Я ждал. Рассчитывал, что он ответит на мой вопрос или в худшем случае поделится более содержательным выводом, но он не выказывал никаких признаков ни того, ни другого. Он самовлюбленно глазел на свое отражение в зеркале заднего вида, приглаживал и поправлял то, что осталось от его бровей. Мне вдруг показалось, что меня использовали. Будто я побыл громадным ухом, слушая, как метет его громадный болтливый язык. И потому спросил еще раз:
— Из-за чего стоило жить вашу жизнь?
Его, похоже, расстроило, что я его отвлек. Он изобразил лицом насмешку и отрывисто ответил:
— Деньги, конечно! Что, все ходячие такие же безмозглые, как вы?
Отвечать было незачем, потому что в этот самый миг мускулистый труп, что схватил меня в Агентстве, влез в машину, грубо сграбастал моего собеседника под руки и выволок его на мокрую землю.
Последовала краткая потасовка. Статный спесивый труп тягаться со своим ражим оппонентом не мог: как приемы борьбы мой собеседник применил валянье на земле, извивы и вопли, а обидчик лупил его по голове, пинал в спину и обвинял в зверском преступлении — в том, что спесивый вынудил всех ждать его.
Чуть погодя вмешался Глад.
— Хватит, — сказал он просто.
Далее он стремительно направился по травянистому холму к первому из трех дубов. Мертвецы уныло поплелись следом, им мешали ливень и внезапные порывы ветра; я шел замыкающим. Поначалу прилежно следил за группой — указание не дать им удрать все еще было свежо у меня в голове, — однако чем дольше я об этом думал, тем меньше меня это заботило. У меня имелись серьезные подозрения, что беседы с этими мертвецами не явят совсем ничего ценного, и потому, если кто-то из них решит рвануть вниз по склону и устремиться к воротам, мне-то что? Вялость объяла и мое тело. Движения делались все медлительнее. Ноги увязали в глинистой почве. Я шел, повесив голову, ссутулившись, согнувши спину. Казалось, того и гляди отключусь.
Впереди меня Глад слился с дождем. Вскоре исчез и один из мертвецов. Я остановился. Ждал, когда исчезнет второй… Произошло это довольно скоро. Я какое-то время наблюдал за третьим. То была женщина, раны прекращения сделали ее безвольной, но и ее поглотил ливень.
Я стался один. Это было приятно, но недолго. А затем события последних нескольких дней тяжким грузом легли на меня. Я пал на колени. Хотелось плакать, но я не плакал. Хотелось кричать, но я молчал. Хотелось свернуться в клубок на земле и больше не вставать, но я собрался, обратил лицо к свирепому дождю и пошел. И почти тут же споткнулся обо что-то крупное и очень твердое. Пока я думал, что это может быть, оно со мной заговорило.
— Не слишком ли далеко я укатилась?
— Что?
— Я собиралась остановиться у дерева, но в этой погоде ни зги не видно.
— Где вы?
— Здесь… Прошу вас, глядите под ноги.
Я глянул. На земле примерно в ярде от меня лежала голова без тела. Я подобрал ее, отчистил от грязи обрубок шеи, лицо и волосы, а затем склонился над ней, чтобы укрыть от дождя.
— Помните меня? — спросила голова.
— Да.
— Я вас тоже помню. Вы были давным-давно.
— Вчера.
— Правда? А будто месяцы прошли. Так или иначе, мне было очень одиноко. Это первый разговор с тех пор, как я упала на землю.
— Простите, что я вас уронил.
— Не важно. Мне все равно не кажется, что мое место в Центральном хранилище. Какие-то из моих цифр исчезли при криогенной заморозке или же отгнили, когда меня оттаяли. Поэтому я и покатилась вниз по склону. Хотела добраться до первого дуба. Это жуткое уродство, но меня к нему потянуло, когда мы двигались мимо. Хотела что-то сказать тогда, но, видимо, уснула, потому что дальше помню только, как мы карабкались по среднему дереву, и дальше я вдруг очутилась в траве, одна. Я сочла это знаком. Еще одной попыткой. Подумала, что, если скачусь к тому перекрученному дубу, кто-нибудь рано или поздно явится и поможет мне попасть внутрь… И вот вы.
— Я — из группы. Они меня ждут.
— Я знаю. Звала их изо всех сил, но они не обратили внимания. Вы один остановились. — Она закрыла глаза. Чуть погодя тихонько захрапела. Я уже собрался положить ее обратно в мокрую траву, но тут глаза у нее распахнулись. — Ну так что же? Не слишком ли далеко я укатилась?
— Чуть-чуть.
— Отнесете меня обратно?
— Понесу, сколько смогу, — сказал я.
Голова улыбнулась, и, хотя губы у нее позеленели от тлена, а глаза потускнели в смерти, выражение ее лица осталось прекрасным. В этой улыбке я мог бы забыть о своем поиске, но я был в долгу перед этой головой, и долг толкал меня к действию.
Я уложил ее к себе на руки и укачал, чтобы уснула, а затем двинулся дальше вверх по склону. Даже моим вялым шагом до первого дерева я добирался дольше, чем предполагал, и огорчился, поняв, что ни Глад, ни остальные мертвецы меня дожидаться не стали. Решил, что они пошли дальше: глядя вверх по холму, я кое-как различал толстый ствол срединного дуба.
