сноармейца, тот ли Государь, которого я узнала, и как звать дочерей, он ответил мне, что Государь тот самый, а дочерей звать Мария и Анастасия. На следующий день я принесла обед, то видела б. Наследника Алексея Николаевича, он был в коляске, худенький, лицо у него было болезненное.
За все время бывшую Государыню я видела всего лишь два раза, она была высокая, худощавая и смуглая. Я часто видела-, что от б. Наследника […] его сестры, они его катали в коляске, один раз я, идя мимо него, спросила его «что, у вас ножки больные», он ответил «да» и кивнул мне головой, стоявший красноармеец сделал мне замечание, что разговаривать нельзя.
Старших дочерей б. Государя я не видела, но слышала, что они тут же, а мне не приходилось их видеть. Была еще в том доме женщина прилично одетая, о ней мне красноармеец сказал, что это прислуга.
Когда я приносила обед и заходила в столовую комнату, то всегда со мной заходил комендант и при мне никто из […] не говорили, все молчали.
Обед я иногда носила в час дня, а ужин носила в 9 часов вечера, с ужином я иногда входила в столовую, но иногда я не заходила, его брали у меня красноармейцы, вместе с комендантом уносили в столовую. Я хорошо помню и категорично это утверждаю, что в тот день, когда большевики вечером объявили о расстреле б. Государя, я носила в этот день обед для Царской семьи и лично видела бывшего Государя и его семью, и всех лиц, которых я видела ранее. И когда вечером у меня на квартире сестра хозяйки Котовой, Зинаида Семеновна, возмущена тем, что большевики расстреляли бывшего Государя, я сказала ей, что это неправда, так как сама я опять носила обед на 13 человек и также видела б. Государя и всех, коих видела ранее, а вечером в этот день большевики расклеили объявления и объявили в газетах, что они расстреляли Николая, а я дома на квартире уверяла хозяйку Ольгу Семеновну, а также ее сестру Зинаиду Семеновну, что видела в этот день Государя и вообще все были живы.
После объявления большевиками в газете о расстреле б. Государя, на следующий день я опять носила бывшей Царской семье на 13 человек, я также видела б. Государя и всех тех, коих видела ранее, меня это очень удивило, что большевики объявили о расстреле, а на самом деле я видела их всех живых.
Я сама охотно ходила с обедом, чтобы убедиться, живы ли, я относилась к Царской семье очень сочувственно, жалела их всех и дома рассказала хозяйке, что большевики объявили неправду, в Советской столовой я боялась это говорить.
Спустя один день после объявления в газете о расстреле бывшего Государя, мне выдали обед для Царской семьи, только на 9 человек, и я опять унесла охотно в Ипатьевский дом, прежним порядком пронесла прямо в столовую, за мной вошел туда же молодой Комендант, который был всегда, но бывшего Государя, доктора и третьего мужчины я не видела, а видела лишь дочерей Государя, Марию, Анастасию и бывшего Наследника.
На десять человек я носила обед всего лишь, кажется, два дня, но не более. Помню, что 22 июля я носила обед на 9 человек, я видела в этот день Государыню, двух дочерей и, Марию и Анастасию и Наследника, но Государя и других мужчин не было. Особенного ничего не заметила, дочери катали в коляске Алексея, а Государыня стояла у стола и правой рукой поддерживала голову, одета была в серое платье с белым воротником, была скучная, но дочери и наследник были как всегда. 23[-го] в Советской столовой уже не было поваров и обеда для Царской семьи я не носила, так как большевики все разбежались, я решила сходить за посудой, в которой приносила обед накануне для Царской семьи. Я пошла в дом Ипатьева, там было всего лишь два красноармейца, которые разрешили мне взять принесенную из столовой посуду; во всех комнатах было пусто, все разбросано было, я спросила одного красноармейца, что никого уже нет, он ответил мне, что все уже улетучились.
Я взяла свою посуду — ушла; накануне, т. е. 22 июля, ужина я уже не носила для Царской семьи.
С красноармейцами я ни с кем не была знакома; они часто менялись, всегда были русские, а коменданта я всегда видела одного молодого и тоже был русский. О докторе, который был при Государе, я узнала от красноармейца, один раз с начала, когда я приносила обед, доктор проходил мимо красноармейца в доме, красноармеец выстроился перед ним, и когда он прошел, я спросила красноармейца «это кто», он ответил мне, это доктор. Я еще заметила такое обстоятельство, обед для Царской семьи носила долго, и всегда дочери Государя смотрели на меня весело. Я показываю действительную правду и до сих пор полагаю, что большевики бывшего Государя и его семью не убили здесь, а куда-то увезли. Об этом я никому не рассказывала кроме хозяйки квартиры Котовой и ее сестры — Зинаиды Семеновны.
Екатерина Семеновна Томилова И.д. начальника Уголовного Розыска П. Плешков».
