— Учил князя, что нельзя в деревянных идолов верить, людей и животных в жертву им приносить. Плохой бог, если он крови требует! Оттого и Русь разобщена, что каждый своему истукану поклоняется. Это сейчас кучки половцев на вас нападают — вы отбиваетесь. А когда объединит степняков страшная идея наживы — трудно вам будет!
Вспыхнула зарница, разорвала темноту — и узрел Владимир совсем рядом наполненные блестящей влагой очи коня.
— А в какого же бога верить? — подавленно спросил мальчик.
— Бог в душе человека. И все перед ним равны. Вижу жребий на твоём челе, станешь Великим Князем. будет назван Киев матерью городов русских. Но помни всегда: почитай ближнего, как самого себя, — это основной закон жизни. Будь милостив и милосерден, не таи злобу в сердце… А сейчас ухожу в табун. Не ищи меня — ещё не время.
Сияние возникло вокруг головы коня. Пелена затуманила взгляд Владимира. Мальчик упал на траву и провалился в сон…
— Я весь в сомнениях, — раздражённо сказал Треверс утром. С одной стороны, не использовать уникальные способности кентавра — глупо! У меня большие владения земли. Наверняка в их недрах есть золото. Но, с другой стороны, вас, конечно, ищут. Стоит Патрику появиться на материке — кто-нибудь обязательно пронюхает! Может, мы изменим ему внешность?
— Как это? — не понял Никита.
— Ну, при современных достижениях науки это не проблема. Даже масть поменять можно.
— Я не дам Патрика уродовать! — воскликнул Зеленков.
— Не кипятись! Давай у него самого спросим. По-моему, твой кентавр достаточно честолюбив. Он с удовольствием раскрывает свои таланты перед достойным хозяином. Вспомни, ведь раньше он тебе никогда не показывал прошлое.
Никита насупился — крыть было нечем.
Патрик выслушал предложение Джона и сразу согласился. Треверс обрадовался и побежал давать распоряжения — как раз улетал самолёт за продуктами.
— Зачем тебе это? — возмутился Никита.
— Пойми, так легче будет уйти, — спокойно пояснил кентавр. — А внешность — не самое главное…
Вскоре Треверс вернулся.
— Всё! Завтра сюда доставят специалистов! Мы купим весь этот мир с потрохами! И так объединим его! Это будет не империя! Это будет один большой концерн! Завалим людей жратвой, одеждой — вот оно, всеобщее счастье!
— Достаток никогда не делал человека счастливым, — тихо сказал Патрик.
— Да? Почему же он всегда стремится к нему?
— Не все… Некоторые чудаки предпочитали иной путь.
— Ну-ну, покажи! Это должно смотреться как комедия.
Никите показалось, будто кентавр окутался чёрным дымом. И только вдалеке сквозь мутную пелену виднелся маленький жёлтый огонёк…
Видение пятое. РОСИНАНТ
Тёплый ветерок колыхал слабое пламя свечи. Два человека, прислонившись друг к другу плечами, сидели у стола, отделённые от всего мира пузырём тусклого света.
— Друг мой Санчо, — произнёс один из них — длинный, сухощавый, с добродушными, кроткими глазами. — Почему приходишь ко мне только ночью, тайком?
— Ах, сеньор! ответил другой — маленький, плотный, с простодушной и в то же время лукавой физиономией. — И так про вас идёт дурная слава. Вы — идальго[5], я — чумазый крестьянин. Зачем всем знать, что мы якшаемся?
— Но если Бог подарил нам радость сочувствия, если мы оба понимаем прекрасное — значит, мы равны!
— Так-то оно так… Но это мы с вами знаем, что природа создала человека свободным. А другие об этом и не догадываются… Так что побережёмся для вашей же пользы. Почитайте мне лучше из Гомера. То самое… моё любимое место, когда Парис собирается за прекрасной Еленой, а Кассандра предупреждает его об опасности. Ах, сеньор, всякий раз, как слышу это, мурашки по телу бегут!
— Да, Санчо! Это страшно! Уметь предвидеть будущее и носить при этом вечное проклятие — слыть среди людей глупцом! Вот высший взлёт трагедии! Ты видишь беду, хочешь спасти людей — но тебе никто не верит! Каждый живёт только нынешним днём, не думая, что будет завтра…
Скрипнула дверь, и в комнату вошла служанка.
— Дон Кихано, прибилась к нашему стаду овец какая-то кляча — кожа да кости. Я её гоню — она уходить не хочет. И всё на ваше окно смотрит. Так жалостливо, прямо сердце разрывается. Что с ней делать, ума не приложу.
— Пойдём, Санчо, посмотрим на эту странную гостью.
— Ах, сеньор, простите мою дерзость, на коней на своём веку я нагляделся вдоволь. Дозвольте, я над книгой посижу, покуда ваша милость с животиной разбираться будет.
— Что ж, это твоё право, — усмехнулся Кихано.
По каменным ступеням он спустился во двор. В углу у охапки сена стоял старый, худой жеребец. Грива клочьями свисала с его головы.
— Ну что, приятель, — с улыбкой спросил дон Кихано и потрепал коня по холке, — ты хотел меня видеть?
И вдруг услышал голос:
— Добрый вечер, ласковый сеньор! Извините, что потревожил. Вы, наверно, как всегда отдавали свой досуг чтению.
Дон Кихано отпрянул, перекрестился.
