– Ты не могла бы назвать мне несколько имен да и время тоже, если помнишь. Как ты наверняка понимаешь, мы пытаемся найти всех, кто передвигался в вашем районе вчера вечером. Все сказанное тобой, естественно, останется между нами.
С этим не возникло никаких проблем. Она ведь встретилась с теми же самыми соседями и владельцами собак, с кем сталкивалась обычно. И назвала ему полдюжины имен, и все было точно как всегда. Никаких странностей и определенно никаких таинственных личностей, с кем она столкнулась бы. Фактически ей попался только один человек, который был незнаком ей по имени или внешнему виду. Когда она миновала дом Эрикссона, где-то в сотне метров вниз по улице увидела мужчину, стоявшего с другой стороны проезжей части и укладывавшего пару больших картонных коробок в багажник машины. И примерно в тот момент, когда вставляла ключ в замок своей входной двери, услышала, как взревел мотор и автомобиль тронулся с места.
– Наверное, тот же самый, – сказала она. – Я абсолютно уверена в этом.
– Ты не помнишь, который был час? Когда он там стоял?
– Насколько мне помнится, я вышла из дому без десяти девять. До этого сидела и смотрела телевизор, программу, которую всегда смотрю, реалити-шоу, как их обычно называют, она закончилась без четверти девять. Потом я сделала обычный кружок и добралась назад примерно полдесятого, пожалуй. Мне помнится, когда я включила вечерние новости по ТВ-4, они только начались. А ведь они начинаются в десять, но прежде я вытерла лапы Налле, налила ему воду в миску и немного прибралась на кухне.
– Мужчина, грузивший коробки в автомобиль. Ты смогла бы его описать?
«Становится горячее», – подумал Стигсон.
– Нет, – ответила она и покачала головой, внезапно посерьезнев. – Я услышала в восьмичасовых новостях о случившемся, поэтому понимаю, к чему ты клонишь. Когда я проходила мимо, он стоял наклонившись в багажник, и я не увидела его лицо. Но выглядел он вполне обычным. Как большинство других, живущих здесь. Средних лет, прилично одетый, в пиджак, по-моему, или, возможно, приличную куртку, синюю или черную, и темные брюки. Пожалуй, еще одно…
Стигсон улыбнулся ободряюще.
– По-моему он был сильный, хорошо сложенный, выглядел отлично тренированным. Я же видела, как он поднимал коробки, засовывая их в багажник. Конечно, я не знаю, что в них лежало, сколько они весили, но были из толстого белого картона и довольно большие, и поднимать их вроде не составляло для него никакой проблемы… если можно так сказать.
– У тебя есть какие-то предположения относительного его роста?
– Определенно выше среднего. Мне кажется, скорее метр девяносто, чем метр восемьдесят. Это был крупный парень. Мой муж достаточно высокий, метр восемьдесят шесть, даже если, по его словам, у него был рост метр девяносто, когда мы встретились, но он забывает, что с той поры минуло почти сорок лет.
– Ты говоришь – среднего возраста, – сказал Стигсон, не собираясь сдаваться. – Сорок пять, пятьдесят, шестьдесят…
– Определенно не шестьдесят. – Свидетельница решительно покачала головой. – Пятьдесят или самое большее пятьдесят пять, судя по его манере двигаться – легкой, непринужденной, а она ведь пропадает с годами, сколько не бегай в тренажерный зал, и он был хорошо тренированный, как я уже сказала.
– Ничего больше не приходит тебе на ум?
– Автомобиль. Это был серебристый «мерседес», такой низкий, спортивный, никак не универсал. Определенно не из тех, на каких разъезжают воры-домушники.
– Серебристый «мерседес». Ты абсолютно уверена?
– Да, на сто процентов. У нас с мужем у каждого свой мерс. У меня маленький, а у него немного солиднее, чтобы хватило места для всех принадлежностей для гольфа, но этот был значительно больше, чем у моего благоверного, и наверняка дороже, чем наши оба.
– Ты обратила внимание на что-то иное в машине? Регистрационный номер? Может, на нем имелись какие-то наклейки или отметины.
– Нет. Относительно номера я даже не подумала. Никаких наклеек не видела тоже. Ничего подобного, иначе я заметила бы. Хотя сейчас понимаю, почему ты спрашиваешь. Случившееся ведь просто ужасно. Ни о чем подобном мы и подумать не могли в нашем районе. У нас здесь редко случаются преступления. Единственно, если говорить обо мне и муже, у нас когда-то украли нашу яхту, мы владеем местом для нее в бухте, которая находится рядом с домом Эрикссона, но с той поры минуло, наверное, уже десять лет.
– Надеюсь, вы получили ее назад?
– Да, и все оказалось гораздо проще. Наш младший сын и его товарищи взяли ее без разрешения и посадили на мель, о чем он не осмелился рассказать папе с мамой. Хотя, в конце концов все выплыло наружу.
– Но потом он ведь образумился? – спросил Стигсон.
– Сейчас он женат, у него двое детей, и он работает юристом в банке СЕБ, так что, надо думать, с ним все в порядке, – с улыбкой ответила его мать.
Десять минут спустя Стигсон поблагодарил ее за радушный прием и в довершение всего оставил свою визитную карточку. Если она вспомнит еще что-нибудь, следовало просто позвонить. Большое или малое, важное или нет, не играло роли, ей требовалось просто позвонить, в любое время.
