— Договорились тогда, — перебил меня он. — Тринадцать и семь.
Он повторял эти два слова, идя вдоль ящиков по правой стене. У первой секции остановился, постучал пальцами по одному нижнему отсеку и вытащил из кармана связку ключей. Перебрал несколько, нашел нужный. Колесики в полозьях скрипнули, выдвинулся длинный ящик. В нем размещался очень белый труп, жалко занывший, когда Иероним взялся разглядывать ему шею.
— Идите сюда, — сказал он. — Девять цифр. Идеально подходит… Ваше число и впрямь счастливое.
Я приблизился, нытье продолжилось: низкий, ритмичный стон.
— Что оно говорит?
— «Положите меня на место», конечно. — Иероним недовольно крякнул и покачал головой. — Вас действительно давненько не было, а?
Я не знал, насколько давненько меня не было. Не знал, зачем вернулся. Не знал, куда этот мертвец направится. Не знал, доверять ли обещаниям Смерти. Не знал, слушали ли меня мои родители, когда я их навещал. Не знал, жить ли я хочу, умереть ли, стоять ли здесь, в этом погребе, до Страшного Суда. Иероним был прав: ничего-то я не знаю.
Он заговорил с трупом, а меня обеспечил параллельным переводом.
— Я ему объясняю, что он… что он — в отстойнике для трупцов без регистрации, без могил, без гарантий… Говорю ему, что скоро он опять освободится. Воссоединение на носу. Он — избранный.
На этом последнем слове мертвец страшно застонал и возбужденно замахал руками — и во мне что-то встрепенулось. Память о языке. Смысл — в просвете между вздохом и криком. Отдельные стоны несли в себе груз образов и ощущений: и интонации, и форма губ, и продолжительность звука — все влияло на содержание. Я чувствовал, что говорит труп, еще до того, как Иероним успевал перевести.
— Я все равно хочу вернуться, — сказал мертвец.
— Ладно. С тринадцатым я сам разберусь. Этого выводите, убедитесь, что он способен стоять, и если будет буянить… — Он шмякнул кулаком по ладони другой руки и ушел.
Я присел рядом с мертвецом и вгляделся в него. Он был совершенно наг и несколько разложился, в правой руке сжимал книгу в кожаном переплете. Настроения спрашивать, зачем она ему, у меня не было. Я легонько потянул его за свободную руку и стал ждать. Мертвец заныл, являя нежелание выходить. Я потянул за руку сильнее, надеясь, что мертвец осознает отсутствие выбора и начнет содействовать. Он продолжил сопротивляться — застонал, завозился. Я потянул его за руку с еще большей силой — и вырвал ее из сустава.
— Как обычно, — сказал мертвец.
Услышав, что он говорит на моем языке, я встревожился, но сумел пробубнить извинения.
— Ну конечно, от этого мне очень полегчало.
— Я случайно.
— Да ну вас.
Я не знал, что сказать. Вспомнил о приказе.
— Будьте любезны, встаньте и идите за мной.
— До или после того, как вы приделаете мне обратно руку? Или желаете сначала оторвать мне какую-нибудь ногу? Или, скажем, ухо? И впрямь, зачем мне сразу два? Или же просто выволочете меня на пол и надаете тумаков? — Он повернул ко мне лицо. — Где я вообще?
— В Хранилище.
— Что, опять?.. Что на сей раз пошло не так? — Губ у него не было, зубов немного, и, когда он говорил, язык щелкал по нёбу. — Видимо, схватили меня, пока я спал, — прошептал он. — У них всюду Агенты. И шагу не ступишь. И ни полклетки мозга лишней не найдется у них… Но расслабляешься, потом делаешься самоуверенным, затем небрежным — и пожалуйста.
— То есть вы отсюда уже сбегали?
Мертвец ненадолго отложил книгу, протянул руку и постучал голыми костяшками мне по лбу.
— Ку-ку? Есть кто дома? А я вам о чем толкую, по-вашему?
— И вы сосуществовали с живцами?
— Нет. Я ел каждого встречного, — отозвался он саркастически. — Откуда вас выкопали, умник?
Я уже собрался ответить, но тут услышал перепалку из угла, где был Иероним. Попутно возникла мощная вонь паленой плоти.
— Без него не пойду.
— Куда б она ни шла, я с ней.
— Так что не пытайтесь нас трогать…
— …Или мы вам башку оторвем.
— И потроха выпустим.
— Нет. Это слишком муторно. И бессмысленно.
— О чем ты, черт бы драл, вообще?
— Если мы оторвем ему башку, не понадобится…
— Ой, да заткнись ты. Вечно ты меня одергиваешь.
Встрял Иероним:
— Хоть так, хоть эдак — мне все равно. Но если не встанете через пять секунд — застрянете до конца тысячелетия. Выбирайте.
Два тела обиженно выбрались из выдвинутого ящика на белый кафель, оставляя по себе след из черной слизи. Низкорослые, чуть ли не горбуны, и паленые до костей. Горький запах дыма обволакивал их, как вторая кожа.
— Вот, другое дело, — сказал Иероним, оборачиваясь ко мне. — Всего-то и надо — серьезная угроза… У вас буянит?
— Он мне руку оторвал, — сказал мертвец.
Иероним отлепил от своего туловища кусок клейкой ленты. Из раны принялась сочиться густая кровь, но крепкие черные швы опрятно удержали Иеронимовы внутренности на месте. Он забрал у меня руку, прижал ее к зиявшей бреши сустава и примотал конечность скотчем.
