Я проигнорировала его фразу и те обжигающие картины нашего первого раза в моей темной прихожей, которые она заставила вспыхнуть в голове, и продолжила, наотрез отказываясь сбиться с мысли.
— Я такая скучная и консервативная в том, что касается утоления голода. И ни я, ни мой исчезнувший спутник не имеем склонности приглашать к нам присоединиться всех присутствующих, — произнося это я до обидного ощутила себя гундящей о высокой морали черствой занудой, но отмахнулась от противного чувства. — А ты у нас поклонник экзотических блюд и массового их употребления. Так что, сам понимаешь, мы совершенно неподходящая друг другу компания за поздним ужином.
Григорий показушно внимательно выслушал мою тираду, поймал взгляд своего неожиданного союзника и, горестно подняв брови, сказал:
— Женщины такие загадочные создания. Вместо того чтобы просто прямо сказать нам о своих желаниях, они заставляют ломать голову, угадывая, а потом злятся и отказываются вообще говорить с нами, если мы ошибаемся. Разве это справедливо?
Несправедливо, что ты ведешь себя как засранец и сейчас откровенно потешаешься и надо мной, и над этим мальчишкой, а я все равно не могу разозлиться достаточно, чтобы перестать думать о тебе — голом, потном и отдающем мне хриплые властные приказы, пока твой член таранит меня.
— Да, женщины способны заставить нас себе голову сломать, — поддакнул наконец официант, окончательно принимая сторону Григория.
— Ну да, с нами сложно, поэтому в наше время все больше мужчин предпочитают друг друга, а не таких замороченных и непонятных женщин, — я как могла держалась, но капля едкого ехидства просочилась в мой тон. — Мужик-то мужика по любому лучше поймет. Вы, как я посмотрю, тоже моментально нашли общий язык. Так что я вас оставляю, чтобы не спугнуть зарождающуюся гармонию.
Мысленно отвесив себе максимально мотивирующий пинок, я встала и быстро пошла на выход. И хотя спасительные двери стремительно приближались, я в этот момент в полной мере прочувствовала, что значит выражение «ноги не хотят идти». К моим лодыжкам словно привязали ленты из широкой резины, и каждый следующий шаг был сложнее предыдущего.
Оказавшись на улице, я заколебалась. Стоит рискнуть и поймать такси прямо на улице или потратить больше времени и вызвать его по телефону? С противоположной стороны улицы, видно, заметив меня, тронулся довольно потрепанного вида автомобиль. Небось из разряда «бомбил», что всегда дежурят под разными заведениями в надежде подхватить пассажира. Но тут как из ниоткуда выскочила до зубовного скрежета знакомая серебристая иномарка и с противным визгом замерла около меня. Григорий наклонился и толчком распахнул дверцу. Прямо дежа вю, только сейчас я не в слезах и не мокрая насквозь. И что я сделаю на этот раз? Подойду и сяду? Нет, черта с два. Развернувшись, я зашагала по тротуару, досадуя, что элементарно свернуть мне некуда.
— Мне кажется, или ты от меня убегаешь? — голос Григория над самым ухом, и я едва не шарахнулась, потому что не слышала и намека на звук его шагов.
— Убегаю. Но не от тебя, — от мгновенного испуганного кульбита сердца у меня окончательно развязался язык.
— Тогда от кого? — игра «давай посмеемся над глупой и зажатой Аней» продолжается, или это я сама себя накручиваю?
— От себя! — уже огрызалась и не скрывала. — Гриша, давай я пойду, а ты поедешь, куда там тебе надо, и проведешь время в той компании, к которой привык. Я не хочу и не буду с тобой говорить.
А уж тем более спать. И мне абсолютно наплевать, насколько по-детски выглядит это мое дурацкое бегство, и до какой степени восстает против мое либидо. Близость к этому мужчине разрушает меня, меняет мою личность, так что я буду бежать так быстро, как могу.
— Аня, где мне находиться — решаю только я. А я решил, что сегодня мне нужна именно твоя компания. И не пытайся снова выдать мне всякую чушь о других планах. — Он схватил меня за руку и развернул к себе, вынудив ощутимо врезаться в его жесткое тело по инерции. — Иначе я тебе очень быстро докажу, как легко поменять любые твои планы.
Обхватив на уровне локтей одной рукой, Григорий тесно прижал к себе так, что я не могла особо дернуться, вторую ладонь он протиснул между нами и расположил в самом низу моего живота. Он не делал больше ни единого движения, просто обозначивал для меня же самой, как я реагирую даже на такое простейшее воздействие с его стороны. Сволочь, какая же он сволочь, и почему однозначного понимания этого не может быть достаточно для того, чтобы убить любой проблеск желания к нему? Все, на что у меня хватало сил — это не обмякнуть в этом захвате, уткнувшись в него носом, пьянея от его запаха, и не начать толкаться бедрами к прожигающей одежду ладони, покорно выпрашивая еще одну наркотическую дозу наслаждения. Обида на собственную неспособность обуздать влечение к этому конкретному мужчине была такой жгучей, что я, сама не отдавая себе отчет, откинула голову и сильно укусила его в подбородок, желая причинить хоть крохотную толику боли в отместку за то, что он творит со мной.
