Он был вечным изгоем. Никогда не принадлежал ни к одному из миров, в которые попадал.
Осознав это, я ощутила такую невыносимую боль, что мне стало нечем дышать.
Сделав над собой усилие, я бесшумно направилась к центру сарая, тусклое мерцание одинокой голой лампочки освещало мужчину, которому я отдала всю себя. И что бы мне там ни говорили с тех пор, как я очутилась в этом странном месте, я просто поверить не могла, что он злодей. И даже несмотря на то, что все факты это подтверждали, я не могла убедить в этом свой разум и сердце.
Райдер, должно быть, почувствовал мое присутствие, потому что, когда я уставилась на него, изо всех сил стараясь набраться смелости, чтобы заговорить, он открыл глаза и посмотрел прямо на меня. Как только его усталые покрасневшие глаза встретились с моими, на его красивом лице проступило выражение мучительной боли. Затем он от меня отвернулся. Я поняла, что это от стыда.
Сделав шаг, потом второй, я приблизилась к нему и опустилась рядом с ним на пол. Я сидела от него на таком расстоянии, что он не мог до меня дотянуться. Но с моего места мне было хорошо его видно. Отлично видно его лицо. Я должна была — мне было просто необходимо — узнать правду.
Всю. Всю без утайки. Ничего не скрывая.
Я обхватила руками ноги и стала ждать, когда Райдер снова посмотрит мне в лицо. Когда он это сделал, я чуть не рассыпалась на части. Его глаза наполнились страданием, и по бледным щекам скатывались одинокие слезинки. На лбу появился свежий синяк; кожу покрывали недавние раны.
Его били везде, куда бы он ни пришел. Но Райдер все сносил.
Он сделал глубокий вдох и прошептал:
— Хармони… тебе нельзя здесь находиться.
— Белла, — поправила я.
— Белла, — тихо и почти благоговейно произнёс он. — Тебе необходимо уйти. Просто… оставь меня одного.
Я не собиралась никуда уходить.
— Ты любишь Мэй, — выпалила я.
У Райдера округлись глаза. Казалось, я его шокировала. Я и сама была в шоке. У меня накопилось так много вопросов, но это первое, о чём я неосознанно у него спросила. Тогда я поняла, как сильно это меня беспокоило. Какую невыносимую боль причиняла мне эта мысль.
— Нет, — ответил, наконец, Райдер.
— Ты лжешь, — упрекнула его я. — Мне уже всё рассказали. Всё, что ты сделал. Всё, что сделал твой брат… как ты боролся за то, чтобы завоевать любовь Мэй.
Уже и без того бледные щеки Райдера стали пепельными. Загремев удерживающими его цепями, он принял сидячее положение и посмотрел мне в лицо. Он уставился прямо мне в глаза.
У него поникли плечи.
— Я думал, что люблю ее. Когда мой дядя избрал меня, чтобы внедрить к этим людям, я чувствовал себя здесь не в своей тарелке. Но я верил в наше дело. Белла… Я не подвергал сомнению нашу веру, я искренне верил во всё, чему меня учили, — он покачал головой и провел рукой по лицу. — Когда тут появилась умирающая и истекающая кровью Мэй, я быстро понял, кто она.
Райдер указал на надпись у меня на запястье.
Мои пальцы пробежали по татуировке, которую сделали мне, когда я была ещё ребенком.
— Я понял, что должен завоевать ее доверие, чтобы вернуть моему дяде. Ну, и она была единственной женщиной, с которой я вообще когда-либо разговаривал. Думаю… я хотел ее, потому что она была из Ордена. Я считал, что она просто во власти дьявола.
С его губ слетел самоуничижительный смешок.
— Охренеть, да? Я действительно решил, что обязан спасти ее душу. Я искренне верил, что влюблен в нее, что она предназначена для меня, и что я могу ее спасти. Когда я вознёсся до Пророка, это стало моей основной целью: вернуть ее. Чтобы она была рядом со мной. Я думал, что мне суждено это сделать. Что этого ждёт от меня Бог.
— Что же изменилось? — я неожиданно поймала себя на том, что задаю ему этот вопрос.
Пока я слушала его рассказ о том, как ему нужна была Мэй, у меня в груди зародилось мучительное чувство. Оно было просто невыносимым, но я ничего не могла с ним поделать.
Грудь Райдера то поднималась, то опадала, пока он пытался произнести то, что хотел сказать дальше. Когда он это сделал, то отвратительное чувство у меня в груди исчезло.
— Ты.
Я застыла, затаив дыхание.
— Ты это изменила. Ты изменила всё.
— Райдер…, — отрывисто прошептала я.
У меня дрогнули пальцы. Им хотелось дотянуться до его пальцев и ощутить их тепло. Почувствовать его успокаивающее прикосновение.
— Это правда. Всю свою жизнь я провел вдалеке от реального мира. Я оставался чистым и устремил все свои усилия на первую женщину, которая обратила на меня внимание… Но это была полная чушь. Моя потребность в Мэй оказалась такой же фальшивой, как и эта гребаная религия, которой мы посвятили всю свою жизнь.
Райдер отвернулся. Я не двигалась. Он снова посмотрел на меня, в его глазах читалось отвращение к себе.
— Белла… когда я вознесся до Пророка, я… Мне это понравилось.
