Мужчина кивнул.
— Да, и я должен заниматься делами.
— Тоже пробуете себя на писательском поприще? — спросила графиня. Гастон пожал плечами.
— Это, наверное, слишком громко звучит. Я не писатель, а, скорее, правовед. Пишу советы монаршим особам, которые никогда им не покажу и к которым они никогда не прислушаются.
— Но зачем же тратить время на то, что никогда не увидит свет? — удивилась Жанна. Де Гаше развёл руками.
— Видите ли, я неисправимый мечтатель. В глубине души продолжаю надеяться, вдруг когда-нибудь пригодится и моя писанина.
— Возможно, — поддакнула женщина.
— Ну ладно, я вас заговорил сегодня, — спохватился хозяин, — а между тем вы ещё очень слабы. Пойдёмте выпьем по чашечке крепкого английского чая.
— Я бы не отказалась. — Жанна закатила глаза. Общество графа было ей всё более и более приятно. Он галантно провёл гостью в отведённую ей комнату.
— Жду вас, дорогая графиня.
Бросив накидку на стул, женщина опустилась на кровать и задумалась. Гастон ей нравился, но не настолько, чтобы связать с ним свою жизнь. Взяв в руки колокольчик, Жанна вызвала Марию.
— Зайди ко мне, пожалуйста, после чая, — сказала она служанке. — Мне необходимо с тобой серьёзно поговорить.
Девушка кивнула.
— Да, госпожа. Сразу после чая.
За столом разговаривали мало, потом Жанна, ссылаясь на слабость (она действительно устала после лёгкой прогулки), удалилась в свою комнату. Мария пришла через десять минут.
— Я слушаю вас, госпожа. — Она угодливо присела, но де Ла Мотт махнула рукой, всем своим видом демонстрируя, что ей эти условности ни к чему.
— Мария, дорогая Мария… — начала женщина, и на её глазах показались слёзы. Горло сдавили спазмы, и графиня задохнулась от волнения.
— Да что с вами, госпожа? — удивлённо спросила девушка. — Что-то случилось?
Усилием воли Жанне удалось взять себя в руки.
— Я не знаю, с чего начать, — вздохнула она. — Всё слишком сложно. Милая Мария, мне нужно бежать из этого дома.
Белёсые брови служанки скакнули вверх.
— «Бежать»? Но зачем? Граф сдувает с вас пылинки! На вашем месте я бы вышла за него замуж и навсегда осталась в этом доме.
— Это невозможно, Мария. — Графиня покачала головой. — Пожалуйста, не спрашивай меня почему, это не только моя тайна. Я не могу принять его предложение, и это будет наилучшим выходом для нас обоих. Поверь, я знаю, что говорю. Итак, я собираюсь бежать в ближайшие дни или недели. Готова ли ты следовать за мной?
На полном лице Марии отразилось изумление.
— Куда вы собрались, госпожа? Хотите вернуться во Францию?
Жанна вздрогнула.
— Нет, о нет, конечно! Это было бы самоубийством. Я хочу сесть на корабль и уехать куда-нибудь подальше, скажем в Южную Америку. Поедешь со мной?
— В Южную Америку?! — Гладкий лоб служанки прорезала морщинка. — Нет, госпожа, это слишком далеко. Здесь моя семья, которой я должна помочь.
Её отказ поразил графиню, словно сильный удар. Она не ожидала, что здесь у Марии могли быть близкие люди.
— Это твоё окончательное решение? — спросила она.
Девушка опустила голову.
— Да. Я не могу их бросить.
— Тогда просто помоги мне убежать. — Жанна подошла к горничной и обняла за плечи. — Просто помоги уйти из этого дома незамеченной.
Мария прерывисто задышала.
— Хорошо, я сделаю всё, что вы скажете.
— Прекрасно. — Графиня почувствовала слабость и опустилась на кровать. Она горела как в лихорадке. — Скажи, есть ли в доме охрана? Кто стоит у калитки?
— Специально калитку не охраняет никто, — ответила девушка. — Но днём или утром я бы не рекомендовала покидать дом. По саду шныряет слишком много слуг. Если вы хотите уйти незамеченной, лучше всего сделать это поздним вечером или в полночь.
— Хорошо, пусть будет так, — согласилась Жанна. — Есть ещё один вопрос. Как только я выйду отсюда, в квартале от дома меня должен ждать экипаж. Я дам тебе деньги, и ты наймёшь карету, которая повезёт меня в Саутгемптон.
Служанка наклонила голову.
— Да, я всё поняла.
— А теперь иди. — Де Ла Мотт встала с кровати. — Я убегу не завтра, у тебя ещё есть время подумать, составишь ли ты мне компанию. Поверь, мы заживём как в сказке. Я выдам тебя замуж за состоятельного человека. А что ждёт тебя здесь? Полунищенское существование? Брак с бедняком, холодный очаг и смерть детей, которых нет возможности лечить?
— Хорошо там, где нас нет, — заметила девушка. — Нет, вы меня не уговорите. Когда вам понадобится экипаж, дадите мне знать.
— Да, иди, ты свободна.
Мария сделала несколько шагов к двери и обернулась.
— Вы сейчас говорили о детях, моя госпожа, но подумали ли вы о своём ребёнке? Не обрекаете ли вы его на мучения?
— Мой ребёнок — не твоя забота, — отрезала де Ла Мотт и отвернулась к окну. Она не обернулась до тех пор, пока за Марией не закрылась дверь.
