Как ни регулируй пусковые аппараты, всегда есть разброс, поэтому они врежутся под броневой пояс не ближе чем в пятнадцати-тридцати футах друг от друга. Если османы не заметили перископ, торпеды не увидят тем более — маховичные не оставляют пузырчатого следа.
Два сильных взрыва встряхнули подлодку. Крик «ура» от радости попадания, гаснет пара электролампочек. Это не сравнить с тем, что творится на корвете.б
Броненосцы британской постройки традиционно имеют отличную броню, капризную артиллерию и слабую подводную часть корпуса. Каждый взрыв десятков фунтов пироксилина, пришедшийся глубоко под ватерлинию, пробивает дырищу до пятнадцати футов в длину. Взрывная волна пробивает палубы. Сноп огня вздымается над бортом, вверх летят куски металла, доски палубного настила и разорванные тела моряков. Даже если «повезло» — не детонировал боекомплект и сразу не взорвался котел, лавина воды водопадом наполняет трюм. Корвет быстро кренится, черпает воду казематными бойницами. На затопленной орудийной палубе гибнет артиллерийская прислуга. Из-за быстро нарастающего крена шлюпку не спустить, самые отчаянные сигают за борт. Вакханалия огня на миделе дополняется мощными струями пара от заливания топок. От перепада температур и деформации конструкции рвется котел, заливая пространство вокруг кипятком. Волны перехлестывают через верхнюю палубу, убитый корабль теряет остатки плавучести, устремляясь на дно. Над водой видны еще мачты, стеньги, верхние реи, а над корпусом начинает закручиваться водоворот, словно в омут, затягивая незадачливых турецких матросов, не успевших отплыть хотя бы на полсотни саженей. Мало кому удается спастись, ибо от взрыва первой торпеды и полного погружения, из которого броненосцу не суждено всплыть, прошло менее десяти минут.
Подводники, все не первый день на флоте, живо представляли ужас, творящийся наверху. Но представление не закончено. Ланге повел лодку под водой параллельно строю турецких кораблей, направляясь к правому корвету, если смотреть на злосчастную троицу со стороны моря.
— Что, морские черти, повторим подарок?
Никто в центральном посту не возражал. Капитан продолжил, разжевывая старпому каждое действие. Старший помощник — будущий капитан такого же корабля. Как самого Ланге натаскивал Берг, так и ему растить новых помощников, с грустью наблюдая, как они уходят командовать своими бортами. Приходится брать новое, едва отесанное предыдущей службой полено и делать из него человека.[13]
— Обратите внимание, гардемарин. Первого мы подстрелили, подойдя перпендикулярно к борту. От нас ждут повторения. Мы зайдем за корму дальнего от нас броненосца, развернемся, всплывем под перископ и попробуем отправить подарок ему под хвост. С кормы да с близкого расстояния в нас может стрелять лишь одно орудие. Вряд ли попадет. Но взрывами нас встряхнет знатно. После пуска ныряем, смотрим повреждения и думаем, как их дальше благодарить за Сухум. Вопросы?
— Господин капитан, а ежели в нас попадет?
— Тогда больше не сможете задавать глупые вопросы.
Штурман отрапортовал, что после поворота отошли на шесть кабельтовых.
— Сейчас и увидим, гардемарин. Лево руля, разворот. Всплытие под перископ.
За десять секунд до пуска Ланге дал глянуть старпому в перископ. Зрелище наплывающей кормы вражеского корабля, до которого осталось едва ли не больше длины его корпуса, — не для слабонервных. Гардемарин звонким, срывающимся от волнения голосом оттарабанил положенные команды. Когда торпеда исправно разворотила кормовую часть броненосца, снова тряхнув лодку исполинской рукой подводной ударной волны, капитан улыбнулся и поздравил юношу с почином.
Сверху стреляли часто. Лодку трясло не сильно, но непрерывно. О всплытии и речи быть не могло. Ланге распорядился отползти на целую милю, чтобы издали спокойно оглядеться. Когда подводные отзвуки пальбы и шум винтов подоспевшей канонерки стали несколько тише, «Катран» снова выставил перископ.
Броненосец виднелся всего один. Возможно, второй тоже отправился ко дну, но вероятнее, что уцелевший корабль двинулся на помощь к подбитому — отбуксировать или хотя бы снять экипаж. Тем самым заслонил его.
Капитан дал глянуть старпому.
— Ваше предложение о дальнейших действиях?
— Выждать некоторое время, потом одной торпедой атаковать оставшийся корвет. Хотя. — Недавний выпускник Морского корпуса довернул перископ левее. — Я бы предпочел избавиться от канонерки, господин капитан.
Он тщательно избегал называть командира по званию. Лейтенантом — не хочется, представление о звании уже в Адмиралтействе. И капитан-лейтенантом раньше времени не стоит, примета плохая, можно сглазить.
— Аппетиты у вас, господин гардемарин. С тремя оставшимися торпедами сжить со свету канонерскую лодку и два броненосных корвета есть подвиг, достойный Геракла. Но желание дельное. Ждем-с.
Турки успокоились через час. Очевидно, сочли подлодку отстрелявшейся и убравшейся. Ланге приказал приблизиться, забирая вправо.
С расстояния четырех кабельтовых вырисовалась следующая картина, достойная кисти мариниста. Атакованный в корму броненосец получил такой дифферент, что леера заднего ограждения опустились до самой воды. Команда или, по крайней мере, часть ее шлюпками переправлялась на нетронутый корабль. Судя по всему, это «Иджалие», о попадании в который в Золотом Роге доложил Макаров. Нет нужды ловить командира на лжи, темнота и суматоха боя не всегда дают разобраться.
