Как старый знаток искусства, еще со времени своей работы в полицейском бюро находок, Бекстрём лучше большинства других знал, что история произведения искусства значит для стоимости. Сколько бы наследники старого рыбака получили за его тапки из тюленьей кожи на обычном благотворительном аукционе, если бы известный режиссер не совал в них свои замерзшие до синевы ноги?
«В лучшем случае пять крон от председателя союза фут-фетишистов», – подумал Бекстрём.
Во вторник в восемь утра инспекторы Анника Карлссон и Юхан Эк допросили бывшего полицейского Роланда Столхаммара по поводу его визита домой к адвокату Томасу Эрикссону вечером 2 июня. Он выступал в качестве свидетеля, и за разговором с ним в соседней специально оборудованной комнате наблюдали главный прокурор Лиза Ламм, комиссар Петер Ниеми и судмедэксперт, доцент Свен Улоф Лидберг.
Допрос закончился через час, и ни у кого из дознавателей не возникло даже тени сомнения по поводу рассказанного бывшим коллегой. У него даже нашлось вполне приемлемое объяснение относительно последнего полученного им вопроса. Как могло получиться, что он сразу же не связался с полицией, как только узнал о случившемся? Особенно при мысли о его собственном прошлом.
– Эрикссон был в полном порядке, когда я и Марио уходили оттуда, – сказал Ролле Столхаммар. – А раз уж ты спрашиваешь, я по-прежнему не понимаю, от чего он должен был умереть?
– Все равно на мой взгляд это выглядит немного странным, – возразила Анника Карлссон. – Что ты не пришел сюда и не рассказал все.
– Если ты выключишь магнитофон, я смогу объясниться, – сказал Ролле. – Иначе не стану. Речь ведь идет не обо мне, а о Марио.
– О’кей, – согласилась Анника, поскольку громкоговорители в соседней комнате продолжали работать, и у них с Эком хватало ушей, которые смогли бы засвидетельствовать его слова.
– Эрикссон попытался выстрелить Марио в голову, – сказал Ролле Столхаммар. – Марио – старый человек. В результате он мог умереть. Я спросил его уже на следующий день, не стоит ли нам написать заявление на адвоката, но, поскольку он попросил меня отказаться от этой мысли, все осталось, как есть.
– И с чего такое великодушие?
– Неужели трудно понять, – удивился Ролле Столхаммар. – Он обделался. Ему было стыдно. Все остальное он мог пережить.
– Я понимаю, о чем ты говоришь, – сказала Анника Карлссон.
– Хорошо, – буркнул Ролле Столхаммар. – Но если я услышу хоть слово о том, что сейчас сказал тебе, обещаю разрушить здание полиции Сольны собственными руками.
– Ничего такого, конечно, не понадобится, – улыбнулась Анника. – Я хочу только поблагодарить тебя за помощь, а если говорить о последнем, то все останется между нами.
– И что вы думаете об этом? – спросила Лиза Ламм четверть часа спустя.
– У меня нет никаких возражений, – констатировал судмедэксперт. – Рассказ Столхаммара очень хорошо соответствует результатам моего судебно-медицинского исследования.
– У меня такое же мнение, – сказал Петер Ниеми. – Вдобавок в виде исключения здесь все столь удачно, что мы можем проверить его историю результатами экспертизы. И я не жду никаких сюрпризов по данному пункту.
– Меня тоже все устраивает, – согласилась Анника Карлссон, в то время как ее коллега Юхан Эк довольствовался лишь кивком.
– Да, тогда так, – сказала Лиза Ламм. – При мысли обо всех обстоятельствах, я оцениваю насилие, примененное Столхаммаром против адвоката, как вполне вписывающееся в рамки необходимой самообороны. С большим запасом, кроме того. У меня нет никаких проблем закрыть это дело. Единственно мне нужен только ответ криминалистов относительно проб ДНК с носового платка и сиденья дивана.
– Мы сможем получить его уже завтра, слушайте и удивляйтесь, – сказал Петер Ниеми. – При мысли об общественном резонансе. Мы отправим материал для сравнения машиной сразу же после допроса Гримальди, как только у него будет взята проба ДНК.
– Тогда я позабочусь, чтобы Столхаммар получил назад свой носовой платок, – сказала Лиза Ламм. – Забавно в виде исключения возвращать изъятую с места преступления улику.
– А если бы Эрикссон остался в живых? – спросила Анника Карлссон. – Что сделала бы ты тогда?
– Скорей всего, я обвинила бы его в покушении на убийство, – ответила Лиза Ламм.
Три часа спустя Карлссон и Эк закончили следующий допрос, сейчас необычайно словоохотливого Марио Гримальди, даже явившегося в сопровождении адвоката. На это ушло тридцать пять минут, и все слушавшие его пришли к тому же самому выводу, как и после допроса Роланда Столхаммара, пусть он и отказался отвечать на вопрос о том, кому принадлежали картины, за которыми они пришли.
