Ревекка бережно опустилась на колени подле убогого ложа. Взгляд ее, полный невыразимой нежности, скользнул по точеным чертам Айвенго, по спутанным русым прядям, разметавшимся по подушке. Дрожащими пальцами девушка коснулась горячего лба рыцаря, отвела со взмокших висков слипшиеся от пота волосы. Какой-то трепет пробежал по ее руке от этого прикосновения, сердце сжалось от странной, тоскливой боли.
Даже сейчас, в пучине беспамятства, сжигаемый лихорадкой, Уилфред казался ей самым прекрасным мужчиной на свете. Воплощением доблести и чести, недосягаемой мечтой, о которой грезит в глубине души каждая девица. И пусть сословные предрассудки и клятвы, данные пред лицом разных алтарей, навеки разделили их - разве могла она, еврейская девушка, не тянуться всем существом к этому лучу света, не сгорать в его сиянии подобно ночной бабочке?
Тихо вздохнув, сдерживая подступившие слезы, Ревекка принялась менять пропитанные кровью и сукровицей повязки на ранах Айвенго. Ловкие пальцы осторожно разматывали присохшие к коже льняные бинты, омывали воспаленную плоть настоем целебных трав, принесенных с собой из дому. Знакомая, привычная работа, что не раз уже спасала многих страждущих, будто омывала и истерзанную душу самой Ревекки. Погрузившись в этот почти ритуальный, умиротворяющий процесс, девушка вдруг поймала себя на том, что беззвучно напевает. Старинная колыбельная на иврите, что певала ей мать в детстве, слетала с губ сама собой. Нежный, чуть надтреснутый от волнения голос Ревекки звучал в сумрачных стенах каморки подобно молитве - робкой мольбе об исцелении, покое и утешении.
Внезапно, когда девушка склонилась над Уилфредом, промакивая бисеринки пота с его лица, рука юноши слабо дрогнула. Пальцы рыцаря нашли ладонь Ревекки и бессильно стиснули ее, будто хватаясь за соломинку. Ахнув, девушка вскинула голову - и встретилась взглядом с синими, как весеннее небо, очами. Айвенго смотрел на нее с изумлением, смятением и нарастающей тревогой.
- Ревекка? Что... что происходит? - пробормотал он пересохшими губами, силясь приподняться на ложе. - Где я? Что за мрачные стены вокруг?
Но тут же, застонав от боли, рыцарь бессильно рухнул обратно на подушку. Лоб его покрылся испариной, грудь часто вздымалась под тонким покрывалом.
- Тише, тише, сэр рыцарь, - поспешно прошептала Ревекка, мягко удерживая Уилфреда за плечи. - Не нужно двигаться, вы серьезно ранены. Мы... мы в плену, в замке Реджинальда Фрон де Бефа. Но я здесь, подле вас. Обещаю, я сделаю все, чтобы вы поправились.
Айвенго нахмурился, явно пытаясь воскресить в памяти ускользающие события. Затуманенный болью и жаром взор заметался по унылой келье, по закопченным стенам и убогой обстановке.
- В плену? Но как? Почему? - пробормотал он, силясь сосредоточиться. - Последнее, что я помню... Ристалище, общая сшибка... Боль в груди и плече, удар, от которого потемнело в глазах... А дальше - лишь мрак и беспамятство.
С неизъяснимой нежностью Ревекка стерла капли пота со лба рыцаря краем покрывала. Покачала головой, и в глазах ее заблестели слезы.
- Вы были тяжело ранены на турнире, сэр Уилфред. Мы с отцом подобрали вас на поле брани, почти бездыханного, в луже крови. Хотели спасти, довезти до безопасного места, выходить... Но по дороге на наш отряд напали люди Фрон де Бефа. Схватили всех, притащили сюда, в этот проклятый замок. Не иначе как по наущению Буагильбера, будь он неладен...
При упоминании имени храмовника лицо Ревекки исказилось, будто от зубной боли. Слезы, более не сдерживаемые, покатились по матовым щекам. Уилфред, до того бессильно распластанный на постели, встрепенулся. Приподнялся на локте и пытливо вгляделся в лицо девушки. В голубых глазах вспыхнула тревога пополам с гневом.
- Буагильбер? Тот тамплиер, с которым я сражался в Акре, на Святой земле? Он здесь, в замке?
Ревекка, всхлипывая, кивнула. Утерла слезы кулачком, но новые тут же брызнули на их место.
- Да, милорд. Он совсем недавно приходил ко мне и моему несчастному отцу. Требовал, угрожал, вымогал, чтобы мы сказали ему, где вас искать. Грозился ужасными пытками, если не откроем, куда вы направились из Йорка и что за манускрипт привезли из Палестины...
- Манускрипт? - поразился Уилфред, хмуря брови. - Тот пергамент, что вручил мне король Ричард перед пленением? Но откуда, Господи, Буагильбер мог про него прознать?
Ревекка бессильно развела руками. По щекам ее вновь покатились слезы.
- Не ведаю, сэр. Он будто одержимый - так рвется заполучить сей свиток. Сулил озолотить нас с отцом, если поможем ему в его черных делах. А когда мы отказались - обезумел от ярости. Кричал, что мы еще дорого поплатимся за свое упрямство...
Тут девушка осеклась и, смутившись, потупила взор. Не смогла, не решилась пересказывать раненому рыцарю все гнусные посулы и домогательства развращенного храмовника. К чему бередить и без того истерзанную душу Уилфреда лишними тревогами?
Но Айвенго, хоть и был измучен ранами и долгим беспамятством, сохранял удивительную чуткость. Превозмогая слабость, он медленно приподнялся на локте. Пытливо, даже требовательно заглянул в опухшее от слез лицо еврейки.
