Ответом мне была только нахальная ухмылка и вопросительно поднятая бровь. Григорий шагнул ближе и наклонился к моему лицу, словно дразня близостью своего рта, и я сжала кулаки, стараясь игнорировать этот факт и его запах, который был для моего либидо как команда прийти в полную готовность. Так легко сейчас было бы податься немного вперед и снова погрузиться в состояние непрерывного кайфа, в которое я проваливаюсь от первого же касания к нему, не говоря о поцелуе. Но моя еще не ушедшая в отключку гордость или просто природное упрямство требовали продолжить совсем в другом ключе.
— И в моих сегодняшних планах на вечер нет твоего визита! — Я, как мне кажется, дерзко вздернула подбородок, одновременно плотнее вжимаясь в подъездную дверь, в тщетной попытке получить еще хоть пару сантиметров расстояния, способного сохранить мое здравомыслие.
— Вот, значит, как? — Он не выглядел нисколько разочарованным, когда отстранился и повернулся, будто намереваясь просто уйти. — Ну тогда, может, ты найдешь в своих планах время, чтобы нанести этот самый визит мне?
Я не ослышалась? Григорий предлагает мне поехать к нему? Или это просто насмешка в отместку за мое упрямство?
— А если не найду? — чисто машинально спросила в ответ.
— Тогда мне все же придется настоять на том, чтобы мы пошли к тебе. Хотя можем сделать это первый раз прямо тут, у двери. — Он снова приблизился, нависая надо мной. — Выбирай сама!
Господи, какой же он огромный, особенно когда так близко. Как так выходит, что за одно мгновение этот мужчина создает своей агрессивной энергией некое пространство, в котором царит единолично. Краски, звуки, запахи, желания, ощущения, все это реально и ошеломляюще объемно только тут. Весь остальной мир становится картонным, двухмерным и практически призрачным, просто оттого что его губы почти касаются моего виска.
— Между ночью с тобой у меня и тем же самым у тебя? Прямо неразрешимая дилемма, — хмыкнула я, прикрывая глаза и уже и не стараясь скрыть рваное дыхание. Какой смысл, если я и в самом деле и не подумала бы его остановить, пожелай он прижать меня к этой двери, и поиметь на глазах у всех соседей? Сейчас они для меня не более чем смутные тени, бесцельно передвигающиеся где-то там, в немыслимой дали, за пределами моего одурманенного похотью сознания. Мои фантазии о том, как Григорий вколачивается в меня, заставляя надсаживать горло, выстанывая для него песню моего дикого наслаждения, были в миллион раз отчетливее и живее, чем люди вокруг.
— Любой выбор не более чем иллюзия, Аня, — это должно меня успокоить и хоть как-то оправдать то, что становлюсь безвольной тряпкой, стоит ему лишь подразнить меня возможностью близости?
А с другой стороны, за каким чертом во мне каждый раз поднимает голову некая часть моего сознания, которая в его присутствии то истерит, заходясь в панике, то пытается выволочь на поверхность разума чувство вины, не пойми за что. Я желаю этого мужчину, он хочет заниматься сексом со мной. Мы можем это сделать. Не прямо здесь, но можем, и это главное. Все! Нафиг в этом примитивнейшем уравнении всех времен и народов все эти излишние, все усложняющие составляющие? Я ведь на все согласна. И к нему ехать, и ко мне его не то что впустить, затащить и взобраться, даже не раздеваясь.
— Раз так, то едем к тебе, — ответила, принимая решение и затыкая сомнения и страхи.
— Со временем ты научишься делать это быстрее, — Григорий быстро отстранился, отбирая у меня так много себя и сразу.
Получив расстояние от него и с ним способность мыслить относительно адекватно, я, оглянувшись, вспомнила, наконец, про соседку, так и сидящую на лавке, которая не сводила с нас пристального ястребиного взгляда и ловила каждое слово. Не сомневаюсь, что мы с Григорием станем местной новостью дня или даже недели. Неожиданно появилось озорное, абсолютно мне ранее не свойственное, желание добавить ей еще поводов для перетирания с подружками.
— Нина Ивановна! — громко позвала я, обеспечивая себе максимум внимания, хотя его и так было в достатке. — Видите этого мужчину?
Григорий повернулся, недоуменно взглянул на меня, а соседка охотно закивала.
— Так вот, если я исчезну, можете смело говорить полицейским, что это его вина, — сообщила я доверительным тоном и только после этого спокойно зашагала в сторону стоянки.
— Ты это серьезно? — Григорий догнал меня за пару шагов. — Считаешь, если я решу и правда украсть тебя, полиция сможет мне помешать?
— Нет, я не думаю, что тебе вообще придет в голову меня воровать. Собственно, зачем? Просто это показалось мне забавным. — Мне и в самом деле было до странности весело.
— Забавным? — обогнав меня Григорий, подошел к своей машине.
— Ага. И если я все же пропаду сегодня, то тебе до конца жизни будет икаться, когда Нина Ивановна будет вспоминать об этом на ежевечерних посиделках. Так что в твоих интересах привезти меня обратно в целости и сохранности.
— Икаться? — Григорий моментально помрачнел и глянул в сторону лавочки так недобро, что мне даже нехорошо стало. — Она ведьма?
Так, это у меня чувство юмора неуместное, или кто-то шуток не понимает совершенно?
