Знаю, многие надеялись, что напоследок Дмитрий Валерьевич припасет нам что-нибудь особенное. Однако, увы, в этот раз офицер не привел с собой в класс живого пигмея (как было при изучении экваториальной Африки — чернокожий хоббит, кстати, оказался официальным посланником Княжества Западного Конго). И не принес тяжелую штурмовую винтовку, отдаленно напоминавшую автомат Калашникова (как в тот день, когда мы знакомились с историей Парижской Коммуны — республики, созданной чернью в ходе Второй Астральной войны и просуществовавшей в изоляции несколько месяцев, с поздней осени до первых весенних гроз — и, соответственно, первых пробоев). Да и сам факт, что занятие должно было проходить в обычной аудитории, а не на полигоне или хотя бы в танцзале, особых сюрпризов не сулил.
— Что ж, господа кадеты, вот и подошел к концу ваш первый учебный семестр, — и вовсе начал с банальности Кутепов, доковыляв до учительского стола — при ходьбе майор подволакивал правую ногу.
Как мы уж знали, хромота его была следствием боевого ранения, об обстоятельствах получения которого сам майор предпочитал не распространяться. Но старшекурсники уверяли, что до перевода в Федоровку Дмитрий Валерьевич служил на китайской границе и на педагогическую стезю встал после кровопролитного инцидента на острове Даманский и последовавшей за ним Чанчунь-Харбинской операцией принуждения к миру — как говорится, делайте выводы.
Китайцев Кутепов и впрямь недолюбливал — по мелочи, но это у него периодически проскальзывало.
Тем любопытнее мне показались последующие слова майора:
— Как известно, лучшее отделение вашего курса на каникулах отправится в Китай, — проговорил Дмитрий Валерьевич — самую малость, но все же скривившись на последнем слове. — Что ж, считаю своим долгом хотя бы вкратце обрисовать, с чем вы столкнетесь на чужбине…
За спиной преподавателя прямо в воздухе вдруг вспыхнула ярко-желтая надпись:
«Ну и на духа мне это? Лично я, по ходу, все каникулы в отчем имении проведу!»
«Ага! Лучше бы опять в картишки перекинулись!» — тут же появилась под ней другая.
Что касается картишек — это на прошлом занятии мы изучали салонный этикет и некоторые связанные с оным казусы. Особое внимание Кутепов уделил разоблачению карточных шулеров, как он утверждал, встречавшихся в среде купцов и мастеровых — и те, и другие, случалось, допускались в благородное общество, особенно в провинции.
А вот сами реплики были так называемой «беседой» — диалогом посвященных. Считалось, что те, кто в него не допущен, не могут видеть сообщений — преподавателей это тоже, якобы, касалось. Ну, не знаю — как-то уж очень подозрительно чат вдруг начинал сбоить, когда тому или иному ведущему занятие офицеру требовалось особое внимание класса…
Беседу для курса при помощи какого-то артефакта создали княжна Орлова с Инной Змаевич, еще в начале семестра — и с тех пор досужая болтовня на уроках стала у нас обычным делом. Завсегдатаями в чате, правда, были не так уж и многие. Изначально девицы-организаторы включили в число участников всех кадетов-первогодков, но кое-кто вскоре оттуда самовыпилился. Например, Ясухару — японец заявил, что мельтешение реплик мешает ему сосредоточиться на учебе. Некоторые другие сохранили свой допуск, но почти ничего в беседу не писали. Я, например, ограничился одним единственным — по существу, тестовым — сообщением. Так же поступила Тереза, а Воронцова, кажется, не снизошла до чатика курса вовсе.
А вот Маша Муравьева не оставалась в стороне почти ни от одного диалога. Вот и сейчас ее реплика высветилась третьей:
«Кому не интересно — его проблемы!»
Отмечу, что на первом сообщении значилась метка молодого графа Кутайсова, на втором — Инны Змаевич.
Ну да, один — «воронцовец», ему в эти каникулы Поднебесная точно не светит, другая — из отделения Ясухару, там шансы на приз тоже весьма невысоки. А вот Машкин интерес понятен: «жандармы», как я уже отмечал — безусловные лидеры командного зачета. Можно считать, одной ногой мы уже в Китае.
Провисев с дюжину секунд, сообщения одно за другим погасли — теперь их можно было прочесть лишь применив технику проявления скрытого. А Кутепов между тем продолжил:
— Поговорить о так называемой Поднебесной Империи нам с вами в любом случае предстояло — не сегодня, так в начале следующего семестра. Ну а раз есть повод — почему бы им не воспользоваться?
«Заметили, как Валерьич морщится при одном упоминании Китая? — бросил реплику „ясухаровец“ Юдин. — Словно его вот-вот стошнит!»
«Так, вроде, есть с чего!» — отметилась в чате княжна Орлова.
«Говорю же: лучше бы карты раздал!» — повторилась Змаевич.
