– Ну как вы тут? Веселитесь? Вы музыку им включите, – советует она мне и ставит на стеллаж переносную колонку. – Мы только что с моря приехали. Там дети на пляже все время танцевали. А как потанцуете, идите в сад. Велосипеды и мячик на крыльце. – Ее голос теперь не требовательный, а такой же бесцветный, как и глаза. Видимо, каждой новой няньке она повторяет этот хорошо заученный текст. – Каролиночка любит кататься на качелях. А еще она у нас любит читать. Да, Каролиночка? Обедаем мы в три часа.
– А спите во сколько? – робко интересуюсь я. – Ну, дети спать будут после обеда?
– Да, – спать я их сама положу, – поглаживает она свой живот в коротком домашнем халатике. – Вам только Каролиночку уложить. Это наша принце-е-есса!
На шее у шестилетней инфанты вис ит золотая цепь толщиной в детский указательный палец. Такой же увесистый крест свидетельствует, что мои новые наниматели – люди серьезные, к небесной помощи обращаются по чину и готовы дорого платить за нее.
– Вы пока можете посмотреть альбом – подает мне хозяйка увесистое портфолио. – Тут вся ее биография. Вы, вообще, осваивайтесь, присматривайтесь.
Я с благодарностью принимаю рекламный материал в дорогом переплете.
Миссис Бэнкс включает музыку, переводит взгляд с меня на детей и начинает хлопать в ладоши в такт музыке.
– Арам-зам-зам! Арам-зам-зам! Гули-гули-гули-гули-гули- арам-зам-зам!
Я тоже верчу головой, как подстрелянная утка. Что мне надо делать? Рассматривать фотки или плясать?
На третьем куплете она начинает пританцовывать. Я вскакиваю с дивана и стараюсь безошибочно повторять ее движения с дурацкой улыбкой на лице.
Темп музыки ускоряется.
Дети слезают с батута и начинают носиться по комнате.
Илона Витальевна притаптывает в такт музыке, вертя руками и головой.
Я с ужасом гляжу на ее живот и тоже начинаю вертеть руками, головой, крупом и бюстом.
Музыка звучит все быстрее. Каролиночка падает на пол. За ней Кирочка. Они обе болтают ногами в воздухе.
Илона Витальевна тяжело вздыхает и выключает колонку, а затем и вовсе уносит свой внушительный живот, не удостоив меня взглядом.
«Наверное, она вечером будет просматривать запись с камеры,» – догадываюсь я.
Камеры видеонаблюдения спрятаны в этой комнате очень искусно, но я точно знаю, что они тут есть.
– 8 -
Каролина усаживается рядом со мной на диван, и мы вместе листаем альбом. На форзаце – название «Шесть лет счастья» и фото моей принцессы в воздушном розовом платье и сверкающей диадеме. Чувствуется, что она изо всех сил старается улыбнуться, но ее губки кривятся, а глазки косят, как у ребенка с тяжелой формой ДЦП.
Когда-то, еще в прошлой жизни, я работала журналистом и ездила в психо-неврологический интернат для детей, чтобы написать репортаж. Это, пожалуй, был самый тяжелый для меня материал. Детишки с неизлечимыми врожденными увечьями лежали на железных кроватках или с трудом передвигались по палатам с темно-зелеными стенами. Почти все они – человек двести – требовали постоянного пригляда и ухода. На одну нянечку приходилось по двадцать лежачих. В углу палаты стояла не то горка, не то деревянный домик для ходячих.
Девчушка неуклюже переворачивает картонные страницы и тычет пальцем в фотографии. Видимо, она узнает себя и родственников. Мне тоже очень интересен жизненный путь малышки.
Вот она лежит вместе с мамой в больничной палате, вот катается в коляске по побережью какого-то теплого моря, вот делает первые шаги в каком-то нездешнем парке развлечений, вот купается с родителями в море, а на заднем плане – белоснежные виллы. В альбоме, наверное, страниц пятьдесят. Мы многие пропускаем. Девчушке надоело тыкать пальцем, она хочет что-то сказать, но выходит только птичий клекот.
От новых впечатлений у меня комок подкатывает к горлу.
Мы закрываем «Шесть лет счастья», и я возвращаюсь от счастливых картинок к реальным детям.
Со своими двумя дочерями я всего лишь раз была в Феодосии, и они обе умудрилась заболеть. Я чувствую, что я просто ужасная, ужасная мать, которая не обеспечила своим детям и тысячной доли тех земных и морских благ, которые достались Мишеньке, Каролиночке и Кирочке. Моя старшая дочь примерно одного возраста с беременной Илоной, но вряд ли мне придется нянчить внуков в ближайшие годы. У дочки ипотека, которую не потянешь даже с одним ребенком.
