ы быть. Однако же… — Она пожала плечами. — В общем, когда я там появилась, я ничего о жизни монастыря не знала, а она, похоже, заправляла там всем на свете. Я не стала задавать ей никаких вопросов и вовсе не пыталась состязаться с нею в умении управлять аббатством. А ведь я должна была предъявить свои права. Следовало сразу же послать за вами. Но я ничего не сделала!
— Как вам удалось выбраться из подвала? — внезапно сменил направление допроса брат Пьетро, надеясь сбить Изольду с толку. — Как вы сумели бежать, если руки и ноги у вас были скованы кандалами, а сам подвал вырублен в сплошной толще камня?
Лука нахмурился; его раздражал чересчур резкий тон Пьетро. Но тот уже умолк, ожидая ответа; перо его снова повисло в воздухе.
— Это основное обвинение, — тихо заметил он Луке. — И единственное свидетельство применения колдовства. Деяния рабыни Ишрак — это деяния еретички, однако она вне нашей юрисдикции и не подчиняется нашей церкви. Но в расчленении мертвого тела участвовала и вторая обвиняемая; и это уже можно счесть безусловным проявлением зла. Я удовлетворен объяснениями госпожи аббатисы и считаю, что она не совершила никакого преступления, а вот ее бегство из запертого подвала вызывает серьезные подозрения и весьма похоже на колдовство. Она должна рассказать, как им это удалось.
— Ну ладно, расскажи нам, как вы с Ишрак выбрались из подвала? — спросил Лука у Изольды. — Но хорошенько подумай, прежде чем отвечать.
Она явно колебалась.
— После ваших слов я начинаю бояться, — промолвила она. — Мне страшно о чем бы то ни было рассказывать.
— Тебе и должно быть страшно, — кивнул Лука. — Если вам обеим удалось освободиться от кандалов и бежать из запертого на замок глубокого каменного подвала, применив колдовство или же прибегнув к помощи дьявола, тогда тебе не избежать строгого приговора суда. Я могу, конечно, отчасти снять с тебя вину за расчленение тела этой несчастной монахини, но все же буду вынужден обвинить тебя в колдовстве. А может, ты и впрямь призвала дьявола, дабы он помог вам с Ишрак бежать?
Изольда тяжко вздохнула:
— Я, к сожалению, не могу рассказать тебе о том, как нам это удалось, ибо ничто из этого не покажется вам достаточно правдоподобным.
Перо брата Пьетро по-прежнему висело над страницей.
— Ты бы лучше что-нибудь придумала, — сказал он, качая головой. — Подчеркиваю: это единственное обвинение, но достаточно тяжкое. Вы обе смогли не только освободиться от кандалов, но и пройти сквозь каменную стену. Это, безусловно, колдовство. Только ведьмы способны проходить сквозь стены.
Последовала ужасная пауза; Изольда, опустив глаза, изучала собственные руки, а мужчины ждали ее ответа.
— И все-таки как вам это удалось? — тихо повторил свой вопрос Лука.
Она сокрушенно покачала головой:
— Я правда не знаю…
— Что же произошло?
— Не знаю. Это какая-то загадка.
— Вы прибегали к колдовству? — спросил брат Пьетро.
Снова последовало долгое, мучительное молчание.
— Это я ее выпустил, — вдруг заявил Фрейзе, выходя на середину комнаты и покидая свой пост у дверей.
Брат Пьетро резко повернулся к нему.
— Ты? Но почему?
— Из милосердия, — кратко пояснил Фрейзе. — И по справедливости. Ясно же было, что эти девушки ни в чем не виноваты. Не они мыли в ручье золото, не они мели монастырский двор шелковыми юбками. Да ее братец только о том и мечтал, как бы ее на костер отправить! Ему бы только до нее добраться — уж он бы ее сразу к смерти приговорил! А эта сестра Урсула уже и дровишки для костров приготовила. Вот я и выждал, когда вы все будете заняты, да и проскользнул украдкой в подвал. Снял с них оковы и помог им по лесенке подняться, а потом вывел на конюшенный двор, усадил на лошадей и отпустил восвояси.
— Значит, это ты освободил арестованных мною? — не веря собственным ушам, спросил Лука.
— Да, маленький господин, — Фрейзе, словно извиняясь, развел руками. — Ты же двух невинных женщин сжечь хотел, а все из-за того, что на тебя так сильно подействовали последние события. Ты был в таком волнении — разве ж стал бы ты меня слушать? Нет, конечно. Тем более всем известно, что я дурак. А этих девушек разве стал бы ты тогда слушать? Тоже нет. Потому что сестра Урсула совсем тебе голову заморочила. А братец госпожи аббатисы времени даром не терял, он уже и горящий факел наготове держал. Я знал, что в итоге ты мне за это спасибо скажешь, так оно и случилось: ты мне благодарен.
— Я вовсе тебе не благодарен! — воскликнул безмерно возмущенный Лука. — Мне бы следовало лишить тебя места и обвинить в том, что ты злостно мешал расследованию, порученному мне самим папой римским!
— Ну, тогда, значит, меня эта госпожа поблагодарит, — весело возразил Фрейзе. — А если и она не поблагодарит, так, может, ее хорошенькая рабыня.
— Она мне не рабыня, — растерянно повторила Изольда. — И, как ты и сам сможешь убедиться, она никогда никого не благодарит. Тем более мужчин.
— Ну, хоть оценит меня по достоинству, когда получше узнает. — Фрейзе явно был бы вполне доволен и этим.
