… Все ж приработок. Не помешает… К тому ж обещали через год-два какое-нибудь жилье подыскать. Конечно, за деньги. С меньшими удобствами и не в центре, как у тебя. Но все же своя крыша. А потому, если с матерью невмоготу, мы уйдем. Но погоди это время! Умоляю! Не гони! — дрогнули плечи…
— Я сказал! Живите, сколько надо! Об одном прошу, не наступать мне на душу и не лезть в мою жизнь!
— Нам уже не до того! Поверь!
— И нечего жить по-бродяжьи. Распаковывайте вещи и живите нормально! Вы не в гости приехали!
— Спасибо тебе, Сашок! — подошел Иван Степанович к сыну. Обнял его. — Давай, сынок, вдвоем, как раньше! Ведь получалось у нас с тобой! И неплохо!
— Иван Степанович! Не выдержал! Я так и знал! Ушел от нее! — стоял в дверях Сережка с кучей инструмента в руках.
— Нет, Серега! Не ушел! В гости приехал. А с Валентиной Ивановной все уладится. Женщин в руках держать надо, даже в старости. В этом твой отец прав! — глянул Иван Степанович на Варвару, закусившую губу.
— Это уж, как получится! Иного мужика не вытаскивай с-под каблука! Не давай волю норову! А то ишь, в руках держать! А руки не отвалятся? Не всякую бабу подомнете! Иная так лягнет, откуда зубы доставать будете! — не сдержала язык.
— Не о вас сказано. И не о Стеше! О той, какая не умеет ни с кем ужиться! — успокоил Сашка тещу. Та вмиг потеплела. Морщины на лице разгладились.
Иван Степанович вместе с сыном обошел дом, участок, полюбовался лесом, подступившим почти вплотную. Напарился в бане. И, вернувшись, долго разговаривал с сыном и Сережкой в полутемной спальне. Никому не хотелось включать свет.
— Знаешь, Сергей, Валентина Ивановна — человек резкий. Но не с добра. В детстве была в детдоме. Когда война началась, детдом был оккупирован. И немцы у ребятни брали кровь для своих раненых. Валюхе тогда три года было. Кормили их крапивой и гнилой картошкой. От нее одна тень осталась. Умирала девчонка. И даже когда потеряла сознание, врач ей в вену иглу вставил, чтоб последнюю кровь взять, покуда жива. Да тут партизаны помешали. Открыли стрельбу. Врач про Валюху забыл. Ее нянька унесла. К себе домой. Растила до конца войны. В самом детдоме к тому времени больше половины ребят поумирало. А Валька уцелела. Но нянечка была старой. И после войны, когда узнала, что ее третий сын тоже погиб, уже в Берлине, не выдержала. Умерла. Вальку опять в детдом. Там она училась. Потом в ФЗО пошла. Но постоянные заборы крови даром не прошли. Здоровье сдавало. А тут узнала, что ее отца, кадрового офицера, попавшего в плен, заживо скормили свиньям. А мать попала под бомбежку вместе с военной колонной, менявшей дислокацию, погибла на Курской дуге, — выдохнул Иван Степанович и продолжил: — Однополчане… Мать их в бок! Девчонка и не выдержала этих известий. Попала к неврастеникам. Чуть на Колыму не угодила! Хорошо, врачи вступились.
— А на Колыму за что? — ахнула бабка.
— Награды ее отца были аннулированы, когда в плен попал. И посмертно назвали его предателем. Валюха, услышав о том, Сталина кляла на все лады! И не только его. А всех и вся, из-за кого сиротой стала. Ее спрятали в санаторий закрытого типа для детей-ивалидов. Там она подлечилась, поступила в библиотечный институт. И закончила с отличием. А вскоре меня встретила. Я тогда высшее офицерское училище закончил. В Одессе. Поженились. Правда, Валюшка долго не соглашалась. Мол, не получится семьи. И рассказала все. Потом и врачи со мной беседовали. Предупреждали о возможных срывах. Но… Они случались крайне редко. Я, как обещал, берег ее от стрессов. Но от жизни нынешней не убежишь. И позавчера у нее был очень сильный приступ. Думал, потеряю свою Валюху. Навсегда… Посинела. Дышать стало нечем. А на венах, сколько лет прошло, следы от игл, черные, как дробью пробиты… Еле откачала «неотложка»… Вот и злился на нее, и обижался, а пришла минута, свою жизнь отдал бы! Только бы она жила! Ну, кто я без нее? Старый мухомор! Не только кому-то, себе не нужен! А Валя всю жизнь любила меня