— Итак, что из себя представляет современный Китай? — задал тем временем вопрос майор — и сам же приступил к ответу: — Подданные Поднебесной видят свою страну в виде поддерживающих кровлю трех опорных колонн. Первая из оных — чиновничество, — возле учительского стола появилось объемное изображение азиата в красном длиннополом халате с широченными рукавами и черной бархатной шапочке, украшенной алой шелковой кистью. — Китайского чиновника — или, как их еще называют, мандарина — легко узнать по квадратной нашивке с изображением того или иного животного или духа на груди одеяния, — поведал нам Кутепов. — В зависимости от места обладателя в бюрократической пирамиде, сие может быть журавль, минотавроид, леопард, ковидла, цербероид, серая сколопендра, утка-мандаринка — кстати, получившая свое название именно в сей связи — а также уникорнис и, наконец, морской конек. Всего чиновничьих рангов девять, высшим считается первый — «журавли». Низшим — «морские коньки». Перед вами — чиновник весьма высокого, второго ранга, — кивнул Дмитрий Валерьевич на голограмму. — В Поднебесной такой мог бы занимать должность министра или губернатора провинции, а при военной специализации — носить звание генерал-майора.
На золотом квадрате на груди «нашего» чиновника красовался серебристый минотавроид.
«Любопытно: минотавроид круче и ковидлы, и серой сколопендры!» — заметила в чате Муравьева.
«А журавль — вообще вне конкуренции!» — вторила ей девица из отделения Воронцовой — как раз по фамилии Журавлева.
— Трудно сказать, по какому критерию китайцы ранжировали сии символы, и почему, например, цербероид оказался выше серой сколопендры, — словно прочел их реплики в чате Кутепов. Гм, преподы точно не видят беседу? Вот точно-точно?! — Там у них уклад особый, нам так сразу не понять… Просто примите сие к сведению и запомните. А покамест перейдем ко второму столпу китайского общества — триадам.
Рядом с изображением чиновника появилось еще одна фигура — человека, также облаченного в халат, но куда менее нарядный, чем у мандарина — серый — и не столь длинный. Головным убором новичку служила безыскусная круглая шапочка.
— Каждый одаренный китаец — если он не чиновник, не монах (о них мы поговорим чуть позже) и не близкий родственник императора — входит в ту или иную триаду. Некогда сие являлось формой преступной организации, но с тех пор, как в Поднебесной была введена единая присяга, исключающая всякую непокорность властям, триады стали одной из надежных опор государства. Свое название они получили благодаря внутренней структуре: сие всегда один начальник и двое подчиненных. У каждого из тех двоих, в свою очередь, имеется еще по паре ведомых — и так почти до бесконечности, сколько хватит народу. Основное занятие современных триад — ремесло и торговля, сродни промыслу наших купцов. Но помимо сего они еще занимаются шпионажем в пользу Поднебесной, а также разного рода деликатными операциями по заказу иностранных частных лиц и даже государств — разумеется, лишь при условии, что сие не идет вразрез с интересами Китая.
«Ага, а наша разведка купчин, конечно же, не использует!» — выдал в чате саркастический комментарий Кутайсов.
«Наши — благородные разведчики, а эти — презренные шпионы!» — написала в ответ княжна Орлова — признаться, я не понял, с иронией или всерьез.
«Мой батя так и говорит: каждый китайский торговец — шпион!» — заявил Гончаров.
«Да за кем им в твоей Вологде шпионить?» — насмешливо поинтересовалась Муравьева.
«А 18-й Вологодский ударный полк — что, уже не в счет?!»
«Так, давайте еще какие-нибудь секретные сведения здесь выдадим!» — где-то с этого момента обращать внимание на авторство реплик я уже перестал.
«Да про Вологодский ударный — это открытая информация!»
«А вдруг китайцы не в курсе? Вперед — облегчим им работу!»
«А кто тут у нас китаец? Или я про тебя чего-то не знаю?»
«Да ну вас к духам, дайте Валерьича послушать!»
«Так слушай, сколько угодно: беседа беззвучна!»
— Крупнейшие триады Китая объединены в так называемый Великий Союз, — шла между тем своим чередом лекция. — Но много и таких, что держатся особняком. Впрочем, в конечном итоге каждая имеет своим главой кого-то из принцев крови, а две — самого Императора. Что сие за две — держится в строгом секрете, но на низовых уровнях каждый член любой триады убежден, что служит лично верховному властителю Поднебесной. В конечном счете, с учетом присяги покорности, так дело и обстоит…
«Присяга эта у них, конечно, вообще жесть!»
«Нация холопов!»
«Зато никаких тебе нигилистов, никаких предателей!»
«Нигилисты — из черни, их не клеймят!»
«Не только из черни! Есть там и благородные!»
«Правда что ли? Вот идиоты!»
«Ну, у каждого свой путь…»
«Ты их что, оправдываешь?!»
«Нет, конечно. Просто рассуждаю».
«Смотри, так до III Отделения дорассуждаешься!»
Про клятву верности, которую все китайцы поголовно приносят своему Императору, я слышал еще от Огинского. Сергей Казимирович, помнится, говорил, что это пусть и не совсем то же самое, что холопская печать, но магия в чем-то с оной схожая — и точно так же убивающая в человеке личность, просто не столь быстро.
Позже, разбираясь со Светкиным случаем, я где-то вычитал, что это, вообще-то, не обязательно: иные китайцы, несмотря на присягу, доживают в здравом уме до более чем преклонного возраста. И таких, типа, в Поднебесной очень уважают.