«Почти попал, почти попал, хотя почти не считается», – подумал он, когда вышел на улицу и взял курс на следующий дом из своего списка.
После обеда в понедельник, примерно когда Йенни Рогерссон рассказывала свои теории испытывающему все большее удивление Бекстрёму, Лиза Ламм и Анника Карлссон встретились с товарищами по работе Томаса Эрикссона в офисе адвокатского бюро «Эрикссон и партнеры» на Карлавеген в Стокгольме.
Но прежде чем отправиться туда, Лиза Ламм зашла на домашнюю страницу фирмы и хорошо подготовилась к предстоящей встрече. Явно не самой легкой, которая в худшем случае могла вылиться в пикировку юридического характера, и поэтому ей требовалось как можно раньше изучить своего противника.
Томас Эрикссон основал адвокатское бюро «Эрикссон и партнеры» пятнадцать лет назад. Оно специализировалось на уголовном и семейном праве и вплоть до воскресенья в нем работали шестнадцать человек: пять равноправных партнеров, из которых все были адвокатами, кроме того пять помощников юристов, занимавшийся бухгалтерией, кадровыми и общими вопросами финансист, а также две женщины-паралегалы и три секретарши, выполнявшие далеко не самые основные в данной сфере вспомогательные функции, но все равно значительно более важные, чем Лиза Ламм представляла себе. В тех немногочисленных случаях, когда она встречалась с Томасом Эрикссоном в суде, он производил впечатление типичного волка-одиночки. Никак не основателя и самого старшего совладельца фирмы такого размера.
«Скажи мне, с кем ты водишься, и я скажу, кто ты, а четыре адвоката и пять помощников юристов явно через край для нас», – подумала Лиза Ламм и обеспокоенно покачала головой, выключая свой компьютер.
Анника Карлссон, судя по ее виду, тоже прекрасно понимала ожидавшие их трудности, и еще до того, как они выехали из полицейского гаража, поделилась своей тревогой.
– Делать обыск в адвокатском бюро не очень легко, не так ли? – сказала она, и это прозвучало скорее констатацией факта, чем вопросом.
– Да уж точно, – согласилась Лиза Ламм более эмоционально, чем намеревалась.
– Опиши мне все как можно короче и доходчивее, – сказала Анника Карлссон и улыбнулась.
– О’кей. Во-первых, это хлопотно, принимая в расчет деятельность, которой занимаются адвокаты. Нельзя навредить интересам клиентов, и действующие там правила секретности значительно более жесткие, чем обычно. Если они захотят встать в позу, то… – Лиза Ламм пожала плечами.
– А что во-вторых?
– Во-вторых, Томас Эрикссон ведь жертва убийства, а не подозреваемый в каком-то преступлении, и, кроме того… в третьих… его же убили в собственном доме, а не на работе. Если сложить все это вместе, уже получается немало, – вздохнула Лиза Ламм.
– Ты в любом случае забываешь самое главное, – заметила Анника Карлссон. – Эрикссон был гангстером. Я подумала обо всех его товарищах по работе. Что за люди захотят работать с таким? Другие гангстеры.
– Мне приходили подобные мысли. И меня это беспокоит.
– Но не меня, – призналась Анника Карлссон и покачала головой. – Коль скоро они полезут в бутылку, хуже не будет, если я повыкручиваю им руки.
– Спасибо, и я говорю серьезно, хотя сама, конечно, собиралась начать с другого конца, – сказала Лиза Ламм.
– Это такая мелочь, – рассмеялась Анника Карлссон. – Только дай отмашку, когда передумаешь.
«Мы наверняка договоримся, ты и я», – подумала она.
Наде Хёгберг было пятьдесят два года. До двадцати лет ее звали Надеждой Ивановой, и родилась она в маленькой деревушке в паре десятков километров от большого города Ленинграда, ныне носившего имя Санкт-Петербург. Ее с детства отличала хорошая голова, и секретарь районной партийной организации, двоюродный брат ее отца, позаботился о том, чтобы племянница как можно быстрее прошла все необходимые университеты и в будущем смогла послужить своей великой родине наилучшим образом.
Она также не разочаровала его. В двадцать шесть лет защитила докторскую диссертацию в области прикладной математики в Ленинградском университете. Получила наивысшие баллы, и ее, по большом счету, сразу же взяли риск-аналитиком в региональное управление атомной энергетики.
Еще за три года до «освобождения от коммунистического гнета» ее старый наставник, бывший партийный босс, сообразил, как вскоре будут развиваться события. Именно он дал ей совет относительно следующего шага. Если она сейчас не хотела принять его предложение и перейти на работу в частный сельскохозяйственный концерн, которым он теперь руководил, а предпочитала заниматься своим прежним делом, женщине с ее опытом стоило попытать счастья за пределами новой России, пока ее старый работодатель не осознает прописные истины и не приспособится к тем условиям, которые отныне должны были касаться любого нормально функционирующего предприятия, совершенно независимо от того, о какой отрасли шла речь. А именно, что высококвалифицированный специалист вроде нее, ядерный физик и доктор математических наук, должен зарабатывать гораздо больше, чем обычный врач, учитель и полицейский.