Я погладил голову, и глаза ее вскоре открылись.
— Прибыли.
— Так быстро? Мне снился чудеснейший сон. Я плавала в море, вдали от прекрасного золотого берега…
— Куда мне вас положить?
— А вы не останетесь?
— Не могу.
— Мне так одиноко. Вечно не с кем поговорить… — Она нахмурилась. — Положите вон на тот гнутый корень у входа. Хочу заглянуть в расщелину — представить, что ждет дальше. А вас разве не влечет?
Меня влекло — щель в стволе словно втягивала меня в себя, словно тысячи незримых пальцев легонько подтаскивали к себе мою плоть. И стоять-то рядом было нервно, и потому я быстро уложил ее наземь и отошел.
— Мне пора догнать спутников.
— Вернетесь?
— Не знаю.
— Тогда мне надо вам кое-что сказать, прежде чем вы уйдете.
Я неохотно подобрался поближе и склонил ухо к ее рту. Руки погрузились в глину, тело притиснулось к жесткому корню, я замерз, промок и очень устал. Но выслушал.
— Поймите мои слова правильно, — сказала она тихо, — потому что они не то, чем кажутся. Я объясню подробнее, когда вы вернетесь, но пока, что бы ни подумали об этом пророчестве, вы обязаны продолжать путь. — Она скользнула губами мне по щеке и прошептала: — Скажу одно. Вы близки к тому, что ищете… Но не найдете.
Меня потрясло до костей. Пустота у меня внутри ринулась вверх и вовне, охватила меня целиком. Захотелось истлеть, ничего не чувствовать. Мной распоряжались, меня использовали, мне врали. Я никогда и не выяснил бы, чего не хватает моему бытию… Я побежал. Я бежал к срединному дубу, воткнутому в землю, как исполинское копье, но ни Глада, ни остальных там не оказалось. Хотелось замереть и ждать, пока земля не поглотит меня, пока дождь не размоет меня, пока тьма не впитает меня, но ее слова не давали этому быть: вы обязаны продолжать путь. Я бежал дальше. Стремился к дубу на вершине холма, статному великану, чьи верхние ветви исчезали в облаках. Силуэт на горизонте, громадный черный громоотвод, глубоко вбитый в землю. Я бежал все быстрее, пока не превратился в один лишь ритм ног, пылавшие мышцы, стучавшую кровь — но дерево все не приближалось. Думал, все дело в обмане зрения, что дуб, видимо, громаднее любых моих фантазий, и я ускорялся еще и еще. Тело сделалось огненным колесом, по волшебству катившимся вверх по склону, оно превращало дождь, осмелившийся ко мне прикасаться, в пар, оно опаляло траву, что покорно стелилась подо мной.
Но пламя ходячего мертвеца мимолетно, и я, теряя сознание, пал на траву, и последнее, что видел, — далекое дерево, нисколько не ближе ко мне теперь, когда я припустился бежать.
Я был сплошь боль в ребрах. Колотье в боку, разливавшееся к груди. Капли дождя у меня на черепе. Мука возвращалась, уходила, возвращалась вновь — размеренный круг острых ударов и тупой боли. Я услышал голос. Свой голос:
— Хватит меня пинать!
Я открыл глаза. Мускулистый мертвец стоял надо мной, изготовившись ударить еще раз.
— Меня послали тебя привести, — сказал он. — Как мне это устроить, если ты валяешься на земле?
— Я упал в обморок.
— «Упал в обморок», — передразнил мертвец. — Ну так вставай. Все ждут.
Я медленно поднялся на ноги. Дождь не прекращался. Он не остался лишь снаружи моей головы — он нашел дорогу внутрь. Руки у меня были покрыты густой глиной. Одежда — мокрая насквозь, грязная.
— Я пытался вас догнать, но чем больше бежал, тем крепче оставался на месте.
Мертвец вздохнул.
— А просто идти в голову не приходило?
— Нет.
— Или сосредоточиться на том, что делаешь?
— Не очень.
— Или двигаться шаг за шагом?
Я покачал головой.
— Попробуй-ка.
Я попробовал. Через три шага очутился под высочайшим дубом из всех, какие видывал. Он возник из ниоткуда. Я разглядел пару мокрых несчастных трупов, стоявших у великанского корня рядом с Гладом; тот приблизился и положил руку мне на плечо.
— Рад, что вы справились, — сказал он.
Обхват у дуба оказался колоссальный. Дерево перло из земли, как средневековая круглая башня. Кора темнее бури, твердая, как гранит, с равномерными бороздами, влекшими взгляд вдоль безупречно вертикального ствола. Корни, широкие, словно дороги, тянулись докуда хватало глаз, во все стороны, а ветви нависали так высоко и раскинулись так просторно, что их можно было бы спутать с облаками.
Глад повел нас вокруг ствола, вверх по склону, к другой стороне дерева, где сунул руку в одну борозду и ткнул во что-то пальцем. Когда он вынул руку, я увидел маленькую серебряную кнопку, погруженную в кору.
— Дальше недолго, — сказал Глад. — Новые тросы натягивали. Старые лопнули раз-другой… Неприятно.
Мы ждали. Ничего не происходило. Мертвецы убивали время, шумно стеная. Я уловил лишь несколько слов, но по общему тону разговора догадался, что они ссорятся. Глад терпеливо смотрел вперед.
— Скоро будет тут, — обнадежил он нас.