Нилс выпрыгнул следом, подбежал и тут же стал дергать меня за платье.
– Нет, я тебя уже не подниму, – заявила я, улыбаясь. Он вырос, взгляд был уже не таким детским, и это вызывало смешанные чувства: казалось, только-только он был совсем маленьким, от мамки не оторвешь. Теперь передо мной стояла вполне осознанная копия Томаса и Эдвина. – Скоро ты сам будешь поднимать меня при встрече!..
– А если я скажу, что ты ослепительно красивая? – он улыбнулся, и в этой кривой ухмылке я с удивлением узнала нагловатое выражение, которое делало мальчика похожим отнюдь не на Томаса.
– Не знаю, откуда он этого набрался, – вздохнула Рик, смущенно улыбаясь. – Похоже, надо сменить гувернера, Карл с ним не справляется.
– Он просто глупый старикашка! – заявил Нилс, скрещивая руки под выпяченной грудью. Он упивался возмущенным выражением матери и моим удивлением. – Я хочу учиться магии, а он в ней ничего не смыслит!
Лицо Томаса, вставшего за Рик, едва заметно перекосилось при этих словах, но он быстро взял себя в руки. Я прыснула от смеха в кулак и повела их в замок: мне не терпелось показать им, как все преобразилось.
– А где Эдвин? – не без опаски спросила Рик, когда мы оказались в саду в центре замка.
– Он не любит суеты и, скорее всего, отсиживается на заднем дворе, – объяснила я. – Если хотите, можете проведать его, но позже, когда шум уляжется.
– Как он? – спросил Томас, смотря на меня с беспокойством. – Есть новости?
– С тех пор, как показал новенькому фокус с водой, ничего, – призналась я с грустной улыбкой.
В честь гостей был устроен большой пир, вино лилось рекой, маги исполнили спонтанное представление: празднество охватило весь замок. Мы с Рик никак не могли наговориться, Томас сидел с нами, изредка что-то вставляя, но его больше занимал разговор с главным мастером, который в подробностях описывал ему, как восстанавливали здание.
О Нилсе все позабыли, а засранец тем временем куда-то испарился. Спохватились мы только к ночи, и все, кому не лень, бросились разыскивать ребенка. Я поспешила на задний двор, где прятался Эдвин, замерев внутри от недобрых подозрений.
Ну разумеется, негодник первым делом отправился куда нельзя! Когда я услышала из-за навеса голос Нилса, сердце ухнуло: по крайней мере, он был в порядке.
Войдя внутрь, я обнаружила, что племянник мирно играет с драконом в карты при свете масляного фонаря, который стянул откуда-то. Нилс разговаривал за дракона низким хриплым голосом и тут же отвечал ему своим обычным тоном.
Эдвин сидел смирно, наблюдая за возней ребенка со спокойствием верного охотничьего пса, которого пристроили следить за хозяйским чадом.
– Ну как, кто выигрывает? – с усмешкой спросила я, подходя к Нилсу сзади.
Эдвин потянулся ко мне, и я погладила его морду, на миг прижавшись к ней щекой.
– Он играет хуже некуда, я выиграл тридцать раз из сорока трех, – самодовольно заявил Нилс. Он оторвался от карт и посмотрел на меня. – А правда, что это мой дядя?
Он убрал с лица мешающую темную прядь и упер в меня любопытные голубые глазенки.
– Правда. – Я кивнула, наваливаясь плечом на лежащего дракона. Что уж тут отпираться?
– То есть это, – Нилс указал на Эдвина, – твой муж?
Я снова кивнула, улыбаясь. Куда это ведут его детские вопросики?
То, как быстро я согласилась, заставило Нилса задуматься.
– Он не настоящий дракон, – объяснила я, решив не мучить фантазию юного принца. – Когда-то он был человеком, очень похожим на твоего отца. Самым могущественным колдуном из всех. Это он научил меня магии.
Я снова погладила пристроившуюся возле меня морду, и воздух сотрясло довольное урчание.
Нилс кивнул со знанием дела, наверняка он уже слышал эту историю от матери или отца.
– А что с ним случилось?
– Он слишком долго оставался драконом, – рассказала я. – И забыл, что может быть человеком. Но однажды он вспомнит.
Когда мальчик вновь посмотрел на дракона, в его глазах загорелся такой знакомый мне огонь. Я в чем-то ему даже позавидовала: если бы в моем детстве кто-нибудь показал мне дракона, который на самом деле был заколдованным магом, я бы с ума сошла от восторга.
Томас и Рик собирались прогостить в замке пару недель, и с того вечера, как я рассказала Нилсу об Эдвине, он не отходил от дракона, разве что не ночевал с ним под навесом: Томасу приходилось силой вытаскивать сына оттуда хотя бы для того, чтобы тот провел ночь в кровати.
Чадо не слушалось и отчаянно сопротивлялось родительскому надзору, а я только радовалась, что могу занимать законный нейтралитет в этой борьбе. В конце концов, я всего лишь чудаковатая тетя, что с меня взять? Если во время препираний я оказывалась рядом и ловила на себе взгляды Рик или Томаса, я кивала, подтверждая их слова со строгим видом, но позже, когда Нилс жаловался мне на то, какие у него скучные родители, охотно развлекала его магическими фокусами, увидев которые Томас бы меня прибил.
Возможно, мне не стоило потакать Нилсу в его любопытстве, но я помнила себя в его возрасте, мои первые вылазки в лес и отчаянную жажду чудес. Разве могла я отказать ему в том, чего так горячо искала сама?