— Вот. Готовы?
— Видимо, — угрюмо согласился мертвец. Сел, помассировал починенный сустав. Конечность не отозвалась. Труп спокойно подобрал книгу, перекинул ноги через стенку ящика и встал. А затем в неожиданном припадке ярости принялся дергать за повисшую конечность так зверски, что едва не оторвал.
— Что мне с нею делать? Никакого толку от нее!
— Неважно, — сказал Иероним успокаивающе. — Там, куда отправляетесь, вы быстро забудете, что у вас вообще рука была.
Мы вышли из погреба. Все помалкивали, резких движений никто не совершал, ни единого звука, лишь далекий собачий лай. Но одно не давало мне покоя:
— А куда именно он отправляется? — спросил я.
Иероним остановился, обернулся, улыбнулся.
— В Центральное хранилище, — ответил он.
Смерть сидел за своим столом, что-то печатал на ноутбуке. Он так сосредоточился на работе, что едва осознал наше появление. Наконец поднял взгляд и поманил меня к себе. Я заглянул ему через плечо. Экран был испещрен не словами, а словно бы ярко-красными кляксами. Мне удалось разобрать несколько крупных букв, но шрифт помельче оказался нечитаемым.
— Это ТДВ, — пояснил он. — Типовой договор на Воссоединение. Всем мертвецам положено подписывать перед выпуском. По сути, он освобождает Агентство на время транспортировки от любой ответственности за повреждение конечностей, собственности и так далее.
На первый взгляд договор показался знакомым — и теперь я осознал почему. Буквы на мониторе выглядели в точности так же, как те, что были в записке, которую он прислал мне.
— Я сам разработал этот шрифт, — сказал он, сияя. — Называется «Фальшь-кровь», применяю его последнее время во всех договорах. В прошлом использовали настоящую кровь, конечно, однако обеспечивать снабжение было трудно, а ошибки стоили дорого. И тогда Шефу удалось обзавестись этой великолепной программой создания шрифтов… Так просто. Иероним предоставил кровь — не по собственному желанию, следовало бы добавить, — а я разработал начертания букв. Отсканировал, повозился с картинками, а дальше простой конверсией получились буквы. Целые часы работы — долой, одним ударом! — Он жестикулировал все оживленнее, пока руки у него не стали похожи на пару взбудораженных змей, впившихся ему в плечи и не желавших отцепиться. Однако мое безразличие остудило его пыл. Он ненадолго вернулся к ноутбуку, затем ткнул в пару иконок и откинулся в кресле. Мгновение спустя я услышал дробное жужжание принтера. — Мор пытался создать шрифт под названием «Гнойный прыщ», — добавил он. — Но, честно говоря, вышла некоторая чушь собачья.
Иероним все это время терпеливо ждал посреди кабинета, с ним — трое его спутников. Смерть наконец заметил его, встав за отпечатанными договорами.
— Что это?
— Привел еще, как вы велели.
— Мне нужны были двое. Вы привели троих.
Иероним для верности пересчитал мертвецов. Застонал от огорчения.
— Я опять оплошал, да?
Смерть похлопал его по спине.
— Не волнуйтесь. Найдем как-нибудь место для всех. Может, уговорим Стража взять лишнего. — Он пригласил помощника присесть. Иероним снизошел. — К сожалению, это означает, что в машине места останется меньше, а кроме того, лестницы могут оказаться для вас чересчур… — Он обреченно вздохнул. — Позвоню Мору и спрошу, не нужна ли ему помощь.
Я принялся в подробностях излагать свое участие в этой ошибке и изготовился всевозможно извиняться, что позабыл его указания, но он отмахнулся от моих слов. Достал мобильный телефон из поясного чехла и нажал на кнопку с короной.
— Мор? Это С… Нет, я в конторе… Слушай, тебе лишняя пара рук не пригодится ли сегодня?.. Да, но я не понимаю, почему это должно влиять на твое решение… Это несколько несправедливо — он не совершенно бестолковый… Ну, как хочешь. Кстати, есть ли новости по четвертой категории? В записях сказано, что его звали Роуч.
Что такое «четвертая категория», я понимал. Моя смерть проходила по этой категории: живец, прекращенный физическим демонтажем. Я не желал знать подробности, а потому перестал прислушиваться и оглядел кабинет. Три мертвеца из Хранилища переместились к своим будущим спутникам и увлеклись отчаянными жалобами на своем языке. Смерть продолжил болтать с Мором, вручая тем временем распечатанные договоры и ручку Иерониму, а тот передавал все это новоприбывшим. Подписание, впрочем, гладко не пошло. Сухорукий мужчина к ручке отнесся плохо — воткнул перо себе в ногу, а мелкий шрифт вызвал во вздорной парочке неуемное беспокойство: они не могли договориться, что означает оборот «некромантические ритуалы». Тем не менее, когда Смерть закончил разговор, все бумаги были подписаны.
— Хорошо, — сказал он своему помощнику. — Мору помощь не нужна, поэтому у вас сегодня на ночь выходной. Предлагаю вам выгулять Цербера или разобраться с документами по сегодняшнему прекращению. — Иеронимово тело нахохлилось, однако воспрянуло, когда Смерть добавил: — Впрочем, можете подобрать одежду к сегодняшней поездке.