Но не таков наш паренек! Вычерченные тонким карандашом на карте ватерлинии и ряды стройных кильватеров на продуваемой всеми ветрами палубе часто снились ему долгими бессонными ночами. Он без экзаменов поступил в институт Дружбы народов имени Патриса Колумбана факультет имени одноглазого адмирала Нельсона.
Впервые академик Курчатов обратил внимание на низкорослого паренька во время лабораторной работы по физике, когда Конрад изучал резонанс Фаллопиевых труб. Вошедшая в резонанс самая большая труба соскочила с кронштейна и обрушилась на парня, начисто срезав ему запонки. Срикошетив от пола, запонки, сделанные когда-то боцманом Сидоренко из остатков ненужной боеголовки, с силой ударили Курчатова в глаза. Ослепшегопрофессора унесли на носилках, но и в бреду он еще долго повторял имя удивительного студента.
Через пять лет Конрад закончил институт по специальности "визуальный контроль пожарных гидрантов и аквариумная акустика". Это было, конечно, не море. Но все же что-то связанное с водой. Однако работать по специальности Конрад не стал, а уехал с одним негром с параллельного потока в Африку. Но в Африке жить оказалось еще тяжелее, чем ходить под водой на атомной субмарине. Пришлось обитать в тростниковой хижине, спать и ходить в туалет с автоматом Калашникова, периодически отражать набеги повстанцев, противников режима. Заработать ничего не удавалось, все деньги уходили на патроны. Слава богу, что питание бесплатно росло на пальмах. Прожив так восемь лет, Конрад продал своего друга в рабство повстанцам.Таким образом удалось выручить необходимую сумму для покупки билета на самолет "Аэрофлота" летящий до Стамбула, а уже оттуда на перекладных он добрался до Абхазии, где некоторое время был советником в правительстве Ардзинбы. Но Ардзинбу продать никому не удалось, поэтому Конрад перебрался в Москву.
Сейчас Конрад зарабатывает на жизнь тем, что в одном из второразрядных кабаков танцует стриптиз-гопак или же просто медленно раздевается под русские плясовые мелодии, к вящему удовольствию бездуховных российских богачек, готовых за деньги продать самое святое. О времена, о нравы!.."
Лебедь в раздумьях прошелся по кабинету. Внезапно его озарило. Он понял тайный смысл публикации. Как же он сразу не догадался!
Это же удар по Пугачевой! Так-так-так... Теперь нужно пораскинуть оставшимися после войн мозгами, какие выгоды сможет извлечь из ситуации лично он, Александр Лебедь?
Кажется, он знает, что ему нужно делать!
Лебедь быстро набросал текст на бумажке и дернул красную ручку от катапульты кукурузника. Вошел адъютант.
- Так, первое: эту телеграмму отправить в Лапландию вот этому лицу. Второе: сходить в архив МВД узнать все про это лицо. Вопросы есть? Свободен.
Довольный произведенной умственной работой Лебедь откинулся в кресле и довольно засмеялся:
- Гы-гы. Гы-гы. Гы-гы.
Глава 5.
Лариса Моисеева, урожденная мужчина позвонила в дверь. Сейчас откроют и она вручит Ему букет цветов. Он, конечно, сначала не заметит. А когда заметит... Сердце сладко затрепетало.
За дверью послышались шаги, щелкнул пудовый замок фирмы "Zapizdutsen und Der Pizdekliaus" и дверь из мореного дуба распахнулась. На пороге стоял Он - высокий, красивый, улыбающийся.
- Это тебе, - Лариса протянула букет Филиппу и смутилась.
Некоторое время он смотрел на нее не узнавая. Еще бы! Узнать ее было непросто: белое платье вместо всегдашних джинсов, густо напудренное лицо, глаза... Впрочем, глаза всегда были подведены.
- Господи, Боря, ты ли это?
- Я, - смутилась Лариса. - Только я теперь не Боря. Сбылась моя мечта.
- Какая мечта? Да ты проходи, проходи. Жены нет дома. Я сейчас чайник поставлю, штаны сниму...
- Филипп, ты не понял! Я стала женщиной!
- Поздравляю. Только, по-моему, это случилось с тобой еще в юности, когда ты еще не брился. С тех пор тебе в любви не везет, если не считать меня. - Последняя фраза была сказана Филиппом, конечно, в шутку. Уж Ларка-то знала количество его любовных связей! Это жене он может мозги крутить...
- Ты ничего не понял, дурашка! Мне сделали операцию.
- Ах черт! Так вот где ты пропадал!
- "Пропадала", - мягко поправила Лариса.
Видно было, что Филипп потрясен этой информацией. Некоторое время, пока он ставил чайник и дрожащими от волнения руками щелкал золотой зажигалкой над плитой фирмы "Zaebition and gowno", в воздухе висело некоторое напряжение.
- Ну что скажешь? - наконец не выдержала Лариса.
- А что сказать? Я даже... Я думал, ты что-то под платье натолкал, ваты что ли. А это... это сиськи? Это настоящие сиськи у тебя теперь?
- Ага. Хочешь потрогать?
- Нет-нет! - испугался Филипп. - Вот это да! Боря, как же ты решился?
- "Решилась", - снова мягко поправила Лариса. - И не зови меня Борей. Бори больше нет. Есть Лариса. Я уже и паспорт поменяла. Я так давно об этом мечтала, так давно!
