«Посольство в Москве.
Министерству иностранных дел.
21 июня 1918.
Я сегодня открыто сказал Чичерину, что располагаю информацией о том, что во время боев за Екатеринбург погибла царская семья. В случае если информация, которая вызывает такое большое возмущение и горечь в широчайших кругах, недостоверна то я не понимаю, почему большевики не опровергают ее, что является их внутренним интересом.
Чичерин лениво парировал, утверждая, что недостоверной информации появляется так много что опровергать каждую просто не стоит. Кроме того, как и прежде, в комиссариате поддерживается оптимистическое настроение в отношении боев с чехословаками. Хотя и признается сдача Кузнецка но оспаривается потеря Пензы, Тамбова, Козлова и Рязани.
Мирбах».
Газета «Наше слово» поступила проще — в интервью с Лениным она поинтересовалась, что же происходит с царской семьей, и, по-видимому, с удивлением воспроизвела его ответ: «На вопрос, верны ли слухи об убийстве Николая Романова, Ленин ответил, что сведений об этом до сих пор в совете комиссаров нет».
Возможно, после всего этого Москва буквально начала бомбардировать Екатеринбург телеграммами.
Три телеграммы сохранились в материалах следствия 1918–1919 годов.
1. Телеграмма № 2729 подана в Москве 20 июня 1918 года.
принята в Екатеринбурге 23 июня 1918 года
«Екатеринбург, председателю Совдепа.
В Москве распространились сведения что будто бы убит бывший император Николай второй сообщите имеющиеся у вас сведения
Управляющий делами Совета Народных Комиссаров
Владимир Бонч-Бруевич».
2. Телеграмма № 814.
подана в Москве 21 июня 1918 года в 19 часов 26 минут, принята в Екатеринбурге 24 июня 1918 года.
«Екатеринбург, Президиуму Совдепа
Срочно сообщите достоверность слухов убийства Николая Романова вестнику точка комиссар по пта
Старк».
На телеграмме пометка: «Ответ послан».
3. Телеграмма № 819 подана в Москве 24 июня 1918 года в 15 часов 15 минут. принята в Екатеринбурге 24 июня 1918 года.
«Екатеринбург, Воробьеву
Прошу срочно сообщить достоверность слухов убийстве Николая Романова очень важно точка комиссар
Старк».
На телеграмме пометка: «Ответ послан».
В конце июня произошло событие, отраженное белогвардейским следствием в виде следующего документа: «Начальник Военного контроля при Уполномоченном по охранению государственного порядка и общественного контроля и общественного спокойствия в Пермской губернии.
«11 марта 1919 г.
№ 1497/ В.К. Совершенно секретно Прокурору Екатеринбургского окружного суда
По приказанию Уполномоченного командующего Сибирской армией по охранению государственного порядка и общественного спокойствия в Пермской губернии при сем сопровождаю на распоряжение две сводки сведений на Царскую семью.
Приложение: две сводки
Подполковник Белоцерковский
Помощник начальника поручик (подпись неразборчива)
Форма № 2
Отделения Военного контроля при Уполномоченном по охранению государственного порядка и общественного спокойствия
Сводка сведений на Царскую семью.
Почтово-телеграфный чиновник Сибирев, состоявший на службе в Екатеринбургской почтово-телеграфной конторе, свидетельствует, что проживающая в селе Уктус Анфисова Таиса Васильевна (муж у нее инвалид) ему говорила, что в доме инвалидов в Перми после занятия Екатеринбурга проживали великие княжны Ольга и Татьяна Николаевны вместе с фрейлиной и что в этом же доме хранилось много имущества, принадлежащего Царской семье, о чем имелись отметки на ящиках, и вывезенного на Вятку.
/К/ № 1427 / В.К.
11/ III 1919 г.
Форма № 2
Отделения Военного контроля при Уполномоченном по охранению государственного порядка и общественного спокойствия
Сводка сведений на Царскую семью.
Почтово-телеграфные чиновники штаба Северо-Урало-Сибирского фронта в бытность большевиков, коим командовал Берзин, кои сейчас состоят на службе в почтово-теле-графной конторе города Екатеринбурга, Сибирев, Бородин и Ленковский могут засвидетельствовать разговор по прямому проводу Ленина с Берзиным, в котором первый приказывал Берзину взять под свою охрану всю Царскую семью и не допускать каких бы то ни было насилий над ней, отвечая в данном случае своей (т. е. Берзина) собственной жизнью.
/К/ № 1497 / В.К.
11/III 1919 г.».
К первой сводке мы еще вернемся. А пока рассмотрим последствия разговора Берзина с Лениным. Реакция Берзина содержится в его воспоминаниях: «Я не понимал, зачем с этим тираном вообще нянчиться и возиться, оказывают ему и его семье какое-то милосердие, оставив поваров, лакеев, докторов. Однако я был солдатом революции, солдатом, который умел подчиняться. Центр не спрашивал меня, держать ли Николая II в Екатеринбурге или перевезти его в другое место. Центр не спрашивал, как это отражается на тыле Уральского фронта, а просто сказал мне: ты отвечаешь за жизнь бывшего царя. И все. И я ответил, как полагается солдат солдату: слушаюсь. Так ответил бы тогда и любой другой солдат на моем месте. Вопрос о Николае II был политический».
