О приближении к месту я поняла по тому, как начала всхлипывать анхен. Ее сейчас вез Хоуг, и как только она задрожала, асраи ссадил ее с плеча и устроил на седле перед собой, аккуратно придерживая. Это была та самая девчушка, которой достался сполна выброс психа архонта. Равнина недавно сменилась постепенно густеющим лесом. Точнее тем, чем он был недавно. Покореженные, обгорелые деревья окружали дорогу, а землю устилал слой белесого пепла, и вместе они составляли пугающую картинку.
— Наш шелкови-и-ин, — прорыдала анхен. — Новый и за тысячу лун не вырастить!
Грегордиан скрипнул зубами и стиснул меня поперек тела так, что дышать стало трудно. А потом появился запах. Его я точно никогда не забуду. Горелая разлагающаяся плоть. И когда мы достигли самого поселения, я была рада приказу деспота смотреть на него. Одного мимолетного взгляда на место массового побоища мне хватит для кошмаров до конца жизни. Теперь это навсегда запечатлено в том же мрачном углу моего сознания, где и вырезание сердца накки.
— Их просто умертвляли методично и поголовно, — пробормотал Сандалф, подойдя к нам, после того как ходил осматривать поселение с остальными. — Это не нападение и не грабеж. Тотальное уничтожение. Бойня.
Я, прикрыв рукой рот и нос, старалась дышать как можно реже, смотреть только в мощную шею юды передо мной и не позволять себе представлять творившееся здесь еще недавно зверство. Но надрывный бесконечный плач анхен на одной пронзительной ноте резал мои обнаженные нервы, мешая хоть как-то отстраниться от ужаса вокруг. А от тяжелых, удушливых волн гнева мужчины за моей спиной все нутро леденело.
— Уже темнеет. Следов сегодня не найдем, — отрывисто сказал Грегордиан. — А в таком запахе моему зверю ничего и не учуять. Отойдем на достаточное расстояние для ночевки. Вернемся завтра и начнем поиск.
В этот раз не было мужского галдежа и смешков у костра. Только тягостная непроницаемая тишина. Я боялась спрашивать, но, очевидно, даже для этих жестоких и привыкших к убийствам воинов случившееся в поселении беззащитных и безобидных анхер не было чем-то обычным.
Еду приготовили, но никто к ней не прикоснулся. И даже меня Грегордиан не стал прессовать, вынуждая поесть. Деспот просто раскатал одеяло и молча кивнул мне на него. Улеглась, сворачиваясь клубком. Сон никак не шел, но я лежала тихо и неподвижно. И едва смогла не дернуться, ощутив прикосновение к голове. Осторожно скосив глаза, увидела в сумраке, что Грегордиан сидел надо мной на корточках и снова проводил рукой по волосам, а потом так же почти невесомо коснулся щеки. И было что-то в этом простом движении такое, от чего горло сжалось, а глаза запекло. Так захотелось податься ближе к нему в поисках тепла и надежности его огромного тела, прижаться, не обращая внимания на всех вокруг и не думая, кто мы друг для друга. Лишь только ощущать, что живы в эту самую минуту.
— Ты должна спать, Эдна, — очень тихо прошептал Грегордиан.
— Я не могу, — так же шепотом призналась я. — Не могу.
— Взять тебя сюда было неверным решением, — это прозвучало настолько тихо, что я бы не могла с точностью утверждать, было ли вообще сказано и не почудилась ли мне вся эта горечь и сожаление в голосе, что мог только насмехаться и отдавать приказы.
Удивленно подняв голову, я не увидела рядом Грегордиана. Только смутная тень, черней самой окружающей темноты, скользнула прочь от лагеря, а Сандалф и Хоуг подошли и безмолвно уселись неподалеку от меня. Еще спустя минуту неподалеку появилась крошечная фигурка анхен. Она нерешительно потопталась в нескольких метрах от меня. Зеленоватая кожа мягко светилась, делая ее похожей на какого-то лесного духа.
— Монна Эдна, можно мне побыть с тобой? — робко спросила она.
— Можно, конечно! — тут же с радостью отозвалась я. Никогда, наверное, и представить не смогу, каково это — оказаться сейчас на ее месте!
Анхен глянула просительно на явно стерегущих меня асраи, и тут вечно злобный рыжий Сандалф удивил.
— Иди, Сояла, но только до тех пор, пока архонт не вернется! — буркнул он. — Как только я скажу тебе — сразу уходи.
Девушка быстро засеменила и уселась на одеяло рядом со мной.
— Твое имя Сояла?
— Да, монна Эдна, — кивнула она, как-то тревожно сверкнув глазами. Сейчас ночью они были широко раскрыты и просто поражали своей величиной, занимая всю верхнюю половину лица.
— Тебя пугает темнота? — я не знала, о чем можно говорить даже с человеком, потерявшим все в одночасье, а передо мной существо из совершенно чуждого мира.
— Нет. Темнота и ночь родная стихия анхен. В ней мы живем, работаем, ею восхищаемся. В ней для нас столько же красок, сколько для дневных детей Богини при свете солнца, — при этом она продолжала озираться, всматриваясь в беспросветную для меня мглу вокруг.
— Но что тогда? — сильно понизив голос, спросила я, заражаясь ее состоянием.
— Они не послушают меня, монна Эдна, — указав взглядом на воинов и наклонившись ко мне, зашелестела у самого моего лица анхен. — Но что-то приближается. Что-то очень плохое. Ты должна сказать им!
