— Что там такое? — спросил с тревогой брат Пьетро, наклонившись вниз и вглядываясь во тьму. — Что случилось?
Лука поднял факел как можно выше, так что тьма наконец немного расступилась, и ему стало видно почти все округлое помещение подвала. Теперь он разглядел и кандалы, лежавшие на полу и по-прежнему крепко запертые, и цепи, прикованные к стене. И цепи, и кандалы были совершенно невредимы, и замки на них по-прежнему заперты, но от аббатисы и ее рабыни-мавританки не осталось и следа!
— Колдовство! — прошипел, заглянув вниз, дон Лукретили, и лицо его стало белым, как простыня. — Спаси нас, Господи, от этих ведьм! — Он перекрестился, поцеловал ноготь своего большого пальца и снова перекрестился. Потом спросил у Луки: — Кандалы не сломаны?
— Нет. — Лука пнул железо ногой, и оно зазвенело, но ни один замок не раскрылся.
— Я сам запирал на них кандалы, это совершенно точно, — сказал брат Пьетро, сполз по лестнице и подергал цепи, крепко сидевшие в стене. Клирика била дрожь.
Лука швырнул ему свой факел и молнией взлетел по лестнице наверх, к свету, ибо его внезапно охватило паническое ощущение, что он угодил в ловушку в этом темном подвале, из которого столь таинственным образом исчезли обе пленницы. Дон Лукретили протянул ему руку и помог побыстрее преодолеть последние несколько ступенек. Некоторое время они так и стояли, не размыкая рук. У Луки ладони были совершенно ледяные, и он испытал невероятное облегчение и благодарность при прикосновении теплых рук другого человека.
— Соберись с духом, следователь, — сказал ему Лукретили, — ибо времена настали черные и страшные. Это наверняка колдовство. Да, должно быть, так. Моя сестра — ведьма. Я ее упустил, и она предалась дьяволу.
— Но куда же они могли деться? — словно ребенок у старшего, беспомощно спросил у него Лука.
— Да куда угодно! Раз уж они сумели выбраться из оков и из запертого на замок подвала, то теперь могут находиться где угодно — как в нашем мире, так и в любом из иных миров.
Брат Пьетро вынырнул из черноты подвала, по-прежнему сжимая в руке факел. Казалось, он вылезает из колодца, оставив позади темные бездонные глубины. Он поспешно захлопнул дверцу люка и даже засов задвинул, словно опасаясь той тьмы, что таилась у них под ногами.
— Что же нам теперь делать? — спросил он, растерянно глядя на Луку.
Но тот, тоже чувствуя себя неуверенно, посмотрел на дона Лукретили, который, разумеется, тут же взял бразды правления в собственные руки и распорядился:
— Мы объявим об исчезновении преступниц и призовем всех к поимке этих ведьм. Впрочем, я совсем не уверен, что их удастся отыскать. Что ж, поскольку моя сестра исчезла — и вряд ли будет найдена, — я стану считать ее мертвой. — Он отвернулся, скрывая искаженное горем лицо. — Я ведь не могу даже заказать мессу за упокой ее души… Мой отец, человек поистине святой, и сестра, проклятая Богом… Они оба покинули меня, ушли в течение каких-то четырех месяцев! И теперь наш отец даже на том свете никогда с нею не встретится…
Лука выждал, давая Джорджо возможность немного успокоиться, а потом тихо попросил брата Пьетро:
— Пригласи сюда, пожалуйста, сестру Урсулу.
Она, естественно, ждала за дверями, и Лука обратил внимание на то, с каким любопытством посмотрел на нее Фрейзе. Сестра Урсула тихонько вошла в башню, плотно закрыла за собой дверь и, увидев запертый люк, вопросительно посмотрела на Луку. К дону Лукретили она старалась без особой нужды не обращаться. Лука предположил, что принесенные ею обеты запрещают любые контакты с мужчинами, кроме самых кратких, тогда как он, Лука, все-таки прошел первоначальный обряд посвящения в служители церкви.
— Что здесь произошло, брат мой? — тихо спросила она у Луки.
— Обвиняемые исчезли, — кратко ответил он.
Сестра Урсула вздрогнула, резко вскинула голову, и Лука заметил, как она быстро переглянулась с доном Лукретили.
— Как же это? Разве такое возможно? — в полнейшем изумлении спросила она.
— В том-то и дело, — сказал Лука. — Меня, впрочем, интересует следующий вопрос: раз у нас теперь больше нет подозреваемых, раз их вина стала совершенно очевидной в связи с тем, что они бежали из-под ареста — хотя я понять не могу, как им это удалось, — что нам следует предпринять далее? Должен ли я продолжать свое расследование? Или же дело следует считать закрытым? Ты, сестра Урсула, в отсутствие госпожи аббатисы становишься старшей и главной среди прочих сестер аббатства. И я хотел бы узнать твое мнение.
Он сразу заметил, что она прямо-таки вспыхнула от удовольствия, ведь он не только попросил ее совета, но и назвал самой главной в монастыре.
— Мне кажется, твое расследование полностью завершено, — тихо ответила она. — По-моему, ты сделал даже больше, чем от тебя можно было ожидать. Ты раскрыл причину всех здешних бед, доказав, что наша аббатиса занималась преступной деятельностью; ты сумел арестовать и ее, и эту рабыню-еретичку, назвал их ведьмами. И вот теперь они исчезли, но их бегство — это всего лишь доказательство их вины. Ты довел свое расследование до конца, брат мой, и теперь — если Господь смилостивится над нами, грешными, — наше аббатство сможет очиститься от скверны, и мы наконец вернемся к нормальной жизни.