К этому можно было бы добавить — Центр не спрашивал, расстреливать бывшего царя или нет. Такого указания из Центра не было. А пока охрана бывшего царя была доверена Берзину, никаких нарушений указаний Центра не могло быть. По всей видимости был еще как минимум один запрос, ответ на который сохранился в архиве Красной Армии. Это черновик телеграммы, содержащийся в полевой книжке командующего Северо-Урало-Сибирским фронтом Берзина (ЦГСА, фонд 176, опись 1, дело 105).
«23/6 1918 г.
Москва Совнарком В.Рев. Совет Казань Главком Муравьеву Штаб фронта Белицкому
22/6 мною было проверено как содержится быв. Царская семья и как охраняется и могу сообщить хорошо
Командующий Сибфронтом Берзин».
Дата, проставленная на этой телеграмме, свидетельствует о том, что был какой-то запрос, возможно Совнаркома Рев. Совета, в результате которого Берзин 21 июня 1918 года во главе целой комиссии посетил дом Ипатьева. Этот факт отражен в дневнике Николая Александровича.
Запись в дневнике Николая Александровича за 9 июня 1918 года:
«Сегодня во время чая вошло 6 человек, вероятно — областного совета, посмотреть, какие окна открыть? Разрешение этого вопроса длится около двух недель! Часто приходили разные субъекты и молча при нас оглядывали окна…»
В своих воспоминаниях Берзин более подробно описал этот эпизод:
«Мы вошли сперва в столовую, где Николай со своим доктором пили чай. При нашем входе оба встали и ответили на приветствие только глубоким молчаливым поклоном. Молчали и мы. Прошли через столовую во двор, где Николай ежедневно занимался физкультурой — колол дрова под бдительной охраной команды из латышей. Вернувшись обратно, я обратился к Николаю с вопросом:
— Ну, заключенный, имеете ли какие-либо жалобы по поводу содержания вашего или какие-либо просьбы?
— Нет, жаловаться ни на что не могу, — ответил Николай II каким-то потухшим голосом.
Тут я ближе рассмотрел этого бывшего «самодержца всея Руси». Жалкий он имел вид. Осунувшийся старик с большими мешками под глазами и неопределенного цвета бровями. Совсем не тот, кого привыкли видеть на портретах и картинах. И эта тряпка еще недавно управляла 150-миллионным народом, перед ней дрожало все, о ней молились в церквах, величали помазанником божьим, а теперь это ничтожество в руках восставшего народа! Кроме отвращения, я к нему в тот момент ничего не испытывал. Мы уже собрались перейти в другое помещение, как Николай обратился ко мне:
— Господин командующий, имею к вам просьбу. Нельзя ли мне разрешить побольше заниматься колкой дров во дворе?
— Разве вам этого не позволяют?
— Позволяют, но время очень ограничивают.
Поднялся и доктор, говоря, что это было бы очень желательно «для здоровья Николая Александровича».
— Ну что же, не возражаю. Если хотите, можете заняться колкой дров и побольше. Дам об этом распоряжение начальнику охраны.
— Благодарю, — отозвался Николай, следуя за нами туда, где содержались остальные члены его семьи.
В угловой комнате сидела Александра Федоровна со своим сыном, рахитичным мальчуганом. Входя в комнату, я сказал: «Здравствуйте». Она сделала чуть заметное движение головой, но на лице ее играла гримаса презрения. Вот настоящая фурия, которую следовало бы поскорее поставить к стенке!
— Заключенная, имеете ли какие-либо претензии или пожелания? — обратился я к ней с вопросом. Но она даже не ответила и наклонилась к сыну. Я уже повернулся, чтобы уходить, как снова ко мне обратился Николай:
— Еще к вам одна просьба.
— Какая?
— Здесь, в этой комнате, очень тяжелый воздух, поэтому нельзя ли сделать вот в окне форточку, чтобы держать ее открытой в течение ночи?
— И это разрешаю. Только в форточке устройте железную решетку, — сказал я начальнику охраны. — Все просьбы, заключенный?
— Все, господин командующий, — ответил мне Николай.
К дочерям я с вопросом не обращался. Этим окончился наш осмотр».
Эта вторая известная встреча бывшего царя с новыми властями. Тем не менее и здесь Николай Александрович не задал естественный вопрос — что же его и его семью ждет в будущем? Хотя он знал о пунктах Брест-Литовского договора, касающихся его жены и детей.
Приоритет власти Берзина в Екатеринбурге был выше, чем у Белобородова и Голощекина. Именно это позволяло ему отдавать приказания члену Совдепа Авдееву, как своему подчиненному. Пользуясь этим, Берзин 17 июня закрыл газету «Уральская жизнь», обвинив ее в публикации секретных материалов.
Запросы из Центра продолжались. И Берзин вынужден был отправить еще одну телеграмму, предназначенную специально для печати:
«Телеграмма 487 Москва из Екатеринбурга шт. фронта № 3190/а Подана 27/6-го в 0 час 5 мин Военная
Три адреса Москва Совнарком Нарком военного бюро печати ЦИК