- Ревекка, - медленно, веско произнес он. - Этот подлец Буагильбер... Он посмел как-то обидеть тебя? Оскорбить? Умоляю, скажи мне правду без утайки!
Ревекка молчала, комкая пальцами край покрывала. Не смела поднять глаз, боясь окончательно разрыдаться. Но, встретившись взглядом с Уилфредом - ясным, полным тревоги и сострадания - не выдержала.
Слезы хлынули из покрасневших глаз еще пуще прежнего. Всхлипывая, давясь рыданиями, девушка спрятала лицо в ладонях. Плечи ее сотрясались под тонкой тканью платья.
- Он... Он угрожал мне, сэр Уилфред, - выдавила Ревекка сквозь горькие всхлипы. - Обещал ужасные пытки для отца, если тот не расскажет, куда вы направились. А меня... Меня жаждал силой принудить стать своей наложницей! Сулил новый мир, где возвысит таких, как я - если только я покорюсь его мерзостной воле...
С губ Айвенго сорвался яростный возглас - то ли гнева, то ли боли. Позабыв о своей слабости, не думая о ноющих ранах, он рывком привстал на постели. Сгреб в охапку содрогающуюся от рыданий фигурку Ревекки.
Спрятав пылающее лицо в копне черных как смоль кудрей, Уилфред яростно зашептал:
- Ревекка, посмотри на меня! Слышишь? Посмотри! Я клянусь всем святым - этот подлец Буагильбер ответит за каждую твою слезинку! За каждую кощунственную мысль в твой адрес. Я вызову его на поединок, едва встану на ноги - и убью, слышишь? Заколю, как бешеную собаку!
Сквозь пелену слез Ревекка подняла на юношу полные отчаяния глаза. Замотала головой, цепляясь пальцами за ворот его исподней сорочки.
- Что вы, сэр, что вы! Вы еще так слабы, вам нельзя даже думать о бое! И потом - разве я, ничтожная еврейка, достойна, чтобы из-за меня благородный рыцарь рисковал жизнью?
Вместо ответа Айвенго еще крепче прижал к себе хрупкое тело Ревекки. Коснулся губами ее соленых от слез щек и прошептал с неистовой, почти безумной нежностью:
- Ты достойна большего, слышишь? Ты достойна стать королевой - такая, как есть! Твоя красота, твоя доброта, твое бесстрашие, твоя беззаветная преданность - разве знал я что-либо подобное прежде? С той минуты, как увидел тебя впервые в доме твоего отца - сердце мое было отдано тебе без остатка. Не будь я скован клятвами, долгом и предрассудками моих единоверцев - на коленях просил бы тебя стать моей навеки!
У Ревекки перехватило горло. Осознав вдруг, что почти распласталась в объятиях Уилфреда, прижимаясь к его разгоряченной полуобнаженной груди - девушка вспыхнула до корней волос. Робко попыталась высвободиться, отстраниться, спасаясь от нахлынувших чувств.
- Сэр Уилфред, пощадите... Не нужно, прошу вас! Вы не ведаете, что говорите. Меж нами не может быть ничего, кроме дружбы и сострадания! Ваше положение, ваша благородная кровь, клятвы, что вы давали пред алтарем своей веры...
Но Айвенго лишь сильнее сжал ее в кольце рук - почти грубо, почти до боли. Жадно, требовательно заглянул в бархатные черные глаза, тонущие в алмазных слезах.
- К дьяволу положение, кровь и клятвы! - К чертям собачьим все, что стоит между нами! Ревекка, я так долго молчал, так долго таил это в себе. Но сейчас, здесь, перед лицом самой смерти, я вижу ясно как никогда - ты моя единственная любовь, мое сокровище, мой путеводный свет. Без тебя мне не нужны ни жизнь, ни почести, ни корона. Умоляю, скажи только слово - и будь что будет, я навеки твой!
Сердце Ревекки готово было разорваться от острой, невыносимо сладкой боли. Вся ее душа тянулась к этому человеку, сгорала дотла в пламени его признаний. Позабыв обо всем на свете - об отце в соседней келье, о страшном храмовнике, чьи посулы все еще звенели в ушах, о непреодолимой пропасти их вер и сословий - девушка судорожно обвила руками шею Уилфреда.
Спрятав пылающее лицо на его широкой груди, где гулко, часто стучало сердце, Ревекка еле слышно прошептала:
- Люблю... Давно люблю, с первого взгляда, с первого трепета в груди. Ты рыцарь моих снов, Уилфред. Без тебя мне не будет покоя ни в этой жизни, ни в грядущей. Даже если это грех, даже если завтра нас ждет плаха - сейчас я твоя, вся, до последнего вздоха!
Словно только и ожидая этих слов, Айвенго с хриплым стоном припал к нежным, трепещущим устам возлюбленной. Целовал неистово, жадно, упиваясь вкусом ее слез и собственной крови из прокушенной губы.
А Ревекка отвечала с не меньшим пылом, в огненном безумии позабыв о ранах любимого, о стыде, обо всем на свете. Лишь одна мысль пульсировала сейчас в затуманенном блаженством рассудке - "Пусть это длится вечно!".
В эту ночь для двух гонимых миром изгоев, заключенных в мрачных стенах Торкилстона, будто не существовало более ни страха, ни боли, ни завтрашнего дня. Лишь восхитительное, опаляющее безумие вспыхнувшей вопреки всему любви, не знающей ни веры, ни сословий.
Лишь под утро, в блеклых предрассветных сумерках, истомленные страстью любовники заглянули друг другу в глаза - и увидели в них отражение грядущей беды.