От ее слов у меня буквально волосы зашевелились, и, не раздумывая, я вскочила и заорала что было сил:
— Всем быть готовыми! На нас собираются напасть!
В и без того тихом лагере воцарилась вообще полное безмолвие. Мужчины поднялись и уставились отовсюду на меня как на чокнутую, а анхен, тихо заскулив, сжалась в комок у моих ног.
— Эдна, ты в своем уме? — раздался наконец насмешливый голос Сандалфа, но едва он это произнес, вокруг наступил реальный ад.
Сначала совсем рядом раздался свирепый рев, пробирающий до мозга костей, и я откуда-то знала, что это Грегордиан. За ним последовал ужасающий звук бешено сшибающихся огромных тел и ответный животный вопль.
— Ноггл! — закричал кто-то, и воины повыхватывали оружие, подбегая ближе и беря нас с анхен в кольцо.
Но потом я из-за их спин различила движение и услышала треск. Причем отовсюду сразу. Такое чувство, что сама темнота хищно подбиралась к нам, готовясь атаковать со всех сторон.
— Стая! — Хоуг произнес это казалось бы спокойно, но меня от полного отсутствия эмоций реально заколотило так, что зубы залязгали. — Ложитесь на землю, Эдна, Сояла. Что бы ни происходило, не двигайтесь. Мертвыми ногглы брезгуют.
Господи, он же не серьезно? Вокруг до зубов вооруженные здоровенные воины, разве есть шанс добраться до нас? Совсем близко раздался влажный мерзкий хруст и тот самый предсмертный вой, что мне уже случилось услышать однажды. Но в этот раз все было гораздо страшнее. Потому что на этот отчаянный крик умирающего ответили десятки полных ярости и жажды мести голосов.
— Помоги нам Богиня! — пробормотал один из хийсов, выхватывая второй меч и принимая оборонительную стойку. — Нам не выстоять против стольких!
— Заткнись и дерись! — рявкнул Сандалф, и на место ночевки ураганом ворвался черный зверь Грегордиана. И тут же ногглы атаковали. Все и сразу.
Огромные, покрытые разноцветным мехом тела выпрыгивали из тьмы, врезаясь в воинов, и вскоре все вокруг было заполнено сражающимися. И тот хийс был прав. Тварей было слишком много. Все, что могла в этом безумстве делать я — это уворачиваться, перекатываться, прижимая к себе кричащую от страха анхен одной рукой и кинжал другой, и стараться не помешать своим же, просто попав под ноги. Невозможно было понять в диком месиве, лязге, истошных воплях и рычании, где Грегордиан, где Сандалф с Хоугом. Казалось, туши атакующих ногглов заполнили все вокруг. Прямо передо мной рухнул хийс и забился в конвульсиях. Его шея была практически полностью перекушена, а громадный серебристый монстр ударил в его грудь мощными передними лапами, добивая. Едва хийс затих, ноггл заметил и меня, замершую с затаенным дыханием. Он потянул воздух и, кажется, заколебался, стоит ли со мной возиться, резко дергая головой и следя боковым зрением за другими сражающимися. Я никогда в жизни не молилась. А в этом момент внутренне кричала, взывая любое существующее или придуманное божество отвести угрозу. Ноглл повел уродливой башкой и, похоже, уже решил выбрать более достойную цель. Длилось это всего несколько мгновений, а потом прижавшаяся ко мне анхен обернулась и увидела его. И закричала отчаянно и пронзительно. Ноггл прыгнул. В отчаянии я выставила перед собой руку с кинжалом, но тот лишь черкнул по оскаленной морде и оказался выбит силой прыжка чудовища. Взвыв в бешенстве, ноггл обрушился с еще большим остервенением. Первый укус пришелся на руку, которой я заслонилась, повинуясь инстинкту. Ослепительная неописуемая боль пронзила запястье, и оно переломилось, как сухая ветка. Я заорала истошно, схватившись за него и свернувшись в клубок. А ноггл ударил лапой по моей спине, вспарывая одежду и кожу разом, и снова укусил. В этот раз он метился в живот, стремясь уже покончить со мной, вырвав кишки, но я так сжалась, что жуткие зубищи сомкнулись на бедре. Кричать больше не могла — не осталось ни воздуха, ни голоса. И только тогда ко мне пришла помощь. Едва уловимым росчерком черное сплетение мускулов и силы влетело сбоку в тушу ноггла, опрокидывая, сцепляясь, подминая его и оставляя бездыханным. Если и раньше зверь Грегордиана был в ярости, то теперь для описания его неистовства на поле боя у меня не было слова. Он буквально выкашивал противников, не замечая, что иногда достается и своим. Я же теперь только и могла, что, лежа на земле, отстраненно наблюдать за ним, зажимая рану на бедре, из которой кровь буквально хлестала, и захлебываться слезами, оплакивая себя и все то, что уже не случилось со мной в этой жизни. Но несколько минут спустя слабость и с ней облегчение захватили меня. Стало как-то абсолютно безразлично. Ни страха, ни сожаления, ни боли. Не имело значения, что анхен кричала пронзительно, призывая хоть кого-то помочь. Я не великий знаток анатомии, но понять, что монстр порвал мне бедренную артерию, могла. Я не выживу. И чем дальше, тем меньше эта мысль занимала мой стремительно уплывающий в дурманящее состояние мозг. Последним, что я видела, было окровавленное лицо склонившегося надо мной Грегордиана