Лодка улучшила обитаемость. Для отдыха — подвесные койки, по одной на трех членов команды, у капитана своя. Появился крошечный камбуз с камельком и запасом продуктов на шесть дней.
Штурман приобрел отдельное место рядом с центральным постом. Под водой настолько сложно счислять свое положение, что непочетная роль штурмана, существа неполноценного в надводном флоте, на лодке поднялась до вахтенного офицера. Мало кто верит, на субмарине штурман может в старпомы вырасти, откуда прямая дорога к должности командира корабля.
Что совершенно негоже для офицеров старой закалки, под водой нет деления на офицерский ют и матросский бак. Да и матросов первой и второй статьи лишь трое. Остальные — специалисты. Кондукторы, боцман, боцманаты, слухач. Большая часть экипажа — унтеры.
Вопрос с командами сложный. Капитан-лейтенант Михаил Федорович Ланской остался в Кронштадте командиром Балтийского отряда. Кроме старой «Щуки» у него в подчинении «Барракуда», «Александровка» и на подходе лодка серии «Катран». Капитанами у Ланского гардемарины. Чуть более опытных офицеров и унтеров Берг увел на юг, полагая, что в текущем году войны на Балтике не будет, а к новому сезону Ланской обстругает следующих, выделывая из сучковатых деревянных выпускников настоящих подводников.
Переведенные в Николаев офицеры ворчали. Служба в Кронштадте зимой — сущая синекура, очень изредка в наряд, в остальное время приятная праздность и столичные развлечения. Можно выпить, раскинуть картишки, сводить приличную даму в театр на «Чесменскую битву», а чуть менее приличную сразу в нумера. Кавторанг остался глух к их стенаниям. Он втолковывал простую вещь: в этом или следующем году на лодках идти в бой. Никто не знает, будет ли время устранить грехи, которые можно выявить надзором при сборке.
Пустая труба минного заградителя «Кальмар» поодаль кишела рабочими, стыкующими с ней балластные систерны. Пятьдесят якорных мин во чреве заставили сократить торпедное вооружение — лишь пара снарядов с маховичным двигателем.
Офицеры и кондукторы присматривали за качеством сборки, а вооруженные берданками матросы постоянно несли стражу вокруг корпусов и средь ящиков с лодочной снастью. Они стерегли субмарины не от турецких лазутчиков. Малороссия — та же Россия. Воруют.
Обещанные сроки как всегда сорвались. К спуску на воду годен лишь «Катран». Заводское начальство успокаивало: все одно лиман во льдах.
3 марта, ломая тонкий весенний панцирь, к Николаеву поднялся Макаров на пароходе «Великий Князь Константин», пришвартовавшемся у причальной стенки. В предчувствии войны Степан Осипович напоминал борзую, заслышавшую лязг заряжаемых ружей и прочих верных знаков охоты. Управляющему сунул в нос адмиральский приказ: если через неделю «Кальмар» не окажется в воде, отправить заводчика в Петербург в кандалах.
Перед тем как подняться обратно на пароход, неугомонный капитан-лейтенант схватил Берга за рукав.
— Знаешь, Александр, ночью сон мне явился, отвертеться от него не могу. Сжалься, послушай. «Константин» по льду идет — толкает форштевнем и ломает его. А как толстый слой порушит, сдается мне, порвет борт или застрянет.
— Для хода во льдах у него недовольно прочное устройство и машина потребна в десятки тысяч индикаторных сил. Что ж снилось, друг ситный?
— Пароход со скошенным форштевнем, как таран, но над ватерлинией. Корпус — да, как у броненосца, и машина изрядная. Чтобы наклонный нос на льдину накатывался, не бил ее, как колун, а сверху раздавливал. И борта круглые, чтоб не сдавило во льдах, а наверх выперло.
— Экий ты мечтатель. Уйми порывы. Побьем турка — построишь свой кривоносый броненосец.
«Катран» последовал за «Константином». Берг, стоя на рубочном мостике, молился, чтобы плавающие льдины, вылетевшие из-под винта парохода и отбитые острым форштевнем подлодки, не зацепили и не погнули горизонтальные рули. Помимо воли возвращался к задумке Макарова — действительно здорово. В той же Балтике зимой, где восток Финского залива всегда замерзает, ледокол может проложить дорогу канонерке или подлодке. А коли во льдах пленен неподвижный и беспомощный неприятель, его расстрелять, что на учениях.
Заводские огрехи удалось исправить прямо на Севастопольском рейде, после чего Александр огорошил адмирала Аркаса и Макарова предложением совершить практический рейд в Мраморное море.
— Понимаете, кавторанг, чем грозит ваш провал? — рассердился командующий. — Обнаружив боевой корабль, тайно крадущийся в османских водах, турки из виноватых и презираемых всеми странами тут же выйдут пострадавшей стороной.
— Боевой сиречь вооруженный. Торпеды в подпалубном пространстве я зря возить не хочу. Сырость им не во благо. Мне же проверить нужно, как к Золотому Рогу подобраться сразу пятью лодками.
Макаров покачал головой.
— Я не рискнул бы. Глубины там давно промерены и невелики. Только у устья более семидесяти футов по главному фарватеру, дальше — меньше. Ширина до восьмидесяти саженей, не развернуться без всплытия.
