— Что-то еще? — равнодушно спросила я Грегордиана, когда закончила с его спиной.
— Нет! — глухо рявкнул он в явном раздражении и, поднявшись на руках, покинул горячую воду, сверкнув своей твердой, словно вырезанной из цельного камня задницей. — Нам подадут сегодня пищу, еланьи?
Недвусмысленная суета сзади тут же затихла. Алево выбрался из воды вслед за деспотом.
— Архонт, я, пожалуй, откажусь от пищи в пользу секса, — заявил рыжий, ухмыляясь и оставаясь на месте.
— Дело твое, Сандалф. Главное, чтобы утром ты мог ходить, — хмыкнул Грегордиан. — Еланьи могут быть весьма требовательными и изобретательными.
— Я точно смогу, а вот за остальных не ручаюсь, — хвастливо ответил рыжий, сдергивая в воду ту самую девицу, что имела глупость возразить деспоту.
Мужчинам и (нехотя) мне были предложены мягкие отрезы ткани, прекрасно впитывающие воду. Вытерев себя, Алево бросил ее на настил, а вот Грегордиан обернул вокруг бедер. Я последовала его примеру, закрепляя на груди материал и прикрываясь хоть немного. Приказа оставаться голой ведь не последовало. В этот момент, наконец, появился Хоуг в сопровождении целой компании местных девиц и с разбега плюхнулся в воду.
— А ты не торопился, — поддел его рыжий.
— Зато многое успел! — довольно оскалился тот, отплевываясь и тряся головой.
Нас сопроводили в один из древесных домов. Вход был низким, так что пришлось сгибаться даже мне. Мебель здесь была, похоже, не особо в чести. Посредине стоял стол, едва возвышающийся над поверхностью пола, покрытый уже знакомыми мне листьями салатного цвета особенно крупного размера. Они и служили тарелками для разнообразных угощений. Вокруг были разбросаны подушки. Не такие шелковые и роскошные, какие «наколдовывал» Алево для меня, но на вид достаточно удобные. При виде пищи мой желудок опять взбунтовался. А когда ноздрей коснулся ее запах, стало намного хуже. Казалось бы, вкусные ароматы вдруг слились для меня и трансформировались в один. Жуткую вонь из гнезда накки. Запах смерти и страданий. От усилий скрыть свою реакцию выступили слезы. Алево и Грегордиан развалились за столом и стали молча с аппетитом есть.
— Почему здесь только женщины? — спросила я, просто чтобы хоть как-то отвлечься от дурноты, упорно стараясь смотреть в сторону.
— Потому что мужчин, а точнее, самцов тару-ушти ты имела удовольствие наблюдать, когда мы пересекали болото, — охотно ответил Алево и закинул в рот очередной кусочек чего-то, похожего на жареную рыбу. Я снова поспешно отвела глаза.
— Эти… те, кто пытался нас там сожрать, это они? — Тоже мне, нашел удовольствие! И вообще-то ни одного я так и не увидела и не сказать, что об этом сожалею.
— Тару-ушти не едят ничего, кроме рыбы. Просто убили бы, если бы осмелились, — почти легкомысленно пожал плечами блондин.
— Почему? — хотя к чему вопрос? В этом мире явно нет существ, не пытающихся убить других, не важно, в каких целях.
— Потому что они совершенно бесплодны. И для того, чтобы их род не прервался, их женщины должны получать семя любых других племен фейри, голем. Но то, что они вынуждены с этим смиряться, не добавляет им добросердечия и радушия к гостям мужчинам. Поэтому они с удовольствием растерзают того, кто окажется им по зубам.
— Очередные творения вашей Богини? — скривившись, уточнила я.
— Точно! — довольно отозвался Алево.
— Зачем она создает что-то или кого-то вроде плотоядных цветов, накки и вот этих бедолаг, вынужденных смиряться с необходимостью подкладывать своих женщин под чужаков ради потомства?
— Потому что может! — подал голос молчавший до сих пор Грегордиан. — Ты не ешь!
Само собой, это не вопрос.
— Я… не могу.
Я избегала смотреть на деспота, вместо этого наблюдая, как предупреждающе сузились ярко-голубые глаза блондина напротив. Вот только это бесполезно.
— Я приказываю тебе поесть! — повысил голос деспот. — Завтра нам идти целый день. Мне не нужно, чтобы ты плелась и ныла.
Говори, что хочешь!
— Ты можешь приказать хоть сто раз. Это ничего не изменит, — равнодушно ответила, игнорируя гневную гримасу Алево.
— Ты сомневаешься в моей способности заставить тебя сделать то, что я приказываю? — жуткие вкрадчивые нотки в голосе, от которых мурашки по телу. Вот только никакие мурашки не смогут забраться достаточно глубоко, чтобы пробудить прежний отклик.
— Нисколько! В принуждении ты, очевидно, профи!
— Подойди! — рыкнул Грегордиан и, когда я послушалась, рванул за руку, вынуждая упасть на колени на подушку. От резкого движения ткань развернулась и опала.
Схватив с листа кусочек, он поднес к моему рту.
— Ешь! — приказал деспот.
