Лука рассчитывал пообедать наедине с Изольдой и в это время задать ей все необходимые вопросы, а также выслушать ее объяснения; увы, уже послав за нею, он обнаружил, что ни Пьетро, ни Фрейзе никуда уходить не намерены и явно будут обедать с ними вместе.
— Я вам и еду буду подавать, — пообещал Фрейзе. — Уж лучше это сделаю я, чем какая-то местная служанка, которая без конца станет вас подслушивать, а то еще и вмешиваться начнет.
— А ты у нас просто на удивление сдержанный и молчаливый! — заметил Лука.
— Да, я очень сдержанный, — повторил Фрейзе, старательно запоминая это слово. — Сдержанный. А знаешь, ведь это, пожалуй, действительно так.
— А я буду вести протокол. Мы ведь по-прежнему расследуем дело об убийстве и колдовстве, — с суровым видом напомнил Луке брат Пьетро. — И то, что они попали в беду, а мы их спасли, отнюдь не доказывает их невиновности. Как раз наоборот! Хорошие женщины сидят дома и ведут себя как полагается, а не слоняются по дорогам и не попадают в лапы разбойникам!
— Их вряд ли можно обвинить в том, что они не сидят дома; ведь дома-то они как раз и лишились, а дон Лукретили вместе с главным аббатом намерены были объявить их ведьмами и отправить на костер, — раздраженно возразил Лука. — Разве можно обвинять синьору Изольду в том, что родной брат выгнал ее из дома?
— Какова бы ни была причина, но синьора Изольда и ее служанка лишились и дома, и должного присмотра, — стоял на своем брат Пьетро. — Никто из мужчин о них не заботится и не берет их под защиту. Они наверняка снова попадут в беду и станут причиной очередных неприятностей.
— Я полагал, что мы уже ответили на все вопросы, касавшиеся положения дел в аббатстве? — сказал Лука, видя, как решительно настроены его товарищи, и переводя взгляд с одного на другого. — Я думал, что наше расследование завершено и отчет о нем отослан. Или я не прав? Я считал, что эти женщины признаны невиновными — во всяком случае, в большей части приписываемых им преступлений. Я полагал, что нас вполне удовлетворили и доказательства их невиновности, разве не так, брат Пьетро?
— Да, в том, что касалось отравления монахинь с помощью белладонны и убийства сестры Августы, — согласился Пьетро, — доказательства их невиновности нас полностью удовлетворили, ибо выяснилось, что все эти преступления были делом рук сестры Урсулы. Но мы так и не установили, чем занимались эти две особы ночью в мертвецкой. Разве вы не помните, как они терзали труп усопшей? Помните, сестра Урсула еще предположила, что они отправляют сатанинскую мессу и пожирают плоть мертвой монахини?
Фрейзе кивнул и поддержал Пьетро:
— Он прав, Лука. Они должны это объяснить.
— Хорошо, я непременно спрошу об этом, — сказал Лука. — Я обо всем у них спрошу. Но вспомните, как ее братец, будучи заодно с преступницей, которая звалась сестрой Урсулой, явился на суд, более всего желая увидеть свою сестру на костре. Неужели вы не способны проявить к ней жалость? Впрочем, так или иначе, если ее ответы нас не удовлетворят, мы всегда сможем передать ее в руки дона Пикканте, хозяина этих земель. Он с той же легкостью отправит обеих ведьм на костер, как это сделал бы и дон Лукретили. Вы именно этого хотите? — Он посмотрел на их угрюмые лица. — Вам хочется видеть, как они умирают? Как умирают эти две молодые женщины?
— Мне хочется видеть, как свершается правосудие и воцаряется справедливость, — торжественно произнес брат Пьетро. — А прощать — это удел Господа.
— А мне кажется, можно было бы попросту закрыть на все это глаза и дать им возможность утром убраться отсюда, — предложил Фрейзе и направился к двери.
— Ох, прекрати, ради бога! — воскликнул Лука и увидел Изольду, как раз спустившуюся к обеду.
Она переоделась в платье, позаимствованное у жены хозяина гостиницы. Платье было из жесткой темно-синей ткани. Голову Изольда прикрыла чепцом, какие носят деревенские женщины, а свои роскошные светлые волосы убрала назад и заплела в косу. Глядя на нее, Лука тут же вспомнил, каким золотым водопадом обрушились ей на плечи из-под апостольника эти волосы, когда он на конюшне сбил ее с ног и прижал к полу; вспомнил он и легкий аромат розовой воды, всегда исходивший от нее. В этом простом одеянии ее красота вдруг неожиданно засияла столь ослепительно, что и Лука, и брат Пьетро примолкли, не в силах вымолвить ни слова.
— Я надеюсь, вам удалось немного прийти в себя и отдохнуть, — пробормотал Лука, придвигая ей стул.
Изольда улыбнулась, но глаза ее оставались опущены долу.
— Я же не была ранена, я всего лишь испугалась, так что теперь совсем уже пришла в себя. А Ишрак отдыхает и набирается сил. Утром, я уверена, ей будет значительно лучше.