— Не бойтесь, ласковый сеньор Перед вами убогий потомок славного рода кентавров. Игра Природы за бросила меня в ваш жестокий век когда пылают костры инквизиции, когда монахам всюду чудятся ведьмы и нечистая сила… Я специально довёл себя до такого состояния, чтобы ни в одних жадных глазах не вспыхнуло желание обладать мною.
— Господи, неужели это правда? Неужели передо мной настоящий кентавр?
— Увы, сеньор… К сожалению, это так. Недавно услышал я, как простой пастух с восхищением рассказывал о вас. О том, что вы читаете мудрёные книги, о том, как вы добры и великодушны. И понял — только вы достойны быть моим хозяином, только вам могу доверить свою старость.
Дон Кихано обнял коня за шею, слеза заблестела на его ресницах.
— Спасибо тебе за этот выбор! Это самый счастливый день в моей жизни. Как звать тебя?
— Росинант…
Дождь, желанный дождь прошёл над Ламанчей. Бурая земля впитывала в себя желанную влагу. Упругие струи смыли серую пыль с листьев и травы. Над холмами повисла пёстрая радуга.
Дон Кихано и Росинант стояли под навесом.
— Помнишь, прошлый раз ты говорил: человек — плод своих деяний?
— Да. Память о людях остаётся только в их делах, — ответил кентавр.
— Я принял решение! — решительно сказал идальго. — Жизнь проходит, а я остаюсь наедине со своими мыслями. Нет больше сил терпеть! Нужно совершить Поступок! Ведь кто-то должен в наше лживое время, когда с именем Господа на устах продаётся и покупается всё: женская нежность, сыновняя привязанность, товарищество — кто-то должен показать людям пример бескорыстия и благородства! Это будет своего рода паломничество… Я пойду по Испании и во имя любви — только любви! — стану защищать страждущих и обиженных. И проповедовать, неустанно говорить людям о том, что человек — это удивительное, прекрасное и свободное существо. Природа дала ему замечательные качества — силу ума, воображение, чуткое сердце. Дала умелые руки, способные осуществить самый дерзновенный замысел! И только от самого человека зависит, куда направит он свой дар: пойдёт ли по тропе жадной, прожорливой твари или по широкой дороге, на которой его ждут бесконечные подвиги духа!
— Ах, сеньор, как славно вы сказали! — воскликнул Росинант. — Я пойду с вами! И буду до конца, что бы ни случилось! Тяжкие испытания ждут нас на этом пути. Но кто-то должен начать… Сквозь смех и слёзы, сквозь грязь и кровь — вперёд, к новому Человеку!
В окно, закрытое тяжёлой решёткой, заглянула багровая усатая рожа стражника.
— Давай его сюда! — крикнул он. — Здесь сидит этот, сухорукий! Как раз до пары — не тюрьма, а лазарет! — И оглушительно захохотал.
Дона Кихано, избитого, оборванного, втолкнули в камеру.
Седой, уставший человек поднялся с лавки и шагнул к нему навстречу. Левая рука, словно плеть, висела у него вдоль тела.
— Разрешите представиться: рыцарь печального образа Алонсо Кихано.
Человек криво усмехнулся, учтиво раскланялся.
— Мигель Сервантес — рыцарь несчастного образа и по совместительству сборщик налогов, посаженный по ложному обвинению в недостаче. А вас, позвольте узнать, за что поместили в этот старинный замок?
— Ах, сеньор, это долгая история!
— Расскажите, нам торопиться некуда.
— Ну ладно… Слушайте… Какое счастье, что они не схватили Росинанта. Верный Санчо не даст ему пропасть! Нет, рано мы пришли в этот мир! Никто нас не поймёт! Уж лучше действительно прослыть сумасшедшим, чем попасть в лапы к церковникам!
— Успокойтесь, дон Кихано. Давайте с самого начала.
Идальго грустно улыбнулся и чуть нараспев произнёс:
— Едва светлокудрый Феб распустил по лицу красавицы Земли золотые нити своих волос, как знаменитый рыцарь дон Кихано Ламанчский, встав с изнеживающих перин, вскочил на своего верного коня Росинанта и пустился в путь…
- Глупая история! — возмущённо сказал Треверс. — И книга дурацкая! Нельзя смеяться над больным человеком. Тем более им восхищаться…
- Почему ты считаешь его больным? — удивился Никита.
— Потому что только слабоумный может испытывать добрые чувства ко всем подряд. Люди разные! Есть чёрные и белые, христиане и мусульмане, коммунисты и капиталисты, работящие и ленивые, плуты и простаки… Могу ещё назвать миллион различий! И что же, прикажешь всех любить?
— Да, мир разобщён… — задумчиво произнёс Патрик. Но на краю бездны жизнь заставит вас протянуть друг другу руки.
— Какой бездны? — теперь уже изумился Треверс.
Кентавр чутко повёл ушами. Он услышал чьи-то торопливые шаги.
— Сэр! Сэр! — В. конюшню вбежал взволнованный дворецкий, за ним — стражники, повара, прислуга, садовники. Лица у всех были искажены от страха. — Сэр! Только что передали по радио! На атолле Корундо проводили подземный ядерный взрыв…
— Ну и что? Это Бог знает где.
— Что-то там…у них…пошло вразнос! Образовалась огромная волна. Она идёт через океан. Уже смыла на своём пути несколько островов. Через пятнадцать минут будет у нас!