Канонерка качалась у противоположного борта подранка, в каких-то тридцати-сорока саженях. С рейда приближался пароход — явно буксир, дабы оттянуть страдальца в бухту или хотя бы посадить на мель. Можно умиляться, как они пеклись о больном товарище, если отвлечься от мысли, что в перископе — османы, смертельные враги, только что спалившие и захватившие российский Сухум.
— Убрать перископ. Малый вперед. Попробуем вашу максималистическую программу, гардемарин.
Определив при последующем подъеме перископа дистанцию не более чем в полтора кабельтовых, Ланге пустил торпеду в нос канонерке, минуя полузатопленный корпус корвета. Он даже не стал перископ убирать. Торпеда не заметна, а скорострельных трехдюймовок малого артиллерийского корабля скоро можно будет не бояться.
Снова вмешался Аллах. Смертоносная сигара вильнула влево и зацепила притопленный бронепояс «Неджеми-Шевкет». За кормой парохода поднялся султан взрыва, не причинив дополнительного ущерба и всполошив осман. Якорная цепь канонерки поползла вверх, задвигались орудийные стволы.
— Доннер-веттер, — воспитанно ругнулся капитан, истратив следующую торпеду.
«Катран» нырнул вправо. Поблизости что-то рвануло, но Ланге уже ни в чем не был уверен: попалась ли канонерка или просто в воду лег тяжелый снаряд. Когда отошли на четыре кабельтова, слухач доложил о приближении винтов броненосца. Когда перископ вышел на поверхность, тяжелое «тух-тух-тух-тух» слышалось через корпус безо всякого морского стетоскопа. «Катран» выпустил последнюю торпеду, выбрав с упреждением заднюю треть. Взрыва не последовало. Капитан ругнулся покрепче и приказал всплывать.
«Иджалие» уходил, приняв единственно надежную тактику при встрече с субмариной. Канонерки не видно, стало быть, она превратилась в подводную лодку, к огорчению турок, одноразовую. Пароход приблизился к подбитому броненосцу, замедляя ход.
— Торпед нет, отвоевались, — грустно вздохнул старпом, чей замысел уничтожения трех кораблей тремя выстрелами приказал долго жить.
— Османы этого не знают, — зло бросил Ланге, раздосадованный двумя промахами. — Полный вперед к пароходу!
Почему экипаж не сопротивлялся, получив приказ принять призовую команду? Наверное, потому, что севший на корму броненосец и кучи мусора от двух кораблей недвусмысленно рассказали, что спорить с подлодкой опасно. Из малочисленного состава субмарины полноценный второй экипаж не собрать. Поэтому турецкие цивильные моряки под дулами револьверов и под конвоем «Катрана» отправились в гостеприимный Севастополь.
Матрос с «Ростова» под вечер того же дня увидел дальние дымы по левому борту. Макаров значения не придал. Возвращался бы «Катран» — поднимался бы один дым.
В свете вечерней зари Сухум выглядел траурно. Дым застил небо, стрельба улеглась. Резервная армия или отступила, или полегла.
В море напротив внешнего рейда, печально опустив в воду корму, свидетелем подлодочного бесчинства распластался броненосец, на который заводили буксир. Макаров отправил вперед Черноусова, позволяя «Пиранье» открыть боевой счет.
При таком перевесе сил нет смысла тратить торпеду. Оставшиеся на корвете турки не оказали бы сопротивления. Но желание записать броненосец своему экипажу победило. «Пиранья», не погружаясь, всадила торпеду в носовую четверть, после чего моряки с буксирующего парохода очень охотно уступили его призовой команде.
Степан Осипович собрал гардемаринов с катеров.
— Господа, меня совершенно расстраивает, что два оставшихся в Сухуми парохода не несут российский флаг.
— Приближаться опасно. Коли турки захватили хоть пару-тройку орудий в крепости, достанут, — усомнился капитан «Ростова».
— Потому надо действовать с умом. Подойти к борту, прикрываясь от берега. Сзади лодки покажутся, чтобы не было сомнений. Укладываете экипажи лицом на палубу, поднимаете якоря или рубите цепи, кидаете буксирные концы и оттаскиваете обе шаланды мили на две. Можете турецкую тряпку не снимать. Там — по правилам, поднимем российский флаг, разведем пары, отпустим пленников. Чем позже на берегу поймут, в чем дело, тем лучше.
В другом порту авантюра осложнилась бы множеством мелких судов, шныряющих по акватории. Но после взятия Сухума жизнь не успела вернуться в нормальную колею. Опять-таки заход солнца помог, турки истово благодарили Аллаха за дарованную победу и только утром заметили, что без единого выстрела два последних парохода покинули рейд.
Во всем мире буксиры — короткие и мощные портовые суда. Длинные подлодки с небольшими машинами по четыреста индикаторных сил полная противоположность им. Но на две мили они кое-как оттянули призы. В предрассветных сумерках эскадра из «Ростова» и трех трофеев в сопровождении «Акулы» потянулась к Крыму. Черноусов, перекачав мазут из уравнительной систерны в топливный танк, упросил Макарова отпустить прогуляться в Батум, на внешнем рейде которого нашел двух торговцев и один вооруженный небронированный пароход. Как раз на три оставшиеся торпеды. За бонами отстаивался броненосец «Иджалие», сбежавший от Ланге. Поэтому от абордажей в духе капитана Флинта или Степана Макарова экипаж лодки счел за благо воздержаться.