Глава 35
— Что это такое?! — взбешённый Людовик XVI ходил по кабинету, держа в руке книгу, которая ещё пахла типографской краской. — Что это такое, я вас спрашиваю?…
Бледный де Крон стоял перед монархом навытяжку и готовился к самому плохому. Он догадывался, какой книгой король машет перед его лицом.
— Вот, полюбуйтесь! — Его величество швырнул на стол фолиант, и начальник полиции осторожно взял его. — Узнаёте?
Де Крон прочёл на обложке имя и фамилию автора: «Графиня Жанна де Ла Мотт», и всё его существо сжалось от страха. Но как это получилось? Куда делся Максим де Тран? Неужели он не выполнил приказ самого короля? Вот негодяй! Впрочем, изливая проклятия на голову неизвестно куда подевавшегося наёмного убийцы, де Крон понимал: во всём виноват только он.
Когда виконт не явился в положенное время за вознаграждением, начальник полиции не удивился. От де Трана можно было ожидать чего угодно, даже отъезда в другую страну. Авантюрист по природе, Максим вполне был способен под пытками выудить у графини, где она прячет бриллианты, благополучно присвоить их и рвануть куда-нибудь в тёплые края уже богатым человеком. Если ожерелье оказалось у него в руках, деньги короля ему были уже не нужны. Именно так и подумал де Крон, когда один из самых лучших исполнителей канул неизвестно куда.
Но чтобы он не выполнил приказания… Это просто немыслимо! Графиня должна быть мертва. Тогда почему же вышли мемуары? Вероятно, они опоздали, и де Ла Мотт успела продать их издательству. Другого объяснения начальник полиции не находил.
— Ваше величество, я в растерянности, — еле выдавил он посиневшими губами. — Мой человек не мог не исполнить приказ, тем более королевский. Де Ла Мотт мертва, я в этом даже не сомневаюсь.
— Тогда как её мемуары увидели свет? — Людовика трясло, и он нервно теребил кончики тараканьих усов.
— Возможно, мы опоздали, и графиня уже отдала рукопись в издательство, — предположил де Крон. — Она обманула госпожу де Полиньяк, которая, вернувшись сюда, сказала, что выкупила у неё мемуары. Вероятно, де Ла Мотт предусмотрительно сделала копию, которую потом продала редактору.
Король нервно заходил по кабинету.
— Что говорит ваш агент? — рявкнул он.
— Мой агент пропал, но я считал, что на это имеются достаточные причины, — задыхаясь, произнёс де Крон. — Он вполне мог выпытать, где Жанна прячет бриллианты, а потом прихватить их и бежать подальше и от Англии, и от Франции.
Его величество тяжело опустился на стул.
— Проклятье! — прошептал он и стукнул кулаком по столу. — Господин де Крон, вы сами понимаете, что я должен немедленно заключить вас в Бастилию. Но вы всегда были ревностным служакой, и я даю вам шанс исправиться. В ближайшие месяцы я должен услышать о смерти графини, а ваши люди обязаны присутствовать на её похоронах, чтобы засвидетельствовать этот факт. Если вы не выполните мои требования в течение месяца-двух, я… — Он смахнул пот батистовым платком. — Впрочем, мне нет нужды говорить вам, какое наказание за этим последует.
Де Крон от волнения оторвал пуговицу на камзоле.
— Я всё понял, ваше величество. — Он низко поклонился монарху. — Вскоре вы услышите о смерти этой женщины.
Он развернулся на каблуках и вышел. Людовик, несколько минут сидевший в оцепенении, велел пригласить Мирабо, видного политического деятеля, суждения которого очень ценил. Предвидя разговор с Мирабо, король поморщился. Он не жаловал этого человека, на которого к тому же было неприятно смотреть. Великий политик не был красавцем. Он родился с искривлённой ногой и довольно сильно прихрамывал. Лицо несчастного навсегда обезобразила оспа, которой бедолага переболел в три года. Многие, однако, находили, что безобразие лица искупалось красивыми блестящими глазами и подвижностью. Король всего этого не замечал. При виде Оноре Габриеля он чувствовал робость и с облегчением вздыхал, когда политик покидал его кабинет.
Людовик XVI всегда помнил высказывания отца Мирабо, возненавидевшего своего сына с ранних лет. «Это — чудовище в физическом и нравственном отношении, — писал он о десятилетнем мальчике, — все пороки соединяются в нём». Чтобы как-то обуздать строптивого ребёнка, он отправил отпрыска в военную школу, но известия о беспорядочной жизни и долгах разгневали его. Старику удалось добыть королевский указ об аресте собственного сына и запереть его в замке. Впоследствии сам Оноре Габриель признался, что этот опрометчивый шаг родителя положил начало войне между ними.
Мирабо-старший заключал своего наследника в тюрьму каждый раз при удобном случае, но в те немногие часы, которые юноша проводил на свободе, он писал философские трактаты. Сколько их, представлявших интерес для прогрессивных людей того времени, было уничтожено стариком! Даже не пытаясь вчитываться, жестокий отец бросал их в камин, объясняя своё решение тем, что мысли сына не совпадали с его собственными взглядами!
Впрочем, нельзя сказать, что Мирабо-старший не пытался примириться с отпрыском. Взгляды взглядами, но старик не мог не признать: его Оноре обладает большой умственной силой. Хоть чем-то наследник пошёл в отц