- За это надо выпить, - Филиппа наконец посетила первая дельная мысль.
- Ну, конечно, глупый... Наливай, ептыть.
Разлили.
Выпили.
Разлили.
Выпили.
- Ну что? Еще по одной?
- Давай, а чего...
Разлили.
Выпили.
- Ну, вдогонку что ли?
- Скрупулезно подмечено...
Разлили.
Выпили.
- А борода не растет? - наконец отошел от новостей Филипп, проявив живой интерес к диковинке.
- Пока растет, но я сейчас сижу на женских гормонах. Потом расти перестанет. Начнут увеличиваться бедра. Не отличишь. А сейчас приходится два раза в день бриться и сильно пудриться.
- А сиськи у тебя из чего?
- Сделали. Сейчас это не проблема.
- А... А это... Неужели отрезали?
- Отрезали.
- И то, и другое?
- Напрочь... Сделали наоборот.
Помолчали.
- Уму непостижимо. И что теперь?
- А что? Жить буду. Танцевать.
- Публика пойдет на какую-то Ларису?
- На какую-то не пойдет... дай огурчик... на какую-то не пойдет. А на бывшего Бориса с сиськами - валом повалит.
- Вообще, да, - согласился Филипп. - Они же быдло.
- Быдло, - согласилась Лариса. - Тупое быдло. Но мы с него живем. И давай поэтому поуважительнее о собственных бабках.
- Бабки - это святое.
- Самое святое, что у нас есть. Они и отличают нас от того быдла.
- Ты какие бабки особенно любишь?
- Я-то? Баксы люблю. Новенькие стодолларовые особенно удались. Наши тоже люблю, сотенные купюры. Но уж больно они мелки, неудобно расплачиваться. Марки эти... Ну, немецкие. Еще кредитки люблю, если на них много лежит. А ты?
- Ну у нас с тобой, в общем, вкусы сходятся. Наверное потому и мы вместе сошлись. Я слышал, схожие люди сходятся.
- А я слышала, схожие расходятся, а сходятся расхожие. Они дополняют друг друга.
- До чего дополняют?
- До единого целого.
- Хе-хе-хе... До гермафродита что ли?
- В смысле, в любви мы всегда ищем половинку.
- А я всегда искал целой любви. Кому нужны половинки, четвертинки некондиция?
- Да нет, я не в том смысле. Легенда есть такая. Древняя.
- А-а. Тогда ладно. Древние, они много мудрости знали. Ты вот Библию читал?
- Видела. Мне Юдашкин показывал в каком-то фильме. Там мужик на ней клялся в суде.
- Серость! А я сам читал. У племянницы моей есть детская Библия в комиксах. Так я тебе скажу - это мудрость веков. Вторые смыслы, понимаешь, разное такое... Там все зашифровано. Что было, что будет. Кто был, не забудет...
- А ты Апокалипсис читал?
- Это про что?
- Про конец света.
- Не-а, я фильм смотрел. Там еще мертвецы такие на всех нападали. Из могил вылезли - и вперед. А наши - от них драпака.
- Наши - это русские что ли?
- Да какие мы с тобой русские! "Наши", в смысле, живые! Фильм-то американский. Поэтому живые там были американцы.
- А мертвые?
- Ну, не знаю. Ты уж прям... чего от меня хочешь? Чтобы я титры читал?
- А по фильму не ясно?
- Ну что у них, по твоему, должно быть на лбу что ль написано, чей он мертвец?! Они полусгнившие и так все были. И вообще... Слышал, говорят - "у преступника нет национальности"? Так вот я считаю, что у мертвеца тоже нет национальности.
- Мудро. А я тебе скажу, что у женщины тоже нет национальности!
- Мудро. Да у человека вообще нет... не должно быть национальности!
- Умно, умно... Нет национальности - нет национальных предрассудков. Вот ты, например, какие знаешь национальные предрассудки?
- Ну у китайцев, например, это... они червей едят.
- Зачем?
- Да ни за чем! Обычай такой. Это у них запросто, вместо "здравствуй". Не здоровкаются по человечьи, а начинают червей глотать.
- Фу, гадость какая! А еще чего едят? Говно едят?
- Говно мы с тобой едим сейчас.
- А у тебя поприличнее закусь есть?
- Тебе что, устриц что ли захотел? Потом, блин, греха не оберешься, хуже Церетели. Вон Третьяков один раз поел устриц, так до сих пор ему этих устриц вспоминают, ептыть.
- Да, нехорошо получилось.
- Еще бы хорошо! Вон Алла уже даже не может больше икру есть. Не могу, говорит, икру больше есть, когда народ голодает. И не ест больше.
- Больше чего?
- Больше полбанки. Даже чуть меньше.
Лариса вздохнула:
- Сильная воля у женщины. Все-таки она у тебя великая женщина.
- Да, немалая. Но не у меня! Она у народа великая!
- У быдла что ли?
- Я их не отличаю. Просто, когда публика хорошая, тогда - "народ". А когда плохая - "быдло".
- А мы с тобой "народ"?
- Когда хорошие - народ. А когда нажремся и пойдем на паркет блевать, тогда "артисты".
- Точно... Расскажи мне о своем творчестве, Филиппушка. Какие, например, у тебя творческие планы?
- Ну что тебе сказать о моем творчестве? Я иногда ночами не сплю. Творю!
- Много натворил?
- Да до хера уже. А у тебя какое творчество?