«Разве твой день и так не был достаточно плох, а дальнейшие перспективы паршивы, чтобы усугублять это, добровольно подвергая опасности?»
«Вот именно! Позволь себе глоток удовольствия! Один. Сладкий. Пьянящий. Ты же этого хочешь. Его хочешь. Так давно! Так сильно!»
Обычная разумная часть моей натуры, которая всегда и была мной, взирала со стороны за этой борьбой, нисколько не помогая мне, будто пребывая в параличе.
— Мы приехали, — сердце подпрыгнуло, и я испуганно заозиралась. Да, действительно, иномарка замерла напротив моего подъезда.
«Решайся!» — вопила похоть.
«Беги, пока можешь!» — затыкал ее страх.
— Я… то есть, спасибо, что подвезли, — пробормотала я, дергая ручку двери.
— Не та ситуация, когда ты должна благодарить, — безразлично ответил Он, и громко щелкнула блокировка.
— Просто я хотела… — Боже, это кошмар какой-то, зачем я делаю это? Зачем мямлю? — Может, чаю?
Он повернул голову в мою сторону так резко, что мне захотелось отшатнуться. Прищурив свои глубоко посаженные глаза, вперился в меня тяжелым взглядом, который, кажется, гнул мой позвоночник, проверяя на прочность. Мужчина резко выдохнул и немного наклонился ко мне, а потом глубоко вдохнул, до предела наполняя легкие. Больше всего это было похоже на то, что он принюхивается. И от этого дикого предположения мое и так выходящее из-под контроля возбуждение стало таким острым, что низ живота стянуло в тяжкой болезненной судороге.
— Чай — нет! — отрезал мужчина, с размаху швыряя меня из огня в обжигающий холод.
Ну, вот и все. Чего ты вообще хотела, Аня? Надеялась, что он ухватится за возможность узнать меня поближе? Размечталась, идиотка!
— Хм… ладно. Тогда до свидания! — стремительно открыв дверь, я вылетела из салона, ощутимо приложившись плечом.
Понеслась к подъезду, растирая ушиб и одновременно радуясь ему, потому что можно списать слезы, застилающие глаза, на эту боль. Взлетев по лестнице, достала трясущейся рукой ключи. Уронила. Снова подняла и стала слепо тыкать в замочную скважину. Неожиданно сильная рука как железным обручем обхватила мою талию, вызывая крик, который был оборван второй ладонью, зажавшей мой рот.
— Чай не пью, — повторил голос, от которого я одновременно сгорала заживо и замерзала насмерть. — Но тебе ведь совсем не это от меня и нужно.
Он не спрашивал. Зачем?
Я застыла, а Он освободил мой рот и, отобрав ключи, открыл замок. Без всяких церемоний практически втолкнул меня в мою же прихожую и захлопнул дверь.
Глава 11
Темнота обрушивается на меня, отрезая от внешнего мира и любой возможности позвать на помощь. Хотя мне почему-то кажется, что ее не было и до этого, с того самого момента, когда я решилась сесть в машину. Но именно сейчас я до конца осознала всю окончательность и неотвратимость ситуации. Было ли мне страшно? Безумно, до такой степени, что уже нельзя было сказать: стало этой эмоции больше или меньше, потому как любые критерии размера отказали ввиду чрезмерности. Ведомая чужой волей, делаю один шаг, второй, и снова рука властно сжимает талию, безмолвно приказывая остановиться, и меня начинает потряхивать от сдерживаемой силы этого простого движения. Откуда-то я знаю, что Ему ничего не стоит просто сломать меня пополам, сжав чуть настойчивее. И я абсолютно ничего не смогу сделать, пожелай Он осуществить это. Ни оказать сопротивление, ни вымолить пощаду. Я поймана в ловушку, бессильна, уязвима и нет никого и ничего, что могло бы спасти меня. Эта мысль потрясает своей обреченностью и одновременно освобождает.
Даже если бы я сейчас могла думать об этом и очень сильно захотела, ни за что не смогла бы хоть как-то скрыть звук своего рваного дыхания в полнейшей тишине темной прихожей. Привычные уютные ароматы собственного дома нахлынули на меня, но тут же, словно испугавшись, мгновенно отпрянули, отдавая место лишающему меня способности мыслить запаху прижавшегося ко мне сзади мужчины. Они трусливо отступили перед Ним, безоговорочно признавая Его силу и собственную неспособность оказать мне хоть малейшую помощь в попытках вернуть адекватность. Широкая ладонь легла на мое горло, вынуждая откинуть голову на твердую грудь позади, и жесткая щетина царапнула кожу, когда Он провел носом по шее, снова глубоко принюхиваясь, захватывая мое внимание полностью. Его большой палец с нажимом прошелся по нижней губе и переместился, замирая над тем местом, где колошматил мой пульс, будто желая установить контроль и над ним. И в этот момент мой страх, достигший своих крайних пределов, поразительным образом переродился, становясь новой гранью моей неожиданно проснувшейся зверской похоти. Он влился в ее и без того дикий поток, придавая в разы больший объем, глубину и лишая меня последней надежды удержаться в рамках разумности. Ощущение не постепенное, нарастающее, напоминающее стремительное путешествие сознания из холода в тепло. Нет! И близко не так! Скорее уж быть нигде и не чувствовать ничего и в следующее мгновение оказаться в кипятке. Невыносимо остро, но это как будто первое, что я вообще по-настоящему чувствую, и я еще понятия не имею, боль это или же безграничное удовольствие, и меня просто гнет в Его захвате, оглушая собственным протяжным стоном.
