Подмена — страница 18 из 72

извилистый мокрый след.

Я настолько сильно хочу узнать его вкус, что тянусь вперед и слизываю ее, получая в ответ невнятное ворчание мужчины. От острой терпкости пощипывает язык, а от сексуального жаркого аромата его тела туманится в голове, меняя само восприятие момента. Я хочу уже не просто испробовать, подразнить, добиться отклика. Я хочу все по полной, без оглядок на красивость или цивилизованность. Причем именно для себя.

— Садись! — сиплю я, упираясь в его живот, и Григорий плюхается на стул, будто тоже не слишком уверен в своих ногах.

Толкаю в стороны его ноги и усаживаюсь между ними, широко раздвинув собственные. Обхватываю толстый ствол одной рукой и трусь лицом о его основание. Целую и облизываю нежную кожу мошонки, добиваясь того, что она поджимается, очень медленно при этом двигая кистью вверх-вниз. И по-настоящему млею, наблюдая краем глаза, как дрожат от напряжения мощные бедра, как белеют пальцы Григория от того, как он впивается в край стула, как его кожа покрывается поблескивающей пленкой пота. Следую приоткрытыми губами вверх, прихватываю и щекочу уздечку, получая в награду сдавленный стон сквозь зубы. Вбираю член внутрь рта сколько могу, резко отпускаю и слышу рваный вскрик. Еще, мне нужно еще этого. Полностью отдаюсь процессу, двигаюсь по становящейся все жестче длине настолько быстро, насколько хватает дыхания и сил, упиваясь уже грубыми безостановочными стонами. Но как только улавливаю в этой примитивной музыке жаждущей разрядки плоти приближение к высочайшей ноте и еще больше одуряющего вкуса на языке, резко отстраняюсь и поднимаю глаза. Нет, я вроде никогда не была мстительной, но прямо сейчас захотелось ему напомнить, как я ощущала себя тогда, в первый раз, когда он остановился в миллиметре от моего оргазма.

Григорий дергается в мою сторону, протягивая руки, но потом они падают, и он, запрокинув голову, рычит в потолок, дрожа всем телом. Бедные мои соседи и несчастный мой стул, который имеет все шансы не пережить наших игрищ. Поднимаюсь и, опершись на его плечо, седлаю колени моего любовника и второй рукой направляю его в себя. Сажусь резко, до шлепка тел, и позвоночник тут же простреливает концентрированным удовольствием от копчика до затылка. Наши взгляды сталкиваются, и я вижу темно-серую свинцовую тяжесть беспредельной похоти на месте еще недавней насмешки и вызова в ртутном серебре. Купаюсь в ней, алчно поглощаю огромными глотками, насаживаясь на него все резче, не прерывая этого нашего контакта глаз, до того момента, пока не лишаюсь контроля над заходящемся в эйфории телом. Григорий дает мне какое-то время опять начать видеть и слышать, а потом берет за подбородок, заставляя снова смотреть ему в лицо.

— Наигралась? — задыхаясь, глухо рокочет он у самого моего рта.

— Да, — шепчу я и вскрикиваю, чувствуя, как мощно дергается его член внутри, когда Григорий вскидывает бедра подо мной и усмехается.

— Ну, тогда теперь моя очередь!

Стремительно обхватив меня, он поднимается и шагает к дивану. Все дальнейшее я при всем желании не могу вспомнить четко. Краткие вспышки, больше ощущения иссушенных, казалось, бесконечным требованием его плоти тела и сознания, чем четкие образы. Я распростертая под ним, сотрясающаяся от немилосердных толчков, на коленях, с головой, прижатой к постели его лапищей, пока он яростно врезается сзади. Скрип дивана, глухие удары в стену, мои стоны, уже мольбы, которым никто не внял. Хриплые приказы оставаться с ним, кончить еще, да, вот так и, наконец, финальные рывки, настолько глубокие и сокрушающие, что мой разум отказался принять эту дикую смесь наслаждения и боли и трусливо увлек меня в темноту.

Глава 20

Звук будильника раздался, кажется, лишь спустя мгновенье после того, как я закрыла глаза. Прислушалась и пощупала рукой рядом. Ну, в принципе, не особо-то я сомневалась, что проснусь в одиночестве. Хотя и не сказать, что меня это огорчило. То, что бывает таким замечательным и увлекательным ночью, утром часто превращается в неуместное и неловкое. А в нашей с Григорием ситуации таких моментов более чем достаточно. Я глубоко вдохнула, еще не открывая глаз, ожидая болезненных вспышек повсюду. Все же вчерашняя постельная эквилибристика не совсем то, чем я привыкла заниматься обычно. И это не говоря уже о полугодовалой засухе. Но ни одна мышца не заныла. Нигде ничего не ломило и не тянуло, как раз наоборот — внутри словно появился новый источник мощной энергии. Едва проснувшись, я чувствовала себя бодрой как никогда. И еще безумно голодной. А быстро прогнав в голове вчерашние события после прихода Григория, к тому же и беспросветно глупой. Я опять повела себя, как залитая по уши гормонами малолетка. Хотя в юности мне не случалось вытворять нечто подобное. Тогда я всегда стремилась поступать правильно и делать, как вроде бы положено. А вчера? О чем мы, собственно, поговорили до того, как опять крышу снесло, и способность размышлять и анализировать оказалась временно недоступной? Да ни о чем. Мое упоминание о незащищенном сексе, а значит, и возможных последствиях Григорий проигнорировал. Да я и сама хороша. Не стала развивать тему и позволила переключить внимание. В итоге вопрос с его здоровьем остается открытым, как и с тем, женат ли он. Но из всех моих стараний вызвать у себя чувство тревоги или вины за беспечность на грани слабоумия ничего не выходило. Моя совесть и чувство самосохранения, не особо склонные обычно к компромиссам, сейчас с легкостью соглашались с доводами оперативно подыскивающего оправдания сознания. Не знаю, занят или нет — прекрасно, значит, намеренно ничьих прав не нарушаю. Не настаивает на защите — замечательно, значит, здоров, и я не произвожу в его глазах впечатление нечистоплотной, несмотря на наше нетривиальное знакомство. Угроза беременности… хм, такая уж это угроза? Я давно не юная, создавать семью и терпеть кого-то в своей жизни на постоянной основе только ради того, чтобы родить… Эта мысль вызывала неприятие на самом глубинном уровне. А если рассматривать мужчину просто как донора спермы, то, честно говоря, разве можно желать кого-то лучше, чем этот загадочный Григорий. Не знаю, как для кого, но по мне, если и называть человеческую особь мужчиной, то именно его. Огромного, грубо сколоченного, излучающего в окружающее пространство энергию секса и агрессии… Так, стоп!

