— Черт! — глаза его заметались, забегали… Паника уже билась в груди, заставляя леденеть конечности…
И вдруг что-то звенькнуло совсем рядом, падая на кафельный пол. Я огляделась.
Монета! Та самая — крупная и блеклая монета из другого мира!
— Скорее! Хватай его на плечо! — план созрел мгновенно. Откуда здесь оказалась монета — потом подумаю. Наверняка, сама сунула ее в карман платья и забыла… а тут — вывалилась, пока я снимала верх платья и заскакивала на столешницу…
Ничего не спрашивая, Габриэль подхватил тело Блэрвуда на плечо и остановился, вопросительно глядя на меня.
— Что ты придумала?
Хлоя тоже смотрела — застывшим, отрешенным взглядом, будто сейчас упадет в обморок.
— К зеркалу! Придется залезть… — не договорив, я развернулась и швырнула монету в собственное отражение в большом зеркале над рукомойниками.
— Что там произошло? Дверь выбита?
Голоса из коридора приблизились, и следующие несколько мгновений растянулись до бесконечности — все движения, даже звуки замедлились, все вокруг двигалось будто в странном магическом киселе…
Не глядя, я бросилась к задрожавшему зеркалу, спотыкаясь и царапаясь о края залезла на столешницу… и упала внутрь открывшегося портала, только и успев махнуть Габриэлю, чтобы лез за мной.
— Твою ж… — поднявшись после падения с тяжелым грузом на плече, господин ректор изумленно оглядывался.
В отличие от него, я уже знала, чего ожидать. Надеялась только, что антураж другого мира не будет включать в себя стоящих по периметру мускулистых, почти голых мужиков.
Он и не включал. По какой-то причине мы выпали из зеркала совсем в другом помещении — больше похожем на пещеру, чем на комнату. Никакого поразившего меня в прошлый раз яркого света из окон не было. Окон, впрочем, тоже.
Вместо этого, прямо посреди комнаты стояли два длинных стола, похожих на операционные. А между ними стояла и приветливо улыбалась женщина. Высокая, черноволосая женщина в простом сером платье до пола.
— Эхх… какое же это неуклюжее… тело… — пропыхтела сзади Хлоя, тоже выбираясь из зеркала. — Еле залезла…
— Других вариантов не было, сестра… — все так же улыбаясь, ответила женщина.
И тут я узнала ее. И в это же самое мгновение поняла, что происходит, и зачем здесь Хлоя.
«Мы попали?»
«Мы… пропали, Гэб…» — я машинально шагнула к нему, в бессильной надежде прижимаясь к его руке. — «Нас обманули… заманили в самое логово…»
Он обнял меня за плечи и вместе со мной шагнул назад — к зеркалу. Поздно — портал за нами уже закрылся.
— Да не тряситесь бы вы так… — поморщилась «Хлоя», оправляя юбки.
Передернулась и начала менять облик. Вытянулась, похудела так, что платье почти упало с ее плеч. Волосы порыжели и через секунду на нас смотрела самая молодая из трех ведьм Анклава — Нарина, вспомнила я.
— Только попробуйте дотронуться до нее… — прорычал Габриэль, убирая меня себе за спину.
— Конечно дотронемся, — пообещала главная ведьма. — И до тебя, и до нее.
— Разорву! — он дернулся вбок, подхватывая кочергу у темнеющего камина…
— Спи! — глубоким, низким голосом приказала вдруг главная ведьма.
И мир померк перед моими глазами.
Глава 27
— Он чуть было все не испортил, этот Блэрвуд…
— Почему?
— Не хотел пить шампанское, куда я почти весь афродизиак вылила.
Кто-то фыркнул.
— Любишь ты рискованно играть… Не легче было девочке дать выпить? Она бы сама его и сманила в туалет…
— Ага, а если бы наш красавец ректор застукал их, когда бы они трахались, как кролики? Представляешь, что бы было? Убил бы ее, и сам бы копыта отбросил. Под Даамором особо головой не думают…
— Да, ты права…
— А так, все прошло идеально — она напугана, Блэрвуд один во всем виноват… Наш ректор превращается в берсерка, Блэрвуд — покойник, девочка невредима, полиция на хвосте — все, как нам нужно.
— Кстати, как он его так быстро убил? Тоже твоя работа?
Звонкий смех раздался у самого уха, а вместе с ним что-то холодное скользнуло по груди, явно разрезая одежду.
— Можно сказать и так — афродизиак невероятно сильный, влияет на сердце. Малейший болевой шок и наш оборотень уже в поднебесье…
Нож убрался, и я почувствовала, как одежду раскладывают в стороны, раздевая меня догола. Пошевелиться не могла — не могла даже двинуть и пальцем, однако все понимала и все слышала. Слышала даже собственное сердце, колотящееся от ужаса, и шум в ушах от накатывающей паническим пульсом крови…
Что эти твари собираются сделать со мной?! А с Габриэлем?! Понятно, что забрать магию, убив нас обоих в процессе — но как?
Господи, у них ножи — неужели сердца вырежут?! Или другие органы?..
«Успокойся, детка… Успокойся… Я… я вытащу нас отсюда…»
«Габриэль… мне страшно… я не хочу умирать…»
«Шш… не плачь… не плачь…»
«Я не плачу… не могу плакать… ничего не могу…»
«Колдовать пробовала? Заклятья можно про себя говорить!»