Как-то раз ребенок снова удрал, на этот раз в компанию подвыпивших магов, которые навеселе решили подразнить Эдвина, дракон разозлился, стал рычать, его пламя подожгло загон и пришлось тушить пожар. Суета тогда поднялась страшная, и в тот вечер Томас вышел из себя. Скорее, от испуга, но я никогда не видела его в таком бешенстве.
– Уймись, Нилс! – он кричал на него при всех, позабыв о приличиях. Я стояла в стороне с тяжелым сердцем, хоть я и не была виновата. – Ты принц, наследник королевства, а не беспризорник, которому все дозволено! Помни свое положение и прекрати позорить свое имя глупыми выходками! Я запрещаю тебе эти игры, ты переходишь все границы!..
Вдруг из загона донеслось ворчание, это Эдвин услышал крики и решил проверить, в чем дело. Его чешуя все еще топорщилась после ссоры с колдунами, он выглядел рассерженным, и, не раздумывая, двинулся на Томаса.
Я успела только вскрикнуть, дракон уже нависал над Томасом и ребенком, рыча и угрожающе щеря пасть. Он защищал Нилса от разозлившегося родителя.
Томас отступил, он не ожидал такой реакции дракона, и мальчуган перепугался не меньше. Он бросился к отцу, заслоняя его собой. Чтобы отпугнуть зверя, он пытался изобразить пасс, который делали маги, когда хотели вызвать огонь.
– Нет!.. – крикнул он, выставляя перед собой руки.
У мальчика ничего не вышло, руки лишь рассекли воздух, но Рик, стоявшая позади меня, тихо вскрикнула и прижала пальцы к губам. На лице Томаса, который тоже заметил этот жест сына, застыло противоречивое выражение.
Эдвин не тронул ни Нилса, ни Томаса, лишь смерил последнего предупреждающим взглядом и вернулся к себе, но эта сцена не прошла бесследно.
На следующий день Томас сообщил мне, что они уедут раньше, чем собирались, якобы появились срочные дела. Я знала, что никаких срочных дел у него не было, но не стала ничего говорить: причины, по которым они уезжали, витали в воздухе.
Это был его сын, и я понимала, почему Томасу не хотелось, чтобы Нилс хоть как-то касался магии. В своей жизни он больше чем кто-либо испытал на себе беды, которые несет колдовство, оно погубило его семью, его брата, девушку, в которую он был влюблен, и пусть магия стала силой его королевства и его опорой, это не делало ее безопасной игрушкой, которую можно доверить ребенку.
Мне было грустно, что они уезжают, я чувствовала себя виноватой, потому что не заступилась за Нилса, чье любопытство я понимала как никто другой. Однако я знала, что есть границы, которые я не в праве переступать, и темы, на которые не должна говорить с Рик и Томасом. Стоит мне заявить им, что магия не так уж плоха и что необязательно быть такими строгими к ребенку, и я получу достаточно возражений. «Спасибо, придворные колдуны, которых ты обучила, очень полезны, но магия не для нашего сына. Мы не хотим, чтобы Нилс кончил, как ты и Эдвин, тронувшись умом еще до двадцати».
Если я смирилась с решением Томаса, то мальчику было сложнее принять его. В день отъезда Нилс снова сбежал, и на этот раз привести его вызвалась я. Отчасти для того, чтобы выслужиться перед Томасом и Рик – как бы они и вовсе не запретили мне встречаться с племянником после того, как на него повлияло мое общество, – отчасти, чтобы поговорить с мальчиком и объяснить ему позицию родителей.
Я знала, где его искать, и сразу отправилась на задний двор. Наверняка юный принц пошел к своему чешуйчатому любимцу пообещать, что никогда его не забудет.
Мои догадки оказались верными, Нилс действительно был там, и под навесом разворачивалась трогательная сцена прощания. Мальчик сидел перед драконом и изливал ему свою душу, только услышав, что племянник ему говорил, я застыла на месте, не осмелившись мешать им своим появлением.
– …Нет человека хуже моего отца, – говорил ребенок сквозь слезы. – Он ничего мне не позволяет… Он думает, что колдовство – глупости и ерунда, что это не… не… непобода… неподобу… неподобающе!.. Хотел бы я быть не его сыном. Если бы я родился у вас с Одри, вы бы все мне позволяли. Вы бы научили меня… я бы тоже был драконом!..
Он опять всхлипнул и с криком выкинул вперед руки, снова изображая пасс с огнем. Безрезультатно, и это поражение лишь усилило его горе, ребенок захлебнулся бессильными рыданиями.
– Когда-нибудь у меня выйдет!.. – проговорил Нилс, глядя на дракона сквозь слезы. – Когда-нибудь я стану самым могущественным колдуном в мире, и все узнают, какой я!..
У меня защемило сердце, я двинулась к нему, чтобы обнять, но застыла. Эдвин сочувственно протянул к ребенку морду, подставляя нос под маленькие руки. Нилс погладил чешуйчатые ноздри, и дракон закрыл глаза. Его черная чешуя встопорщилась и задрожала.
Я моргнула, чтобы прояснить зрение, а когда открыла глаза, черный силуэт уже распадался в воздухе, словно пепел. Под лоскутами черной дымки на земле перед Нилсом встал человек в изодранном боевом облачении, с длинными растрепанными волосами.