Лука кивнул и повернулся к дону Лукретили.
— Вы назначите новую аббатису? — спросил он у него и заметил, как при этих словах сестра Урсула скромно потупилась, пряча руки в широких рукавах.
— Я бы назначил… — сказал дон Лукретили и умолк. Чувствовалось, что он еще не избавился от пережитого потрясения. — Я бы назначил, если бы нашелся такой человек, которому можно было бы доверить руководство монастырем после столь страшного обмана, совершенного моей родной сестрой! Стоит мне подумать, какой страшный вред она могла нанести этой святой обители…
— Который она нанесла нашей святой обители! — неожиданно перебила его сестра Урсула. — В монастыре разброд и шатание, одна монахиня уже умерла…
— И это все, что она совершила? — невинным тоном спросил Лука.
— Все? — воскликнул дон Лукретили. — А тебе мало? Она, будучи скована по рукам и ногам, выбралась из оков; она занималась колдовством и держала при себе для этого рабыню-мавританку; вместе они совершили немало еретических деяний и, наконец, убили одну из монахинь, а тебе все мало!
— Погодите минутку, — задумчиво сказал Лука. И, подойдя к дверям, что-то тихо сказал Фрейзе, а затем вернулся на прежнее место. — Прошу прощения, но я не сомневался, что мой слуга будет ждать моих указаний хоть целый день и никуда отсюда не уйдет. Я велел ему упаковать наши пожитки, чтобы мы уже сегодня смогли уехать отсюда. Брат Пьетро, твой отчет, должно быть, готов? Можно его отправить? — Лука посмотрел на Пьетро, но краем глаза снова успел заметить, как переглянулись дон Лукретили и сестра Урсула. — Ах да, конечно, вот еще что! — воскликнул он, точно что-то вдруг вспомнив, и повернулся к монахине. — Тебе, сестра моя, будет, разумеется, интересно узнать, какие рекомендации я дал благородному дону во имя будущего процветания этого аббатства?
— Да, это весьма меня беспокоит, — сказала сестра Урсула, снова опуская глаза долу. — Ты же понимаешь, брат, что в этом монастыре вся моя жизнь. И моя дальнейшая судьба в твоих руках. Как и судьба всех моих сестер.
Лука немного помолчал для солидности и веско заявил:
— Разумеется, я не вижу лучшей кандидатуры на пост настоятельницы этого монастыря, чем сестра Урсула. Если монастырь не будет передан под начало братьев-доминиканцев и останется чисто женским и независимым, согласна ли ты, сестра моя, в таком случае принять на себя руководство этой святой обителью?
Она поклонилась и сказала:
— Я совершенно уверена, что наши братья-доминиканцы могли бы отлично управлять и всем аббатством, но если бы меня призвали послужить…
— Нет, если бы меня спросили, стоит ли по-прежнему оставлять его под управлением женщин? — Всего лишь на мгновение Лука вспомнил, как ярко и гордо сияли глаза прежней аббатисы, когда она говорила ему о том, что отец никогда не внушал ей той мысли, что женщинами непременно должны управлять мужчины. И, вспомнив об этом, он с трудом сдержал улыбку.
— Меня может назначить аббатисой только сам дон Лукретили, — с некоторым нажимом заметила сестра Урсула, возвращая Луку к реальной действительности.
— А вы что на сей счет думаете, многоуважаемый синьор? — Лука тут же повернулся к Джорджо Лукретили.
— Этот вопрос следует решать только после того, как монастырь подвергнут тщательнейшей очистке и, возможно, процедуре изгнания дьявола. Но если сестра Урсула готова принять на себя обязанности аббатисы и если ты сам рекомендуешь ее на этот высокий пост, вряд ли можно найти человека, более подходящего для руководства душами этих несчастных молодых женщин.
— Согласен, — сказал Лука и, немного помолчав, спросил, словно эта мысль только что пришла ему в голову: — Но разве, приняв такое решение, вы тем самым не изменили бы волю вашего покойного отца? Разве это аббатство не было оставлено в наследство вашей сестре? Причем не только аббатство, но и прилегающие к нему земли вместе с лесами и ручьями? Разве, согласно его завещанию, все это не принадлежит вашей сестре? И разве не должна была она до конца дней своих оставаться настоятельницей этого монастыря?
— Как убийца и ведьма, она в глазах закона уже мертва, — ответил дон Лукретили. — Она лишилась положенного наследства из-за совершенных ею грехов, и отныне все будет так, словно она никогда и не рождалась на свет. Она станет изгоем, и никто в христианском мире не пустит ее под свой кров, не предоставит ей убежища, поскольку она будет объявлена преступницей. Ей негде будет преклонить свою лживую голову, и с точки зрения закона она будет мертва и превратится для людей в призрак. А новой аббатисой вполне сможет стать уважаемая сестра Урсула, которая исполняла в монастыре обязанности алмонера и, по сути дела, вела здесь все хозяйство. Она же будет распоряжаться и прилегающими к аббатству землями, и всем прочим. — Он невольно прикрыл глаза рукой. — Простите, но мне невыносимо трудно говорить об этом. Я не могу не оплакивать мою погибшую сестру!