Я попробовала — воззвала в памяти заклинание левитации — поднять свое обездвиженное тело над столом…
«Ничего не выходит…»
«Попробуй взрыв — ты уже два раза раскидывала от себя других…»
Я напряглась, сконцентрировала в себе Защитную Магию…
— О, задергалась, задергалась — колдовать пытается… — заметили насмешливо.
Магия взорвалась, вырвалась из рук и ног… и растаяла где-то в пространстве, полностью иссякнув.
— Может их по-настоящему усыпить? — с жалостью в голосе предложил кто-то. — Зачем нужно, чтобы они страдали?
— О нет… Страх — сильнейший допинг, сестра. Посмотри, как ярко полыхает аура… Так что пусть трепыхаются. И не волнуйся — мы надели не нее глушащий магию колпак. Пусть сколько угодно колдует…
— А на него?
— А зачем на него? Он всего лишь простой человек… Да, зайчик мой?
Я услышала, как рука хлопает по натянутой коже.
«Еще раз тронь, и я лично перережу тебе глотку, сука…»
— О, смотри-смотри, и этот задергался…
Главная ведьма — Тая — я узнала ее голос, хмыкнула.
— А может, оставим его себе? Уж больно симпатичный…
— Почему бы и нет? Память сотрем, ошейник наденем… Ты вон как раз Эдуардо замучила…
— Дааа… хлипкий оказался, альфонсик… Но как старался! Уж больно жить хотел.
Обе расхохотались.
— Глупые вы, — ласково пожурила их третья ведьма. — Как мы его оставим? Нам же они оба нужны.
Тая вздохнула.
— Если бы я его раньше увидела, может и не стала бы подначивать эту дурочку на Даамор… Себе бы забрала такой знатный экземпляр…
— Ага, и сколько бы мы еще искали такую замечательно-наивную пару? Двадцать лет? Тридцать? И в кого бы ты превратилась за это время? С прошлого раза уже почти не осталось эликсира, сестра. Тебе ли не знать!
— Ты права. Не стоит эта мордашка моей молодости… и эти замечательные мускулы… и этот чудесный… о… какой большой…
«Сука! Чтобы тебе в аду гореть, мразь!»
Все вместе рассмеялись, а потом послышался отвратительный мокро-липкий звук, о происхождении которого я даже думать не хотела.
— Смотри-ка, не встает!
— Пфф… И не встанет… У него ни на кого больше не встанет, кроме его подружки — забыла?
— Ах да… Ну, тогда долой сомнения!
Будто вихрь пронесся по всему моему телу, и я поняла, что слетели последние остатки одежды. Но в этот раз мне было плевать, что кто-то раздел меня — потому что то, что ожидало меня впереди было куда хуже банального изнасилования.
Слова страшного заклятья отдавались эхом в голове и груди, будя нечто древнее, забытое… отзываясь голосами и стонами проклятий…
Я почувствовала, как неведомая сила поднимает меня в воздух…
И вдруг мои глаза открылись — явно не по моей воле.
— Зачем?.. — самая молодая, рыжая ведьма поежилась под моим ненавидящим взглядом.
Но мне было плевать на нее — я хотела использовать последние несколько минут жизни, чтобы смотреть только на него — на моего мужчину.
Габриэля еще не успели раздеть догола — только сняли пиджак и расстегнули жилетку с рубашкой. Штаны, ожидаемо, тоже были расстегнуты.
Неделю назад я ненавидела его, ни о чем так не мечтая, как никогда больше не видеть это лицо — слишком красивое для такого подонка… а теперь готова расстаться с жизнью, только чтобы эти холодные глаза никогда не закрылись… Это неправильно, несправедливо, я не хочу его терять! Мы ведь еще ничего не успели…
«Я люблю тебя…»
Его лицо не изменилось, скованное магией, ни одна черточка не дернулась. Я даже не сразу поняла, что это он мне сказал, а не я ему.
«Слышишь? Я тебе люблю, несносная ты моя ведьма…»
Я вдруг почувствовала, что мне нечем дышать. Вишу в воздухе и задыхаюсь от счастья и горя одновременно. И слезы ручьем по щекам, как будто меня «разморозили» — специально, чтоб вдосталь наплакалась перед смертью…
«Габриэль… Это… это заклятье говорит… не ты…»
«Нет… Это глубже… внутри меня…»
Неожиданно для самой себя я зарыдала тихими, удушающими слезами, ничего так не желая, как вытянуть к нему руки, обнять, прижаться к его сильному, родному телу.
«Я так ждала… так хотела, чтобы ты сказал мне эти слова… а теперь… теперь…»
«Детка… малыш… Не плачь… не рви мне сердце…»
И вдруг я почувствовала, что могу говорить.
— Отпустите его… — тут же взмолилась, хватая ртом воздух, пытаясь успеть сказать как можно больше — убедить, заставить, что угодно… — Прошу вас… Если есть хоть какая-то возможность… взять меня… только меня… отпустите его, пожалуйста… я сделаю все, что угодно…
Грозиться и проклинать я не стала — какой в этом толк? Достаточно было ругательств, что тут же разразились в моей голове.
«Что ты делаешь, дурочка! Они ведь обманут тебя! Заставят сделать это «что угодно», а потом тоже убьют! Им нужны мы оба — ты слышала их!»
Но, похоже, меня даже обманывать не собирались.
Меня просто не слушали — совсем.
— Ты видишь это? Видишь? Внутри нее?