«6 ноября. Опрошенная вторично Екатерина Семеновна Томилова в дополнение к первому своему показанию объяснила в присутствии Товарища Прокурора Екатеринбургского Окружного суда Екатеринбургского участка г. Остроумова, нижеследующее: на вопрос о том через какую дверь входила в дом, где содержалась бывшая Царская семья, я заявляю, что входила в дом через парадное крыльцо со стороны Вознесенской площади, через дверь я проходила в переднюю, в которой была, как мне показалось, мраморная лестница. Прямо против двери около стены стояло большое зеркало, справа же на углу стоял небольшой деревянный диванчик. Как только я поднялась на площадку, ко мне каждый раз выходил молодой человек, одетый в солдатскую форму, которого красноармейцы называли комендантом и с которым я входила в левую дверь, ведущую в темную комнату.
Кстати сказать, этого молодого человека — коменданта я видела каждый день с самого начала, как стала приносить обеды, до последнего дня 22 июля 1918 г., когда я принесла последний обед. Никакого другого коменданта я не видела. Комиссара Юровского я не знаю и человека с черной бородой и волосами на голове с проседью я никогда там в качестве коменданта ни одного раза не встречала за весь вышеуказанный период времени.
Возвращаясь к порядку, каким образом я входила в столовую, я объясняю, что при входе в темной комнате я никаких […] не видела, а ровно не замечала чучела большого медведя.
Из темной комнаты я ни разу не входила в находящиеся внутри дома большие комнаты, а входила в комнату через находящуюся в левой стене темной комнаты дверь. В этой комнате, которую я при первом допросе назвала столовой, было два окна, ни книжных шкафов, ни комода, ни рояля я не видела. В этой же комнате, как я показывала в первом объяснении, я видела несколько раз бывшего Государя Императора и два раза бывшую Императрицу, а также несколько раз мужчину среднего роста, которого называла доктором, и другого мужчину пониже. Я ни разу не видела, когда приходила, ни в прихожей комнате, ни в комнате, которую я называла столовой, очень высокого старика с широкой бородой и в золотых очках. Камердинера бывшего Государя Чемодурова я не знаю. Больше показать ничего не имею.
Еще добавлю, что узел с приборами и кушаньями я вносила в названную комнату с двумя окнами и ставила все это здесь на столик и после этого выходила. Как кушала Царская семья я не видела, после окончания обеда я брала посуду в той же комнате и уходила.
Екатерина С. Томилова.
И.д. начальника Уголовного Розыска П. Плешков.
Товарищ прокурора И. Остроумов».
«ПРОТОКОЛ
1918 года ноября 7 дня я, и.д. начальника Уголовного Розыска П. Плешков, в присутствии Товарища Прокурора Екатеринбургского Окружного суда г. Остроумова производил осмотр комнат в д. Ипатьева, где помещалась б. Царская семья, на предмет проверки показания Томиловой, какую комнату она называет столовой, в которой, по ее словам, она видела б. Царскую семью. В дом вошла через парадное крыльцо, вестибюль, где действительно оказалась лестница деревянная, но не мраморная, затем Томилова указала путь, по которому она носила обеды, провела в прихожую, находившуюся налево от входа, из прихожей она указала на комнату, находившуюся влево от прихожей с двумя окнами, войдя в эту комнату Томилова указала, что посредине стоял столовый стол, здесь она вторично подтвердила, что ни комода, ни книжного шкафа, ни рояля она не видела, и в этой же комнате, по ее словам, она несколько раз видела бывшую Царскую семью.
И.д. начальника Уголовного Розыска П. Плешков.
Товарищ прокурора И. Остроумов».
С одной стороны — уверенность боевого генерала, политического куратора следствия, а с другой — материалы уголовного розыска, разрабатывающего версию вывоза Царской семьи из Екатеринбурга живыми. Уверенность генерала победила — опытный криминалист Кирста был отстранен от следствия.
Дитерихса не интересовал вопрос — было или не было совершено убийство, его не интересовало отсутствие трупов, отсутствие участников или очевидцев расстрела, он ставил вопрос шире.
«Это было уничтожение советской властью намеченных жертв, в определенный, по особым обстоятельствам, период времени: июнь — июль 1918 года.
Это были преступления идейные, фанатичные, изуверские, но совершающиеся скрытно в тайне, во лжи и обмане от Христианского русского народа. Это планируемое, заранее обдуманное и подготовленное истребление членов Дома Романовых и исключительно близких им по духу и верованию лиц».
Как было показано выше, в следственном производстве имелись материалы, отражающие сомнения очень многих людей, и в частности следователей, работавших на начальном этапе расследования, то есть по «горячим следам», в том, что факт расстрела Царской семьи не был симулирован большевиками, с целью скрыть ее эвакуацию полностью или частично из Екатеринбурга.
Поэтому каждое вещественное доказательство, каждое свидетельское показание следовало рассматривать и с этой точки зрения. В противном случае сам факт преступления как бы размывается и перестает быть фактом, доказательства теряют свою убедительность, а альтернативная версия с течением времени обрастает такими подробностями, что превращается в легенду.