Топтун неловко дернулся и замер. Рейдер расковырял споровый мешок, оттащил тварь с тротуара к проезжей части и засунул труп под припаркованную машину.
— Дело сделано. Прием. — сказал он по рации.
— В двух кварталах к северу есть магазин спецодежда. Баню не вижу. Прием.
— Понял. Конец связи.
Найти указанный магазин не составило труда. Спрятав оружие в рюкзак, рейдер зашел внутрь. В нем нашлась как рабочая одежда, от медицинских халатов, до формы пожарного, так и большой ассортимент камуфляжных костюмов. Седой быстро переоделся в самый дорогой костюм и, честно расплатившись, вышел на улицу.
Там его ждал сюрприз. Седой бросил старую форму в урну, а когда поднял глаза, то увидел черный уазик, на котором белыми буквами было написано «Полиция». Из салона выскочили два молодых сержанта в черной форме, подошедшей бы больше настоящим силовикам, чем простым Ппсникам. Следом за ними вылез старшина низенького роста и с животиком, который появляется у мужиков при сидячей работе.
— Молодой человек, разрешите ваши документы? — сказал один из сержантов.
— Ты сначала по форме представься. — огрызнулся Седой.
— Что у тебя за игрушки? — не обратил внимание на его реплику старшина, указывая пальцем на рацию и подсумки с магазинами.
— Реквизит, фильм снимаем. Некогда мне, мужики, я одежду порвал, вот пришлось новую покупать, а ее еще загримировать надо.
— Что за фильм? — продолжал допытываться старшина, сузив маленькие низкопозаженые глазки.
— Фантастика, про апокалипсис с нашествием мутантов. Я главного героя играю.
— Странно, нам ничего такого не сообщали. — не отставал старшина. — Так все-таки документы можно посмотреть? — причем документы он произнес с ударением на «У».
— Усы лап и хвост, вот мои докУменты. — не растерялся Седой. — Еще раз говорю, по форме сначала представься, свои докУменты мне предъяви, потом уже что-то требуй.
Старшина принял правила игры и, вынув из внутреннего кармана корочки показал их Седому.
— Старшина Дубко Юрий Владимирович. Еще вопросы?
— А остальные?
Полицейский кивнул сержантам, и они покорно представились.
— Простите, а вот нож у вас на поясе, это тоже реквизит? — с наползающей на лицо ухмылкой начал докапываться Дубко.
— Так точно.
— А вы вкурсе, что ваш так называемый реквизит, относится к категории холодного оружия.
— Да с чего бы это, я конечно, сейчас сертификат не найду, но согласно таким критериям как длина и толщина лезвия, угол соприкосновения обуха и лезвия, отклонение при поперечном изгибе, твердость стали и прочим, данный агрегат не является холодным оружием.
— Ну мы же не можем поверить вам на слово. Нам придется изъять нож для экспертизы.
— Хорошо. Тогда давайте составлять протокол изъятия в двух экземплярах, при понятых, с моим несогласием занесенным в протокол.
«Шах и мат!» — подумал Седой. В 99 % случае этого простого заявления хватало, чтоб позарившиеся на твое добро полицейские переставали цепляться, но это был тот самый 1 %.
— Ну если вы настаиваете. — расплылся в улыбке старшина, который был похож на объевшегося зазеркальной сметаны Чеширского Кота. По обреченным рожам сержантов, рейдер догадался, что Дубко тот еще упертый баран и уже не раз из чистого упрямства проворачивал подобные вещи. И возится с протоколами и понятыми предстоит его подчиненным.
— Я могу их снять. — раздался в ухе голос Тайги.
— Не надо. — сказал Седой.
— Сам их положишь? Прием.
— Типо того. Ни в коем случае ничего не делай! Конец связи.
Конечно, Седой мог спокойно прирезать или застрелить этих троих еще до того, как они сообразят, что их начали убивать, дотянутся до обреза в рюкзаке или ножа на поясе не составляет никакого труда. Но видимо он недостаточно зачерствел и убить трех человек просто за то, что те выполняют свою работу он не мог. Да, эти полицейские потенциальные зараженные и их шансы оказаться иммунными не больше чем выучить наизусть «Войну и мир» на японском, но все же они есть и сейчас перед ним не пустыши и не внешники, а просто люди, скорей всего и не самые добросовестные, но все же люди.
— Да забирайте вы его! — психанул Седой и протянул одному из сержантов ножны. В конце концов, уж чего, а нож он себе добудет.
Старшина удовлетворенно хмыкнул.
— Ну, а теперь можно ваши документы посмотреть? — спросил он.
— Да чего вы привязались к этим документам? Ну нет их у меня с собой. В фургоне на съемочной площадке все оставил, а она за городом. Что они вам дадут?
— По базе пробьем.
— Без электричества-то?
— В таком случае, можно ваш рюкзак к осмотру? Вдруг у вас там еще холодное оружие есть.
— Слушайте, мне правда некогда. — сказал Седой. — Давайте на месте все вопросы решим. — Он вынул из внутреннего кармана пачку банкнот и протянул ее сержанту, который вопросительно покосился на старшего по званию.
— Да тут у нас не только ношение холодного оружия, а еще и дача взятки должностному лицу при исполнении. Пройдемте с нами в отделение.