Фрейзе, громко хлопнув дверью, вошел в комнату и принялся с грохотом расставлять на столе тарелки и перечислять принесенные кушанья:
— Фрикасе из курицы — они специально своего старого петуха зарезали. Тушеная говядина с турнепсом. Свиной паштет — лично я бы его, правда, есть не стал. Немного колбасы — она выглядит вполне прилично — и несколько ломтей ветчины. — Он снова вышел и вскоре вернулся с очередным подносом. — Вот марципаны с местного рынка, кстати, вкус у них почти как у настоящих, но клясться, что они свежие, я бы не стал; зато пирожки наша добрая хозяйка сама испекла, я видел, как их из печи доставали, и даже попробовал ради вашей безопасности. Могу вас заверить, они очень даже вкусные. Ну а фруктов тут у них никаких не имеется, разве что яблоки, да и те такие зеленые и кислые, что способны любого прикончить; есть еще засахаренные каштаны, они их весь год для заезжих дворян приберегают, так что за их свежесть я тоже не отвечаю.
— Извини, — повернулся к Изольде Лука, — он чудовищно болтлив.
— Ничего страшного, — с улыбкой ответила она. — Он очень обаятелен и, по всей вероятности, говорит сущую правду, что гораздо важнее.
— А вот очень даже неплохое вино, которое я, взяв на себя смелость, даже попробовал исключительно ради вас. Оно из здешних погребов, но тебе, госпожа моя, не причинит никакого вреда, — продолжал Фрейзе, которого настолько вдохновила похвала Изольды, что он, сияя самодовольной улыбкой, принялся разливать вино. — Еще есть немного слабого пива, вполне пригодного, чтобы утолить жажду; это пиво здесь варят на воде из горных ручьев, так что оно по-настоящему хорошее. Вы ведь воду-то так или иначе пить не станете, хотя здесь и воду пить можно. А если вам захочется побаловать себя парочкой яиц, так я запросто могу сварить их или изжарить.
— Ему нравится думать, что он — мой преданный слуга, но он действительно очень добр и очень хорошо ко мне относится, — тихонько сказал Изольде Лука.
— И мало того! — Фрейзе прямо-таки навис над Изольдой. — Я раздобыл на десерт весьма приятное сладкое винцо и немного чудесного свежего хлеба, только что из духовки. Пшеницы у них, разумеется, тут нет, зато ржаной хлеб очень вкусный и легкий, они в него мед добавляют — я это самолично выяснил в долгой беседе с поварихой, очень достойной и доброй женщиной. По-моему, она — отличная жена здешнему хозяину. Она, кстати, сказала, что это платье, госпожа моя, тебе куда больше к лицу, чем ей самой, и это сущая правда.
— Нет, порой наш Фрейзе становится просто невыносимым, — не выдержал Лука. — Фрейзе, прошу тебя, подавай кушанья молча.
— Он говорит: «Подавай молча». — Фрейзе кивнул Изольде и заговорщицки ей улыбнулся. — А я и молчу. Вы же видите: я не сказал ни одного лишнего слова. Я очень сдержанный, знаете ли. Да, сдержанный!
Изольда не выдержала и рассмеялась, а Фрейзе, демонстративно поджав губы, расставил на столе принесенные кушанья, затем низко поклонился и отошел, встав спиной к двери и лицом к обедающим, как и подобает отлично вышколенному слуге. Брат Пьетро сел за стол и принялся налегать на еду, держа под рукой и стакан с вином, и свои записи, и чернильницу.
— Я полагаю, вы хотите меня скорее допросить, чем угостить обедом? — сказала Изольда, обращаясь к Луке.
— Как во время тайной вечери, — ответил за него брат Пьетро. — Когда ты прежде всего должна позаботиться о своей душе и своей вере, а уж потом вкусить яств. Уверена ли ты в своей душе, госпожа моя?
— Я не сделала ничего такого, чего мне надо стыдиться, — спокойно ответила она.
— А бесчинство в мертвецкой? А издевательство над телом умершей монахини?
Лука быстро посмотрел на брата Пьетро, этим взглядом пытаясь его утихомирить, но Изольда без тени страха ответила:
— Никакое это не бесчинство. И мы вовсе не издевались над телом бедной сестры Августы, нам просто нужно было выяснить, что ее заставили проглотить. Узнав, что она была отравлена, мы тем самым спасли всех остальных. Я хорошо знала сестру Августу, а вот вы ее совсем не знали. И я уверяю вас: она была бы рада тому, что мы — после ее смерти — сотворили с ее телом, ибо благодаря этому мы получили возможность избавить наших сестер от лишних страданий в их тяжкой юдоли. Мы действительно обнаружили у нее в животе ягоды белладонны, и это доказывает, что нам в еду постоянно подмешивали яд, что я и сестры мои вовсе не были одержимы дьяволом, что мы не сходили постепенно с ума, хотя все очень боялись безумия. Я надеялась, что успею передать тебе, следователю, эти ягоды в качестве улики и спасти аббатство от происков моего брата и его любовницы, но не успела.
Лука ложкой зачерпнул куриное фрикасе, положил на большой ломоть хлеба и передал Изольде. Она извлекла откуда-то из рукава вилку и с ее помощью стала аккуратно есть мясо с поверхности хлеба, как с тарелки. Никто из молодых людей никогда прежде не сталкивался с такими деликатными манерами. Лука даже про все свои вопросы позабыл, а Фрейзе у дверей и вовсе застыл на месте от изумления.
— Ни разу такой штуковины не видел! — признался Лука.
— Она называется вилка, — сказала Изольда, словно о самой обычной вещи. — Ими пользуются при французском дворе. Эту вот подарил мне мой отец.
— Никогда не ел ничего такого, что нельзя было бы надеть на острие кинжала, — осмелился заметить Фрейзе, по-прежнему стоя у двери.