— Знаю, господа. Затем залив расширяется, там больше полутороста саженей, на перископной глубине можно развернуться. Это аккурат напротив стоянок их главных сил. В узком устье сам бог велит мины поставить, пусть мусульмане салютации возрадуются. Но я не пойду внутрь залива, одним глазком гляну. До Мраморного моря и назад, итого семьсот миль. «Катран» имеет запас на восемьсот, к тому же отправляемся без торпед. За шесть суток обернусь.
Аркас и Макаров переглянулись.
— Формально, Степан Осипович, кавторанг Берг не ваш подчиненный. Вы отдаете ему одну подлодку, и в Севастополе два отряда. Так что мне решать.
— Так точно, ваше превосходительство. Приказать не могу, посему лишь ходатайствую. Я давно знаю Александра Маврикиевича, он зазря и сгоряча в авантюру не влезет.
— Стало быть, с богом. Приказываю следовать к Босфору, там по обстоятельствам. При самом малом сомнении в исправности лодки немедля вернуться назад.
— Есть, ваше превосходительство! — вытянулся Берг.
Хмурым мартовским вечером «Катран» растворился в сгущающихся сумерках. Экипаж, предупрежденный о шестидневном вояже, не знал главного — у входа в пролив лодка не остановится и тайно пойдет дальше.[11]
— Ваше высокоблагородие! — старпом, прибалтийский немец Конрад Карлович Ланге, ссыпался в центральный пост под утро, орошенный брызгами, с солеными мокрыми усами и бакенбардами. — Разрешите доложить. Видимость не менее двух миль. На горизонте пара дымов. Под перископ опасаюсь — остатние льдинки плавают.
— Штурман, сколько до Босфора?
— Сто десять миль прошли, ваше высокоблагородие. Стало быть, сто восемьдесят пять впереди.
Берг поднялся на мостик. В марте не верится, что Черное море — место русских курортов. Помощник не ошибся. Дым на левом траверзе можно не брать в расчет. А судно прямо по курсу, если оно направляется в Одессу, Крым или Керченский пролив, непременно увидит «Катрана». В водяных валах, перекатывающихся через палубу и окатывающих вахтенного мириадами капель, льдин не видно. Но если остались, перископу хватит и одной.
— К погружению стоять!
После задрайки люка капитан спросил у старпома:
— Господин лейтенант, ваши действия для выполнения задачи быстрого и скрытного выхода к Босфору?
— Для совершенной скрытности погружаемся на шестьдесят футов и идем до темноты со скоростью три узла.
— Отставить. Через десять часов «Катран» полностью разрядит аккумуляторы. Пока вода закипит, дрейфовать прикажете?
— Никак нет. Последние два часа под перископом и духовой трубой на электричестве.
— Кто нас под воду гонит, Конрад Карлович? Можем принять балласт и нырять лишь в близости судов, ненадолго и не выстуживая котел.
— Ваше высокоблагородие, пока в пределах пяти миль нет парусов, дозвольте на девяносто футов нырнуть, корпус проверить.
— Дельно. Приступайте.
Проектно лодка должна до ста пятидесяти держать и поболее. Рабочая глубина в тридцать ярдов укроет от взрывов снарядов и под килем броненосца позволит вместиться.
— Осмотреться в отсеках!
«Катран» не подвел. Нарастание давления, почти в три раза большего, чем у поверхности воды, он перенес, как цирковой богатырь, разминающийся двухпудовой гирей с кряхтением и усмешкой в усы — коли нужно, возьму на бицепс еще полстолько.
— Всплытие на перископную глубину!
Боцман приподнял рубку над водой, в перископ показались мачты и трубы. Скоро винты парохода почуял и слухач. Берг велел офицерам также глядеть. В мирное время задача лишь в избежании столкновения.
— Вообразите, господа офицеры, перед нами броненосный турецкий корабль. Да и встреча с торговым судном не к добру, оно может в рубку ударить или канонерки навести.
— Ваше высокоблагородие, мы за торговцами охотиться будем, если война? Мы ж не надводный корабль, предупредительный выстрел нечем делать.
— Пока ничего не могу сказать, господин лейтенант. Особых приказов на сей счет не поступало.
— Запросите, ваше высокоблагородие. Они христиан режут без огляда на мораль, правила и соглашения. Руки чешутся им в суп свинину подбросить.
— Помните, лейтенант, мы на Русском императорском флоте. Ежели противник ведет себя, как дикарь, мы не вправе ему уподобляться, — искренне заявил Берг, в глубине души понимая, что война может переиначить обычаи.
Лодка нырнула, пропустила торговца с греческим флагом и продолжила свой путь, порой погружаясь в студеные глубины от любопытных глаз. К полудню следующего дня в перископ показались турецкий форт и маяк в створе пролива.
— Сколько ошибка в счислении, штурман?
— Полторы мили к востоку, ваше высокоблагородие. Дальше — турецкие воды. Куда маршрут прокладывать?
— В Мраморное море.
В лодке тишина, едва потревоженная электромоторами. После слов Берга показалось, даже моторы притихли. Боцманат на рулях глубины изумленно крутнул головой, но снова уставился на глубиномер — не его это дело, а начальственное. Капитана окружили офицеры.