— Да откуда ты такой гавнистый свалился на мою голову! — взорвался рейдер.
— Взять его! — скомандовал старшина.
Один из сержантов ухватил его за рукав, но Седой не стал упираться, а наоборот подался на рывок и впечатал менту коленом в пах.
— Сопротивление аресту! — чуть ли не радостно выкрикнул старшина. Второй сержант пытался передернуть затвор весящей на плече «ксюхи», но Седой оказался возле него и ударом ноги отшвырнул того на капот «Уаза». Когда он развернулся к старшине, то уставился в дуло табельного пистолета. По глазам Дубко Седой понял, что тот выстрелит, стоит ему только дернуться.
— Руки вверх! — приказал старшина.
— Да пожалуйста. — разом перестал упираться Седой и поднял руки.
— А я имею права хранить молчание?
— Молись, чтоб здоровье сохранить, урод. — сказал получивший в пах сержант. — Юрий Владимирович, может он нам сильнее сопротивлялся? — с надеждой в голосе спросил он.
— Даже не сомневайся, бился как японский самурай, а когда сражение было проиграно попытался сделать себе харакири, разбив голову об машину.
Второй сержант тоже поднялся и расчехлил дубинку, а затем Седого били со всей отчаянной силой, которую только вселяет в тебя вседозволенность и чувство превосходства. Но рейдеру было все равно, волшебный рубильник он дернул после первого попадания пинка в живот, а потом боль ушла. До него доносился лишь приглушенный звук ударов дубинок по его телу. В себя он решил прийти только после того, как услышал хлопок дверцы патрульной машины.
Он с трудом разлепил глаза, точнее только один из них и сразу невольно застонал. Болело все тело. Тупая пульсирующая боль волнами перекатывалась от пяток к голове и обратно. Где-то она уже начинала утихать, а других местах лишь разгоралась с большей силой.
Седой ощупал голову и насчитал четыре шишки, а если брать в расчет фингал под левым глазом, то все пять.
— Смотрите-ка, наш террорист в себя пришел. — издевательски протянул Дубко.
— Террористы — это твои родители, ибо создать подобное — преступление против человечества. — не остался в долгу Седой.
— Ты хоть понимаешь на сколько потянет содержимое твоего рюкзака?
— Не знаю, не взвешивал, килограмм на двадцать пять наверное, может даже больше.
— Ну-ну. Паясничай, пока можешь.
— Слушайте, мужики. Хотя после таких бабских ударов, я уже сомневаюсь в вашей половой принадлежности. А вот когда полицию гей парад разгонять отправляют на вас потом ваши парни не обижаются?
— Заткнись, а!
— Вы имели ввиду, что я все-таки имею право хранить молчание?
— Можешь.
— А все что я скажу, будет использовано против меня в суде?
— Смейся, смейся, в отдел приедем, там по-другому запоешь.
— Запеть я и здесь могу. — сказал он и начал горланить во всю глотку классику шансона. — Эх, Шарик, я как и ты был на цепи, Шарик, рубал хозяйские харчи, Шарик, и по ночам я видел сны, всё как и ты, всё как и ты.
Элитник наступил Седому на ухо еще задолго до того, как он попал в Улей, так что даже глухой с ангинной исполнил бы эту песню во много раз лучше. Но похоже известный в его вселенной шансоновый шлягер был здесь в новинку, поэтому первые три раза полицейские даже вслушивались в текст, но вот остальные семь не прошли так безболезненно для их слуха и психики.
Несмотря на побои, ему было весело, ведь это не зараженные, не муры, а всего лишь менты, так что он воспринимал этот инцидент, как небольшую передышку перед настоящими проблемами. Но одиннадцатый раз рейдер спеть не успел, машина подъехала к участку, и сольный концерт пришлось завершать. Седого выволокли из уазика и завели внутрь, заперев в обезьяннике с парочкой криминальных на морду типов.
— Дубко. — обратился к старшине Седой, когда тот уже собирался уходить. — Думаю ты сразу побежишь хвастаться уловом перед начальством. Если ты или твой начальник захочет узнать, почему ваш город отрезало от электричества и воды, откуда взялся зеленый туман и куда подевались знакомые вам дороги, то знаешь где меня найти.
Старшина задумчиво глянул на него, но ничего не ответил и ушел.
— За что тебя так? — спросил один из сокамерников, одетый в трико и майку мужик лет тридцати пяти с красноречивой надписью на костяшках рук — «моря» на правой и «к» на левой.
— Пропаганда гетеросексуального поведения, я так понял у них это больная тема.
Мужик заржал, его смех подхватил лежавший на лавке второй задержанный, бомжеватого вида парень лет двадцати пяти.
Седой уселся на пол, подстелив куртку под задницу и откинулся спиной на стену. Он решил, что регенерация лучше во сне и отключался раза четыре минут на пятнадцать. Сейчас он все равно не может сделать ничего более полезного, остается только ждать, когда Тайга придет его вызволять или когда полицейское начальство решит разобраться в ситуации.
Когда он в очередной раз открыл глаза, то понял, что голоса неумолкающих все это время сокамерников стихли. Один из них так и валялся на лавке, а вот второй медленно поднимался, наконец он распрямился и уставился на рейдера. Седой слишком хорошо знал этот голодный взгляд.