По словам Марио, речь шла о его очень близком друге. Чье имя он мог открыть, лишь получив согласие с его стороны. Но, поскольку он также привез с собой второй экземпляр доверенности, которую Эрикссон получил вместе с заданием продать коллекцию, у того не могло возникнуть сомнений относительно полномочий Марио. Его адвокат также смог удостоверить это дело. Именно он в срочном порядке аннулировал доверенность Эрикссона и оформил все надлежащим образом. По той простой причине, что Эрикссон попытался обмануть своего работодателя. Финансовые претензии в отношении адвокатской фирмы Эрикссона и оставшегося после него имущества должны были последовать позднее.
Марио Гримальди для начала рассказал, что он старый человек. И что случившееся в тот вечер дома у адвоката, конечно, стало худшим переживанием за всю его жизнь. Несмотря на все ужасы, которые он повидал у себя на родине в Италии в конце Второй мировой войны.
– Внезапно он как с ума сошел, – сказал Марио. – Вытащил пистолет и прицелился прямо мне в лицо. Пуля задела меня по волосам, и если бы мой старый друг Ролле не бросился на него и не обезоружил, я не сидел бы сейчас здесь.
– Кто-то, вероятно, позаимствовал твой автомобиль позднее ночью, судя по навигатору. Как ты прокомментируешь это? – задал последний вопрос Юхан Эк.
Никаких комментариев. Сам он перестал водить машину двадцать лет назад, а со своим водительским удостоверением распрощался более десяти лет назад. Совершенно добровольно, и как только врач посоветовал ему сделать это. Зато его знакомые порой заимствовали у него «мерседес». Помимо других, приятный чилийский паренек, мастер на все руки, недавно помогавший повесить новые занавески в его кухне. Скорей всего, тогда он дал ключи от машины ему. Запасной комплект. Поскольку, и здесь он уверен почти на сто процентов, еще один находился дома в его квартире.
– Его зовут Ангел, – сказал Марио.
Фамилию он не помнил, но она была обычной, из часто встречающихся у испаноговорящих народов. Его мать, кроме того, работала у Марио еще в ту пору, когда он владел рестораном в Сольне. Очень приятная и положительная женщина. Какое-то время назад Ролле рассказал ему, что она давно умерла.
– Все мы последуем той же дорогой, – констатировал Крестный отец с печальным вздохом.
После обеда также состоялись допросы Омара Бен Кадера и Афсана Ибрагима, которые прибыли каждый в компании собственного адвоката.
Оман Бен Кадер покинул здание полиции через полчаса свободным человеком. Он оставался неизменно дружелюбным, одновременно, правда, высказал удивление относительно желания полиции встретиться с ним. В том, что он, будучи финансовым советником Афсана Ибрагима сопровождал его на встречу с адвокатом Петером Даниэльссоном в фирму «Эрикссон и партнеры», не было ведь ничего секретного. Они наверняка числились у них в журнале посетителей, а если по чьей-то оплошности там не оказались, он мог сам подтвердить факт визита. И кстати, именно он договаривался о встрече. А в конкретную причину, почему сделал это, не собирался вдаваться. И прежде чем уйти, Омар оставил свою визитную карточку и сказал, что полиция, естественно, может позвонить ему, если возникнут еще вопросы.
«Копия своего отца», – подумал Левин, который сидел в специально оборудованной комнате и смотрел на него.
Его работодатель проторчал в допросной целый час. Причиной его визита к Изабелле Норен стали, если верить ему, слова самого Эрикссона, некогда предложившего обратиться к ней, если с ним самим что-нибудь случится. Эрикссон якобы рассказывал, что его отношения с ней продолжались уже несколько лет, и она поэтому могла помогать ему в делах, о которых другие коллеги в бюро ничего не знали.
В данном случае речь шла о попытке выяснить, не сможет ли она посодействовать в поисках денег, которые Эрикссон взял в кредит у некоего кипрского банка, сейчас предложившего Афсану Ибрагиму предъявить их претензию. Визит получился очень коротким, максимум десять минут, и во время него не случилось ничего из рук вон выходящего. Если же сейчас Норен утверждала что-то иное, он, естественно, хотел бы получить очную ставку с ней.
Относительно их вопросов о двух его сотрудниках, Али Ибрагиме и Али Иссе, он, к сожалению, не мог помочь им. Ибрагиму пришлось уехать домой в Иран, поскольку его отец внезапно заболел. Когда он разговаривал с ним по телефону день назад, тот рассказал, что ему понадобится остаться там, по крайней мере, на месяц и позаботиться о матери и прочем семействе.
Али Исса отбыл с подругой в отпуск за границу уже неделю назад. Ему требовалось отдохнуть. Он работал не покладая рук всю зиму и весну, занимаясь открытием в Сёдере ресторана, которым владела фирма Афсана. Если он позвонит, Афсан, естественно, сообщит ему о том, что полиция хочет с ним переговорить.
– Ну, Ян, что ты получил от их визита? – спросила Лиза Ламм.
– Надо надеяться, мои коллеги сделали хорошие фотографии Афсана и Омара, – ответил Ян Левин и улыбнулся дружелюбно. – В остальном все было примерно, как я и ожидал.
– Если ты не имеешь особых видов на дело, которое я открыла против них по обвинению в угрозах убийством или причинением тяжкого вреда здоровью, я бы хотела закрыть его.
– Звучит разумно, – согласился Левин.