— Мужчина… тот, кто касался сегодня твоей кожи, он настолько плох, чтобы оставить женщину до такой степени нуждающейся?
Слова… доходили до моего сознания очень медленно, потому что я слышала только сам голос.
Одна его низкая, чуть насмешливая вибрация была многократно больше, чем страстные ласки моих прежних любовников. Липла, катилась по телу так, словно я уже была совершенно обнаженной, и Он касался меня сразу и повсюду, выжимая из моего тела всю влагу, которую оно было способно отдать. Я распахнула глаза, как будто зрение было способно дать мне хоть какую-то мизерную опору в этом диком водовороте, утягивавшем меня вниз, на такой уровень глубины, где не останется уже ничего, кроме самой низменной, исконно плотской нужды. Но все, что я могла смутно разглядеть в темноте — это белое пятно собственного лица в большом зеркале с потеками косметики и распахнутым ртом, ловящим воздух, которого так сильно не хватало, и огромную ладонь на моем горле. А мужчина, стоящий позади — сама тьма, захватившая и окутавшая меня, отнявшая все мое пространство и волю. Я не могу Его разглядеть, как бы ни старалась, но никогда никого и ничего я не ощущала так отчетливо и неоспоримо — каждым нервным окончанием.
— Я не хотела этого… его, — я ни за что не узнала бы в этом задыхающемся скрипе собственный голос.
Новое ласкающе-ранящее скольжение теперь уже Его рта по моей шее, и я хриплю, почти балансируя на грани оргазма. Боже, неужели мне так мало нужно?
— Не хотела…
Мне плевать, что Он, кажется, звучит совершенно равнодушно, потому что Его голос уже награда для моего дрожащего тела.
Его рука соскальзывает с талии вниз и бесцеремонно задирает юбку. Без поглаживаний и прелюдий Его пальцы с грубой кожей проскальзывают под белье и проходятся по моим складкам. И я ничего не могу сделать с тем, что кричу, и мои бедра дергаются в попытке получить больше этих наглых прикосновений. Зажмуриваю глаза до ярких разноцветных искр и отчаянно гонюсь за нарастающим внутри шквалом. Но срывающее все мои тормоза давление исчезает, и я готова зарыдать от этой невыносимой потери. Как же все было близко и до какой же степени недостаточно! Приподнять веки — целый подвиг сейчас для меня. Я вижу смуглую руку прямо перед моим лицом, ту самую, что только что пообещала, а потом жестоко лишила меня столь необходимого оргазма, и снова слышу, как Он вдыхает глубоко и протяжно, раз, еще и еще, в конце издавая странный рокочущий звук. И я непонятно почему вторю ему, ловя собственный запах, и откуда-то знаю, что пахну просто как сплошное концентрированное желание.
— Но сейчас-то ты точно хочешь, — Он не спрашивает, утверждает. И все, что я могу — это просто слабо кивнуть.
Идут секунды тишины и неподвижности, разбавленные только моим оглушающим дыханием и грохотом крови в ушах, и каждая из них как ступень вверх по лестнице моего беспощадного возбуждения, готовая вот-вот закончиться обрывом, на краю которого мне ни за что не удержаться. И когда мне кажется, что эта пауза просто невыносима, и я безумно хочу, чтобы это закончилось уже все равно как, лишь бы наступил предел. Рука, лежащая на моем горле, смещается на подбородок, разворачивая лицо к Нему.
— Тебе очень повезло, что наши желания сегодня совпадают, — бормочет Он прямо у моих губ и целует.
Нет, просто поцелуем этот варварский захват моего рта назвать недостаточно. Он вламывается, как беспардонный захватчик, требует всю меня без остатка не как любовник, стремящийся дать обоим наслаждение, а как сильнейший, отбирающий все для себя, просто потому что хочет этого. Но в моем состоянии это абсолютно неважно. Я уже за гранью, где существуют сами понятия о гордости или унижении, собственном оскорбленном достоинстве, взаимности или даже чувстве самосохранения. Я — один сплошной инстинкт, и каждая моя клетка вопит о том, как безумно жаждет его полного обладания. Я перестаю отдавать отчет отдельным движениям, остаются лишь картинки — ослепляющие, бесстыдные, сжигающие заживо. Звуки — пошлые, влажные, ритмичные, тесно сплетенные с ощущениями дерзкого вторжения.
Он разрывает поцелуй и просто толкает вперед, разворачивая, вынуждая опереться на тумбу передо мной и практически уткнуться лицом в зеркало. Прохлада на моих обнаженных бедрах, резкий ожог от исчезнувшего в мгновение белья, давление на поясницу, бесцеремонное натяжение волос и первое жесткое проникновение. И все! Я кончаю сразу, мгновенно, как никогда в жизни. Скорее всего, я кричу, истошно и надрывно, потому что мои легкие горят от пустоты. Руки не держат меня и подламываются, и от удара лицом о зеркальную поверхность спасает лишь захват моих растрепавшихся прядей. Ноги тоже мне не подчиняются, и жесткое ребро тумбы вжимается в живот, когда Он мощно и безостановочно вколачивае