— Ты тоже здесь, я очень этому рада, — ласково сказала Изольда, шагнув навстречу Саре. — Рада, что ты нашла в себе силы прийти.
— Моему мужу казалось, что нам следует непременно это сделать, — ответила Сара, но лицо ее было смертельно-бледным. — Он, наверное, думает, что мне будет приятно, когда этого оборотня убивать станут. Ведь все только этого и ждут. Ну, и я, конечно, не могла допустить, чтобы все тут собрались без меня. Ведь тогда все они со мной мое горе разделили. А теперь, ясное дело, хотят увидеть конец этой истории.
— Я рада, что вы все втроем пришли, — повторила Изольда и проводила Сару к шаткому столику, за которым уже сидела Ишрак.
— Значит, серебряная стрела у тебя? — спросила у нее Сара. — Это ты будешь в него стрелять?
Ишрак молча кивнула и показала ей стоявший рядом большой лук и стрелу с серебряным наконечником.
— И ты сумеешь в него отсюда попасть?
— Да. И не промахнусь, — с мрачным видом сказала Ишрак. — Если он действительно превратится в волка и наш следователь это увидит, он подаст мне знак, и я его застрелю. Но я все же думаю, что это не волк — он даже отдаленно на волка не похож — и не оборотень. Скорее всего, это вообще какое-то неизвестное животное.
— Но если мы не знаем, что это за животное такое, и не можем сказать, как оно будет себя вести, так лучше его убить, — твердо заявил муж Сары, но сама Сара невольно вздрогнула, услышав его слова; она то и дело посматривала то на оборотня, то на стрелу с серебряным наконечником. Ишрак, разумеется, это заметила, а Изольда, накрыв рукой дрожащие пальцы Сары, ласково спросила у нее:
— Разве ты не хочешь, чтобы его убили?
Сара покачала головой.
— Не знаю… Я же не могу сказать наверняка, что это он забрал мое дитя. И я совсем не уверена, что это такое уж страшное чудовище, как все говорят. Есть в нем что-то такое, отчего мне его жаль. — Она растерянно посмотрела на обеих девушек. — Вы меня, наверное, дурой считаете, но мне и правда его очень жалко.
Она все еще что-то говорила, когда двери гостиницы распахнулись и оттуда вышли Лука, брат Пьетро и епископ в сопровождении своей свиты ученых и священников. Изольда и Ишрак быстро обменялись выразительными взглядами, и Изольда, шепнув: «Я все-таки скажу ему!» — спрыгнула с платформы и поспешила к Луке, с трудом проталкиваясь сквозь толпу.
— Кажется, полночь уже близко? — спросил епископ.
— Да, и я приказал церковному звонарю ударить в колокол, как только она наступит, — сказал один из священников.
А епископ, наклонившись к Луке, спросил:
— Как ты собираешься осматривать оборотня?
— Я думал дождаться полуночи и прямо отсюда посмотреть, будут ли заметны какие-то перемены в его облике, — сказал Лука. — Если он начнет превращаться в волка, мы совершенно ясно сумеем это увидеть. Хотя, пожалуй, лучше было бы притушить часть факелов, чтобы оборотень смог почувствовать всю силу полнолуния.
— Согласен. Потушите факелы, — приказал епископ.
Как только двор затопила тьма, все сразу примолкли, словно испугавшись того, что творят. Женщины перешептывались и крестились, а маленькие дети жались к матерям и цеплялись за их юбки. Один даже тихонько захныкал.
— Ну вот, в такой темноте я его даже разглядеть не могу! — пожаловался кто-то в толпе.
— Нет, вон он!
Когда двор начал заполняться народом, оборотень спрятался в своем любимом темном углу, а теперь его и вовсе было почти не видно — его темная грива и смуглая кожа сливались с темным частоколом и черной утрамбованной землей. Люди моргали и терли глаза, поскольку дым от потушенных факелов еще не рассеялся. Вдруг староста сказал:
— Он движется!
Оборотень действительно встал на четвереньки и озирался, качая головой из стороны в сторону, словно никак не мог понять, что за беда грядет, но чувствуя, что вот-вот случится нечто ужасное. По толпе, как ветерок, прошелестели кинутые шепотом проклятья. Теперь, когда все увидели, что оборотень по-прежнему там и шевелится, большинство мужчин в гневе потребовали немедленно его прикончить. Фрейзе видел, что люди уже нащупывали булыжники в карманах, и понимал, что еще немного, и они забьют бедного звереныша до смерти.
Изольда тем временем, добравшись до Луки, легко коснулась его плеча и, когда он наклонился к ней, прошептала:
— Прошу тебя, не убивай его!
Увидев это, Фрейзе, стоявший рядом с ареной, быстро обменялся с Ишрак понимающими взглядами. Ему хорошо были видны и блестящий серебряный наконечник стрелы, и то, как спокойно и уверенно она держит большой лук. Потом он снова посмотрел на оборотня и еле слышно сказал ему:
— Тихо, тихо, не бойся, — но тот вряд ли мог услышать это предупреждение за шипением бесчисленных проклятий, так и сыпавшихся из уст присутствующих. Оборотень в ужасе втянул голову в плечи и сгорбился; ему явно было очень страшно.
Медленно, угрожающе, словно возвещая чью-то смерть, зазвонил колокол на колокольне. Оборотень вздрогнул, услышав этот звон, и затряс гривой, словно звуки колокола болезненным эхом отдавались у него в ушах. Кто-то пронзительно рассмеялся, но в этом нервном смехе отчетливо чувствовался страх. Все ждали, когда отзвучат последние удары полуночного колокола, и огромная луна, яркая, точно холодное солнце, медленно взошла над крышей гостиницы и осветила фигурку оборотня, который, чувствуя свое ужасное, безвыходное положение, замер на месте; все его тело так и блестело от пота.