— Мне нравилась власть. Я почувствовал, что все, чем я пожертвовал, было не просто так. У меня имелся свой путь, цель… потом все пошло наперекосяк. Я не знал, как вести за собой людей. Начал терять доверие старейшин. Вопреки моим ожиданиям, Бог не являл мне никаких откровений, — он подавился горьким смешком. — Потому что ничего такого и не было. Мой дядя все это выдумал. Он был умен. Он и его больные друзья обнаружили, что, маскируя свои извращения под завесой религии, они могут заманивать к себе людей. Сломленных, запутавшихся людей, ищущих смысл жизни. Беспомощных в своих поисках лучшей судьбы. Вместо этого он подверг их насилию и репрессиям.
— Ты не знал, — произнесла я. — Тебя воспитали с верой во всё это. Нас всех так воспитали.
— Я должен был догадаться, — серьёзно ответил он. — Белла, я пять лет прожил с Палачами. Я видел реальную жизнь, реальный мир. Я в этом жил. Но все это время я неустанно верил, что весь мир ошибается, а наша маленькая община права. Как же, бл*дь, это было наивно?
— Вовсе не наивно, Райдер. Та община была твоей семьей. Это всё, во что ты верил. Я знаю, не забыл? Я тоже это прошла.
Он долго смотрел на меня. Так долго, что я занервничала под его пристальным взглядом. Так долго, что отражавшиеся у него на лице горе и стыд сменились ледяным выражением.
— Я допустил, что это произошло, — отрешённо сказал он. — Все это.
Я тяжело сглотнула.
— Я позволил людям из Клана забрать Лилу. Они должны были похитить Мэй. Затем я умыл руки и отдал ее Иуде.
— Ты не знал, что сделает с ней Иуда и другие старейшины. Даже Лила считает, что ты пытался ее спасти.
— Вот тут ты ошибаешься.
Мне показалось, что вся кровь разом испарилась из моего тела. Я ошибаюсь насчет Райдера? Я испугалась, что вся его боль и ненависть к себе оказалась обычной уловкой. Но потом у него задрожали губы, и из глаза скатилась слеза… и я поняла, что он именно такой, каким я его всегда считала.
— Думаю… думаю, в глубине души я всегда знал, что Иуда плохой… жестокий… с садистскими наклонностями…
— Райдер, — воскликнула я и рванулась к нему.
Он вытянул руку, жестом приказав мне остановиться. Свисающие с наручников цепи заскрежетали по полу.
— Думаю… я это знал. Но ничего не сделал, потому что, Белла… если бы я лишился Иуды, — из его горла вырвался вымученный звук, и лицо исказилось от нестерпимой боли. — Тогда… тогда у меня никого бы не осталось.
Я не смогла бы сдержать слез, даже если бы попыталась. На этот раз никакая вытянутая рука не смогла бы помешать мне приблизиться к моему мужу. И на этот раз Райдер не сопротивлялся, когда я опустилась рядом с ним на пол и обхватила руками его крепкое тело. Его голова упала мне на грудь, и он дал волю всей той боли, которую таил в своем сердце. Цепи впились мне в ноги. Меня это ничуть не волновало.
— Райдер, — прошептала я и убрала длинные волосы с его влажного лица. — Я здесь… я здесь.
От моих слов срывавшиеся с его губ рыдания стали только громче. Я слегка покачивала его туда-сюда; мои слезы падали на грязный пол и там сливались с его слезами.
— Я совсем один…, — выдавил он сквозь боль. — Я совершенно один… совершенно сбит с толку.
— Нет, — сказала я ему и коснулась руками его лица.
У меня разрывалось сердце от той немыслимой боли, которую он испытывал. Я никогда не видела, чтобы кто-то был настолько подавлен. Даже в самые тяжелые моменты у меня всегда была любовь сестер. В последнее время — брата Стефана и сестры Руфи… А у Райдера, у него никого не было.
Абсолютно никого на всём белом свете. И хуже всего то, что большинство тех людей, которых он знал, его ненавидели. Ненавидели по-настоящему, с неприкрытой злобой.
Райдер не мог прийти в себя еще какое-то время. Когда его слезы высохли, он судорожно втянул в себя воздух.
— Я заслуживаю смерти. Я ничего не могу сделать, чтобы исправить то, что натворил. Я, бл*дь, заслуживаю смерти.
— Нет, — коротко сказала я.
Я опустилась перед ним на колени и обхватила ладонями его лицо. Мне не понравился этот пугающий тон его голоса.
— Ты не один, — возразила я.
Райдер сжал глаза и попытался отвернуться. Я не дала ему этого сделать.
— Белла, — обреченно прошептал он.
— У тебя есть я, — с надрывом произнесла я.
Он должен знать. Мне плевать, что думают люди в этом клубе.
— У тебя есть я.
— Я… я тебя не заслуживаю. То, что из-за меня случилось с твоими сестрами…
— Ты этому не потворствовал.
Райдер покачал головой.
— Какое это имеет значение? Я знал, на что способен Иуда. В глубине души… я это знал…
— Но ты его любил. Он был единственным, кого ты любил. Очень легко не заметить чьи-то грехи, когда тебя ослепляет любовь.
По его лицу снова побежали безмолвные слёзы. Райдер опустил глаза, а затем прошептал:
— Я все еще его люблю. Черт возьми, Белла. Несмотря ни на что… я по-прежнему его люблю. Он мой брат… он все, что у меня есть. И я… я не хочу оставаться один. Мне все это время так чертовски одиноко.