— Что? — уставилась я недоуменно, тогда как мой любовник выглядел с каждой секундой все более угрожающим. Так, словно готов прямо сейчас вернуться обратно и сделать что-то, способное напугать по-настоящему.
— Ты сказала, что…
— Да я знаю, что сказала! — перебила я его. — Но это просто выражение такое. Когда тебя кто-то вспоминает недобрым словом или перемывает кости тебе, типа, будет икаться. Ты что, его не слышал никогда?
Григорий покачал головой, но не выглядел слишком убежденным моими словами.
— То есть ты точно знаешь, что она не ведьма? — настойчиво уточнил он.
— Для того чтобы говорить на эту тему всерьез, Гриша, мне надо допустить, что я вообще верю в существование этих самых ведьм или какой-либо другой мистики. А это не так!
Мы какое-то время прямо смотрели в глаза друг другу, а потом Григорий кивнул, заметно расслабляясь.
Он отвернулся, молча открыл машину и дождался, пока я усядусь.
— Если ты во что-то не веришь, Аня, это не значит, что этого не существует, — сказал он, прежде чем закрыть дверь.
Снова обернувшись, он еще с полминуты смотрел на Нину Ивановну, будто стараясь что-то разглядеть, и только потом занял водительское место. Что же даже если мужчина выглядит как твоя мечта и лучший в мире подарок в идеальной обертке, неутомим в постели и сводит тебя с ума, просто стоя рядом, это вовсе не значит, что у него нет хоть одного таракана в голове.
Глава 24
Когда выезжали со двора, я покосилась на пакеты, которые он почти швырнул на заднее сидение, прежде чем усесться.
— Что там?
— Теперь тебе любопытно? Там пища и вино. Настолько приличные, насколько здесь вообще можно раздобыть.
Вино и пища. Хм-м-м. Это что, тонкий намек на то, что мужика стоило бы кормить после секса или попытка придать чуть романтичности перед ним? Но для первого надо не затрахивать женщину до полного изнеможения, а что касается второго… Я покосилась на Григория. Нет, как-то не складывается у меня в голове образ того, что этот мужчина может быть романтичным. Впрочем, может, я его для этого недостаточно хорошо знаю? Поправочка, Аня. Ты вообще его не знаешь. Тут я вспомнила, что в прошлый раз после его ухода обнаружила мою початую бутылку вина, которую я распивала в ванной, в мусорном ведре.
— А чем было плохо мое вино?
— Не называй вином ту гадость. Ее не стоило и в дом приносить, не то что пить! — презрительно фыркнул мужчина, не отвлекаясь от дороги.
— А ты, выходит, такой знаток и ценитель? — не сдержалась от укола я. Потому как вино, между прочим, было жутко дорогим и от известного производителя, а не какая-то бурда из супермакета за углом.
— Ценитель? Нет. Но способен отличить отвратительное пойло от сносного напитка, — проигнорировав мою язвительность, ответил мужчина.
— Интересно, а как же насчет хорошего вина?
— В вашем… в ваших краях хорошего не делают. Не умеют в принципе.
Я никогда не страдала любопытством, но сейчас прямо язык чесался спросить, что же это за края, из которых он родом, но в этот момент мы вырулили на проспект, и мне стало немного не до того. Потому как водил Григорий именно так, как и выглядел — агрессивно, на грани откровенного хамства, так, словно все остальные участники движения должны по умолчанию уступать ему дорогу. Он подрезал, прижимал, совершал такие резкие и наглые маневры, абсолютно игнорируя возмущенные сигналы других водителей. Я так и ждала, что на очередном перекрестке выскочит какой-то особо обиженный с битой наперевес и бросится в его роскошной АУДИ стекла бить. И не то чтобы я особо переживала за Григория, скорее наоборот, да и своих нервов жаль. Хотя опять же, не знаю уж почему, но меня возбуждала эта его беспардонность и дерзость. Да к черту! Меня, похоже, все в нем возбуждает! Если так пойдет, ему будет достаточно моргнуть или, прости Господи, высморкаться, а я уже буду готова. Надо признать, что это какая-то не очень здоровая тенденция, но, когда он близко, мне на это наплевать.
Вскоре мы пробились через центр и выехали на престижную окраину, где все было застроено особняками тех состоятельных граждан, что могли позволить себе чуть больше пространства, зелени и свежего воздуха, не покидая при этом городскую черту.
Проехав насквозь этот городок, где каждое строение и деталь, включая даже забор и газон, должны были прозрачно намекнуть на благосостояние владельцев, мы остановились около глухого и весьма своеобразного забора. Высотой он был все добрых метра четыре, судя по протяженности, охватывал несколько стандартных участков, и самое интересное — сложен был из камней. Самых обычных камней, продолговатых, округлых, разных оттенков от светло-серого до ржаво-рыжего, не обтесанных, таких, какие обычно устилают дно всех горных рек. Огромные ворота, которые Григорий открыл с пульта, были чисто деревянными и выглядели массивными, под стать забору. Подъездная дорожка вела прямо к дому, построенному из такого же камня. Я присмотрелась повнимательнее, надеясь разглядеть, что это только внешняя облицовка. Ну кто сейчас строит из камня, будто в средневековье? И если уж на то пошло, то откуда его в нашей местности наберешься на такие хоромы?