Но никаких признаков отрастающей волчьей шерсти на этом теле видно не было, да и в размерах оборотень пока ничуть не увеличился. И волчьи клыки у него не появились, и хвост не вырос. Он, правда, по-прежнему стоял на четвереньках, но зрители, внимательно на него глядя, могли заметить, что он весь дрожит, точно пойманная морозным днем маленькая лань.
— Ну что, он меняется? — спросил у Луки епископ. — Я что-то ничего не замечаю. Я не вижу, чтобы он вообще что-то делал.
— Он просто замер на месте и озирается, — сказал Лука. — И никакой отрастающей шерсти на нем нет, хотя луна светит прямо на него.
Кто-то в толпе жутко завыл по-волчьи, и оборотень резко повернулся в ту сторону, словно надеясь, что это настоящий волк, но сразу отпрянул, поняв, что над ним грубо подшутили.
— А теперь он меняется? — снова потребовал ответа епископ.
— Нет, я ничего такого не вижу, — сказал Лука. — По-моему, он все такой же, как был. — Он посмотрел на небо и увидел, что облачко не больше крупного кулака наползает на луну и арена внизу уже отчасти скрыта во тьме. — Пожалуй, лучше снова зажечь факелы, — с беспокойством предложил Лука, — свет меркнет.
— Так этот оборотень все-таки начал превращаться в волка или нет? — капризным тоном спросил епископ. — Нам ведь еще нужно будет объявить людям свое решение. Может, ты прямо сейчас прикажешь этой мавританке в него выстрелить?
— Не могу, — честно признался Лука. — По справедливости не могу. Он же не превращается в волка. На небе полная луна, он весь залит ее светом, но ни в кого до сих пор не превратился.
— Не стреляй! — услышал он настойчивый шепот Изольды.
Быстро темнело — облако уже почти совсем закрыло луну. Толпа застонала — глухим, исполненным страха стоном.
— Пристрели его! Быстрей пристрели его! — выкрикнул кто-то.
В медвежьей яме стало совсем темно.
— Факелы! — крикнул Лука. — Принесите зажженные факелы!
Вдруг раздался жуткий пронзительный вопль и глухой удар упавшего в яму тела; кричала явно женщина, и почти сразу послышалось отчаянное царапанье — это она скребла ногтями бревна частокола, пытаясь встать на ноги.
— Что там еще такое? — Лука пробился сквозь толпу и, напрягая глаза, стал вглядываться во тьму, царившую на арене. — Да зажгите же, наконец, факелы! Именем Господа! Что тут у вас происходит?
— Спасите меня! — услышал он голос Сары Фейрли. Женщина была в дикой панике. — Всемилостивый Боже, спаси меня и помилуй! — Она, оказывается, упала в медвежью яму и сейчас прижималась спиной к деревянной стене, напрягая зрение и тщетно вглядываясь во тьму, чтобы увидеть приближение страшного оборотня. Тот, поднявшись на задние лапы, тоже всматривался в нее, глаза его теперь светились каким-то янтарным светом. Он-то хорошо видел в темноте, а вот остальные, можно сказать, временно ослепли. Бедная женщина выставила перед собой руки, словно надеясь оттолкнуть от себя острые клыки и когти волка-оборотня.
— Ишрак! Стреляй! — крикнул Лука.
В темноте он толком не видел ни самой Ишрак, закутанной плащом, ни блеска ее глаз, зато хорошо различал серебряный наконечник стрелы, нацеленный точно в цель — в оборотня, который, то и дело принюхиваясь, нерешительно, шаг за шагом приближался к кричавшей женщине. А потом вдруг Лука услыхал голос Ишрак, только она кричала не ему, а угодившей в медвежью яму Саре Фейрли, которая, застыв от ужаса, жалась к стене.
— Позови его по имени! — кричала Ишрак. — По имени позови!
Белое неясное пятно — лицо Сары — повернулось в сторону Ишрак, темной тенью высившейся над нею.
— Что? — Похоже, от страха она почти оглохла и не понимала, чего хочет от нее эта мавританка. — Что я должна сделать?
— Разве ты не знаешь, как его зовут? — сменив тон, ласково спросила Ишрак, но серебряный наконечник стрелы по-прежнему был нацелен на оборотня, медленно подползавшего все ближе и ближе к женщине.
— Откуда же мне знать, как зовут этого оборотня? — прошептала в ответ потрясенная Сара. — Вытащи меня отсюда! Ох, ради бога, вытащи меня! Спаси!
— Да ты только посмотри на него! Раскрой глаза и посмотри на него, как смотрит любящая мать! Кого ты столько лет оплакивала? Вспомни, как его имя!
Сара непонимающе уставилась на Ишрак, словно та говорила с ней по-арабски. Потом все же повернулась и внимательно посмотрела на оборотня, а тот еще немного придвинулся к ней. Голова его была низко опущена, и он осторожно переносил вес тела с одной лапы на другую, словно готовясь к прыжку. Он, несомненно, наступал. Почуяв волну страха, исходившего от женщины, он зарычал, показывая желтые зубы, и немного поднял голову, потом сделал еще три очень медленных, каких-то скованных шажка, снова наклонил голову, и стало ясно, что сейчас он ринется вперед и вцепится Саре в горло.