Я резко села на постели. Аня, это что еще за мысли? Какой, к черту, ребенок? Зачем? Откуда это вообще? Вот что значит позволить себе отключить разум и примитивно потрахаться, как как ведомая инстинктом течная сучка. Вот тебе и все остальные примитивные инстинкты вылезают следом, вроде стремления размножаться. Дурость какая!

В комнате не осталось никаких следов пребывания моего внезапного любовника, кроме бардака на главном поле боевых действий, то бишь диване. Наклонившись, хотела понюхать постельное белье, но шарахнулась, ощутив, как обнаженной груди коснулось что-то холодное. Поднявшись, увидела в складках простыни увесистое ожерелье, на довольно массивной цепочке с крупными, гладкими розоватыми камнями. Едва взяв в руки, поняла, что оно не может быть ни бижутерией, ни драгоценным новоделом, пусть и очень искусным. Одного прикосновения к витиеватой золотой вязи на странного дизайна подвеске хватило для осознания — этот предмет создан давно. Скорее всего, очень давно. Не нужно быть экспертом, чтобы понять, как от некоторых предметов буквально фонит временем и заоблачной дороговизной. И это был как раз тот случай. Я смотрела, как преломляются первые утренние лучи, проходя сквозь камни, и испытывала двоякое ощущение. Любуясь потрясающей работой безвестного ювелира, хотела иметь только для себя эту красоту, почувствовать, как прохладный благородный металл ляжет на мою кожу, как согреется ее теплом, становясь будто частью меня. Но в то же время и хотела отбросить, не дотрагиваться больше, потому что украшение излучало странную отталкивающую энергетику, будящую во мне нечто сродни алчности, жажды обладать им ради самого обладания. И от этого где-то под сердцем разливалась ледяная лужица дискомфорта. Посмотрев еще раз, я обвела взглядом комнату и вдруг разозлилась. Эта дурацкая побрякушка с, наверняка, астрономической стоимостью как будто самим фактом присутствия в моем доме делала все окружающее каким-то убогим, что ли. Я жила вполне себе в достатке, у меня было все необходимое, удобное, практичное, но проклятая вещь родом из мира роскоши будто насмехалась и обесценивала все вокруг. Как по волшебству обращала минимализм и привычную гармонию моего дома в почти унизительную убогость. Вскочив, я бросила ожерелье на туалетный столик. И какого, собственно, черта! Написать записку перед уходом или сказать пару слов он не мог, зато одарил от щедрот своих.

— Еще бы баксы веером на подушке оставил, — пробормотала, шагая в ванную.

Отдаю себе отчет, что накручиваю на пустом месте, но справиться с эмоциями так сразу не выходит. Любые подарки, тем более столь дорогостоящие, это уже своего рода обязательства. Они, на мой взгляд, допустимы, когда люди состоят в серьезных отношениях, эти самые обязательства подразумевающие по умолчанию. А так это больше отдает платой за хорошо проведенную ночь. А я, может, и повела себя легкомысленно и произвела неправильное впечатление, но продавать себя точно не собираюсь. Мне нужен любовник, да. Пусть даже такой, который будет приходить на несколько часов и исчезать в неизвестном направлении, как только мы закончим. А вот спонсор и папик мне совсем ни к чему. Особенно такой, что будет появляться на моем пороге внезапно, когда ему вздумается, не считаясь с моими планами, причем с неуместными вопросами и претензиями и оставлять после своего ухода презенты, компенсирующие, на его взгляд, доставленные неудобства.

Приняв душ, я немного успокоилась, но все равно теперь была твердо намерена вернуть подарок Григорию и поговорить нормально, расставив все по местам между нами в его следующий приход. Если он случится, конечно. Само собой, нет ничего проще, чем прийти в их офис и вернуть раздражающую вещь. Но выглядеть женщиной, которая, пару раз переспав с мужчиной, начинает появляться везде и всюду и мозолить ему глаза, всячески заявляя об имеющейся между ними связи, я не хотела. И понятно, один визит ничего такого не значит, но… нет. Я не стану этого делать. К черту! Если и правда больше не появится, то отправлю с курьером это дурацкое ожерелье — и дело с концом. И хватит об этом думать! Оно всего лишь вещь, металл и камни, а я на них уже мысленно взрастила целый сад из эмоциональных хитросплетений. Не делала так раньше, так и не стоит начинать!