Григорий вздрогнул, и его дыхание ускорилось, неумолимо распаляя меня еще больше. Мужская ладонь внизу прижалась плотнее, а пальцы согнулись, чуть потирая в идеально уязвимом месте, и моя поясница тут же конвульсивно прогнулась, а голова откинулась.
— Прекрати! — взмолилась я, хотя и сама слышала, каким скулежом и откровенным признанием капитуляции была моя просьба.
— Ну вот, теперь я, кажется, полностью завладел твоим вниманием, Аня. — Голос Григория тоже был той еще трелью осипшего от вожделения соловья. — Готова остановиться и поговорить?
— А у меня сейчас есть выбор? — дернулась, демонстрируя, насколько крепко зажата им.
— Абсолютно никакого. И пора тебе научиться получать от этого удовольствие.
Глава 28
Я повернула голову и постаралась сосредоточиться на чем угодно: косящихся на нас редких прохожих, проезжающий машинах, разноцветном мелькании вывески дальше по улице, только бы отключиться от ощущения близости Григория и собственного растущего возбуждения. Впрочем, оно было не единственной эмоцией, над которой я потеряла власть. Злость на идиотскую иррациональную надежду непонятно на что, упрямо поднимающую голову, и отчаяние от моих тщетных усилий если уж не осознать ее природу, то хоть избавиться, задавить и обуздать вообще все чувства, вызываемые этим мужчиной, все это тоже втягивало сознание в мутный водоворот, отнимая почву под ногами и лишая дыхания. Но все попытки вернуть себе контроль были тщетны. И совсем не потому, что Григорий в сто раз сильнее, может удержать меня и сломить физически. Совсем не силой своих мышц он каждый раз отнимал у меня способность хоть немного владеть собой.
— Я так понимаю, навязывать удовольствие женщине, которая этого не хочет, тоже входит в число твоих экзотических предпочтений. — Жалкая попытка! Мне только и остается, что смехотворно огрызаться, ведь раньше я была убеждена, что всегда лучше промолчать, не опускаясь до никчемных препирательств.
— Нет на свете людей, не желающих наслаждения. Есть те, кто в этом не признаются, или те, кому его никто не предлагает, а еще те, кто боятся показаться порочными. — Григорий опустил голову и потерся, как кот, лицом о мои щеку и висок, оцарапав щетиной, и в голове снова поплыло от желания повернуться и истребовать самой и поцелуй, и все, что обязательно случится за ним. — А по поводу экзотичности моих предпочтений ты сделала слишком скоропалительные и неверные выводы. Хотя могла бы уж заметить, что я скорее уж поклонник простоты, чем изощренности.
Откинула голову, уходя от его прикосновения, и в наказание тут же получила краткое, но убийственно точное нажатие пальцев внизу. Всхлипнув, дернулась и в бессильной ярости ударила кулаками его куда попало настолько сильно, насколько позволили скованные захватом руки, и даже попыталась пнуть.
— Прекрати! Не смей так делать! — практически прорычала ему в лицо. — Еще бы не заметила. Ты совершенно просто отнесся к тому, что твой друг наблюдал за нами во время секса, потом за малым не разделил меня с ним, а на закуску предложил поучаствовать в простенькой такой оргии, которая, как я понимаю, обычное ежевечернее мероприятие в твоем доме.
— Не утрируй, Аня. От того, что Алево смотрел на тебя, не было никакого ущерба. И я уже говорил, что не позволил бы коснуться тебя ни ему и никому другому, если бы сама не захотела.
Григорий произнес это как-то не то чтобы раздраженно, а наставительно-осуждающе, будто я была взбалмошным, капризным ребенком, который в самом деле пытается устроить истерику на пустом месте просто в силу испорченности характера. Я уставилась, не в силах прочесть по его лицу то ли на полном серьезе не усматривал в случившемся никакой проблемы, то ли вот так откровенно глумился над моей реакцией на ситуацию.
— Что-то я упустила, видимо, тот момент, когда ты интересовался моим мнением в этом вопросе. Зато прекрасно запомнила про «я тут хозяин и что хочу, то и ворочу».
— Не было необходимости. Я бы и так все увидел. — Да обалдеть просто! Снова это безразлично-снисходительное пожатие плеч и взгляд, говорящий, что я говорю чушь и делаю из мухи слона.
— Увидел, значит? А просто спросить: «Аня, не хочешь ли ты развлечений с участием более чем одного партнера» тебе в голову не приходило? Знаешь, большинство нормальных людей поступило бы именно так, и в таком случае у нас сейчас вообще не было бы необходимости обсуждать все это.
— Я и так ее не вижу. Я дал тебе достаточно времени успокоиться.
— Господи, ты просто феноменальный наглец! Отпусти меня! Это чертов тупик какой-то! Ты однозначно не слышишь меня!
— Аня, ты единственная, кто не понимает! Но тебя оправдывает то, что не знаешь всего.
— Да ни черта мне не нужны никакие оправдания! И понимать я уже ничего не хочу! Даже пытаться! — я снова стала вырываться, но Григорий и не заметил это, как проигнорировал и мои слова, продолжил невозмутимо гнуть свое.