От болезненно сжавшегося узла в животе у меня даже зубы свело. Но я, преодолевая дикое сопротивление организма, разжала их и приняла пищу. Словно питомец из рук владельца. И это было отвратительно. Нет, не столько сам факт подобного насильственного кормления, потому что пальцы Грегордиана скользнули по моим губам аккуратно и, можно сказать, почти нежно. При других обстоятельствах это выглядело бы, наверное, чувственной игрой. Но вот вкус… На моем языке будто оказался грязный песок, и чем дальше я жевала, тем хуже становилось. В итоге я все же не смогла выдержать и, вскочив, побежала к выходу, где и выплюнула эту мерзость.
Обернувшись, заметила, как Алево и деспот обменялись долгими многозначительными взглядами.
— Вернись на место, — хоть и приказ, но сильно смягченный.
— Какой на вкус показалась тебе пища? — почти вкрадчиво поинтересовался блондин.
— Отвратительной! Это вообще не еда, а мусор какой-то!
— Попробуй еще раз! — надавил деспот.
— Нет!
— Я сказал — ешь! — рявкнул он так, что, кажется, стены содрогнулись. Но вместо страха и желания подчиниться его давление привело к обратному эффекту. Все во мне ощетинилось, отвергая и пищу, и его приказы.
— Я не буду! Не. Буду! — наши взгляды столкнулись, и на меня словно тяжеленная плита свалилась, желая размазать по земле. Несколько секунд Грегордиан удерживал меня под этим давлением, но мое сознание обрело новую способность. Пропускать подобное сквозь себя, как вода расступается перед камнем и смыкается снова, не оставляя и следа. Очень медленно деспот повернул голову в сторону Алево, разрывая контакт наших глаз постепенно.
— Друг мой, я бы хотел остаться один! — сказал Грегордиан без всяких эмоций, и блондин поднялся и исчез без единого слова.
Ну да, остался он один. Я ведь вроде как и не в счет.
— Ешь! — кивнул деспот на еду снова, но я только покачала головой.
— Почему?
— Потому что просто не могу, после того что ты заставил сделать меня прошлой ночью!
— И что же это, по-твоему? — его показное спокойствие слетело моментально.
— Вынудил убить! — ничего не смогла поделать с тем, что не сказала, а почти выплюнула слова.
— Я спас твой разум и проклятую жизнь! — яростно ткнул мужчина в меня пальцем.
— Жизнь? — взорвалась я. — Это у тебя язык поворачивается назвать жизнью?! Быть просто твоей вещью? Я все равно что мертвая! А мертвым пища не нужна!
— Очевидно, нужно тебе продемонстрировать, насколько ты ошибаешься, объявляя себя мертвой! — угрожающе медленно произнес деспот, а в следующее мгновенье рванул за руку и повалил на подушки лицом вниз, придавливая всем телом сверху. И от этого я окончательно взбесилась. Забилась под ним, неистово крича во все горло и колотя свободной рукой куда придется. Конечно, это было смехотворно, и Грегордиан без усилия не только удерживал меня, но и раздвинул мои ноги своими и сильно вжался эрекцией в ложбинку между моими ягодицами. И тут меня буквально оглушила и отняла воздух острая судорога удовольствия от всей этой его обездвиживающей тяжести и жесткости. От такого мучительно знакомого экзотичного запаха и когда-то до одури желанного обжигающего контакта кожа к коже. Та самая сокрушительная сила внутри меня, что безрассудно толкнула впервые в его объятья, снова пронзала все тело жесткими разрядами раз за разом, но я отказывалась ей сдаваться. Я боролась с ней, с собой, с Грегордианом изо всех сил, уже точно зная, что терплю поражение, и ненавидела отчаянно. Вот только не знала, кого больше в этот момент — мужчину, когда-то вожделенного как никто в мире, но теперь стремящегося подавить меня любой ценой, или себя за дикое, отнимающее контроль желание подчиниться ему. Все, что мне оставалось в этом набирающей скорость водовороте безумия — это бросаться в него словами, пытаясь держаться хоть за иллюзию возможности сопротивления.
— Ну, и что ты сделаешь деспот? Изобьешь меня? Придушишь? Изнасилуешь? По-твоему, это заставит меня ощутить себя снова живой?
— Могу и так! — в противоположность своему давлению горячо шептал Грегордиан в мое ухо. — Это было бы проще, но тогда у твоего упрямства будет почва, чтобы оттолкнуться, а у сопротивления — топливо для горения. А я тебе не намерен их давать!
Одна моя рука оказалась зажата подо мной, и деспот протолкнул свою ладонь к ней, с усилием переплел наши пальцы и потянул вниз. Нажимая, вынудил накрыть промежность и стал ритмично надавливать в идеальном месте, отчего меня каждый раз сводила судорогой, которую никак было не скрыть. И это было невыносимо. Беспощадные картины нашей прежней близости смешивались и боролись с видениями той страшной ночи, когда вот так же бесцеремонно он управлял мною.
— Не смей! Нет! — рвалась я из-под его тела, но не могла сдвинуть даже на сантиметр. Как и была бессильна остановить собственное стремительное скатывание в лихорадочный чувственный раж. С каждым новым движением пальцев Грегордиана я проваливалась в него, словно в проклятую кроличью нору с гладкими скользкими стенками, не дающими ни единого шанса зацепиться и прекратить это безумие. Тонула, захлебывалась в собственном порочном темном омуте, без шанса снова увидеть солнечный свет прежним. Потому как, только достигнув дна, изменюсь насовсем.
— Нет! Не хочу тебя! Не хочу этого!