— Она никогда не сможет узнать тебя получше, потому что я собираюсь тебя рассчитать! — в ярости заявил Лука.
— Ух, как строго! — Фрейзе искоса глянул на брата Пьетро. — А ты как считаешь? Только учти, что это ведь я помешал вам спалить на костре двух невинных женщин, а потом еще всех нас пятерых от бандитов спас. Я уж не говорю о том, что именно мне удалось раздобыть для вас несколько очень даже полезных лошадок. Или я не прав?
— Ты непозволительным образом вмешивался в ход расследования, ты отпустил арестованных мною женщин, — стоял на своем Лука. — Что мне еще остается, кроме как рассчитать тебя и с позором отослать обратно в монастырь?
— Но я же ради тебя старался, — удивился Фрейзе. — И ради них. Я же вас от вас же самих спасал!
Лука только руками развел и повернулся к брату Пьетро. Тот спросил:
— Но скажи, Фрейзе, зачем ты снова кандалы запер, освободив пленниц?
Фрейзе ответил не сразу. Немного помолчав, он с мрачным видом буркнул:
— Да чтобы вас с толку сбить, ясное дело. Чтоб вы подольше разобраться не могли.
Изольда, несмотря на сильное волнение, невольно хмыкнула, с трудом сдерживая смех.
— Уж этого-то ты точно добился! — сказала она, и они с Фрейзе обменялись едва заметной улыбкой. Заметив это, Лука нахмурился и строго спросил:
— Значит, ты можешь поклясться, что именно ты их выпустил? Как бы нелепо этот твой поступок ни выглядел?
— Клянусь, — тут же сказал Фрейзе.
— Ну что ж, — сказал Лука брату Пьетро, — это освобождает их от обвинения в колдовстве.
— Но отчет уже отправлен! — возразил клирик, задумчиво на него глядя. — И в нем говорится, что арестованным, обвиняемым в колдовстве, неведомым образом удалось бежать и скрыться. Однако же те, кто их обвинял, сами оказались виновны в тяжких преступлениях. Можно, конечно, считать это дело закрытым, если только ты не хочешь заново его открыть. Мы не обязаны сообщать, что снова встретили бежавших из-под ареста женщин. Мы не обязаны снова их арестовывать, раз у нас нет никаких доказательств того, что они прибегли к колдовству. И в данный момент мы никаким расследованием не занимаемся. А предыдущее наше расследование завершено.
— Это как со спящей собакой, — не удержался Фрейзе.
Лука резко к нему повернулся.
— Какого черта! Что ты хочешь этим сказать?
— Это не я, так люди говорят: не надо будить спящую собаку, пусть лучше она спит. Ваше расследование завершено? Все довольны? Мы уже уехали из этого монастыря и готовимся к новой миссии, черт бы ее побрал. И эти женщины, которых обвиняли напрасно, теперь могут быть свободны, как пташки небесные. Зачем же нам новые неприятности?
Луке и хотелось ему возразить, и не хотелось. Он задумался, помолчал и снова повернулся к Изольде. Та сидела потупившись. После того как Фрейзе признался, что это он их выпустил, она метнула в его сторону лишь один ослепительный взгляд синих глаз и более на него не смотрела, внимательно изучая собственные руки, сложенные на коленях.
— Это правда, что Фрейзе вас выпустил? — спросил у нее Лука. — Это действительно он сделал? Он правду говорит?
Изольда молча кивнула.
— Почему же ты сразу нам этого не сказала?
— Мне не хотелось, чтобы из-за нас он угодил в беду.
Лука вздохнул. Что-то тут явно было не так! Но если Фрейзе по-прежнему будет упорно держаться своих слов, а Изольда не пожелает дать их исчезновению из подвала никаких других объяснений, то он больше ничего сделать не сможет. В общем, решил Лука, выхода у него нет, но на всякий случай сказал:
— И кто же этому поверит?
— По-моему, лучше уж такое объяснение, чем твои попытки доказать, что мы попросту растворились в воздухе, так и не сняв кандалы ни с рук, ни с ног, — разумно заметила Изольда. — Разве такому объяснению можно поверить?
Лука снова посмотрел на брата Пьетро.
— Так ты напишешь, что мы вполне удовлетворены объяснением моего слуги Фрейзе, который признался, что освободил пленниц, не имея на то никакого разрешения, но считая, что поступает по справедливости? Ведь теперь, кажется, у нас есть вполне достаточные доказательства того, что ни к какому колдовству эти женщины не прибегали? Полагаю, они могут считать себя свободными?
Лицо брата Пьетро имело весьма кислое выражение, когда он педантично заметил:
— Только в том случае, если ты велишь мне написать именно так. Сам же я считаю, что дело тут не только в том, что твой слуга превысил свои полномочия. Но поскольку он вечно их превышает — заметь, при твоем же попустительстве! — и поскольку ты, похоже, решительно убежден, что этих женщин следует отпустить, я именно так и напишу в отчете.
— И ты очистишь мое имя от клеветы? — требовательно спросила Изольда.
— Я не стану обвинять тебя в том, что ты сбежала из темницы с помощью колдовства, — уточнил брат Пьетро. — Это все, на что я готов согласиться. Я не знаю, насколько ты виновна или не виновна; но, поскольку ни одна из женщин не может считаться невинной со времен грехопадения Евы, я готов признать, что на данный момент у нас не имеется никаких свидетельств против тебя, так что и никакого обвинения выдвинуто быть не может.