Я глубоко вдыхаю и выдыхаю, как лошадь, стреноженная после долгой скачки.
Надо взять себя в руки и заняться детьми клиентки.
– Ребята, а вы любите загадки? – задорно обращаюсь я к троим инфантам. – А ну-ка, кто отгадает? Лапки у него и уши будто сделаны из плюша. Знают девочка и мальчик, есть морковку любит…
– А вы знаете, какая у моего папы машина? – спрашивает в ответ Миша.
Собственно, здесь только он один и может загадывать загадки.
– Наверное, Ламборджини? – живо интересуюсь я. – Или Мазератти?
– Не угада-али, – кричит он, на бегу хватая игрушечную машинку. – Не угадали! У него «Ягуар»!
«Ну ты мать, совсем тупая, – проносится у меня в голове. – Это же загадка для ребенка дошкольного возраста! Раз дом в английском стиле, то и машина должна быть такая же!»
– Ягуаррр! Ррр! – Рычу я, изображая хищного зверя. – А каких ты еще, Мишенька, зверушек знаешь?
Но мальчугану не до моих тупых загадок. Он носится по комнате, которая по площади, как три моих класса, бросает машинку, хватает пульт от домашнего кинотеатра и ловко жмет на нужную кнопку.
– А вы смотрели «Тачки»?
– Да, – как-то скисаю я. – Мы с ребятами на каникулах в кино ходили на этот мультик. В торговый центр на четвертый этаж, – зачем-то прибавляю я.
За пару месяцев до нашего похода в кино в таком же торговом центре, только в другом городе, в кинозале сгорело много детей. Там проводка была неисправная и заискрила над батутом. По случаю трагического происшествия у нас перед школой была траурная линейка. Директриса что-то говорила про ангелов, а десятиклассники выпускали в небо белые шары. Потом еще мы игрушки носили к памятнику Скорбящей матери на площади. Почему-то городские власти решили устроить этот уголок скорби возле монумента в память о Великой Отечественной войне. Через неделю всех кукол, заек и мишек, естественно, выбросили, а к лету трагедия позабылась.
Впрочем, маленькому Мише до моих воспоминаний, как до хрустальной люстры.
Из динамиков визжат тормоза, рычат моторы. Четырехколесные персонажи на экране чем-то похожи на людей. Кто успел – тот и съел. А кто трусит, как заезженная лошадь, тому не место в современном мире.
– Кони! Кони! – растягивая последний слог, кричит Каролиночка и стискивает мне руку.
Я радуюсь, что ей тоже ближе живая природа.
– Ты любишь лошадок, Каролиночка? Да?
Я роюсь в ящике с игрушками, пытаясь найти там лошадку.
У моей младшей дочери была игрушечная лошадка, с которой она играла несколько лет, потому что с другими игрушками было негусто. А вот в ящике размером с маленький шкаф поместился бы целый зоопарк.
«Все-таки, они молодцы, что не сдали ее в тот интернат, – размышляю я в поисках лошади. – Из этого поселка туда ехать часа полтора, если без пробок. Сели бы в свой «Ягуар» и поехали. А так шесть лет счастья.»
– Кони! – орет Каролина.
На помощь приходит деловой Миша:
– Она про свою книжку.
Он подвигает ко мне большую коробку, в которой хранится детская литература:
– Тут ищите.
Он выключает свой мультик, который ему, по-видимому, надоело смотреть в сто первый раз, и достает из ящика пару книжиц.
– «Конни идет в гости», «Конни готовит блинчики» – читаю я вслух.
На обложке серийного издания нарисована забавная иностранная девчушка лет шести.
– Конни! Конни! – тычет в обложку моя инфанта.
Миша смеется, выгребает из ящика еще целый ворох печатной продукции, потом хватает мячик, подкидывает его, ударяет по нему ножкой и ведет его, как настоящий футболист, в сторону каминной.
Кирочка сидит на полу и швыряет игрушки в сторону погасшего экрана. Каролиночка разбрасывает книжки, каждая из которых стоит как три часа моей работы репетитором.
– Дети, давайте приберемся, – умоляю их я и понимаю, что мой переводчик и загадыватель загадок убежал, и поэтому меня никто не понимает.
Но мне-то поручили нянчить всех троих, а значит, они все должны быть у меня на виду! Надо срочно менять декорации. Все в сад!
Я быстро завинчиваю на ноги кроссовки обеим сестричкам, бегу в обувную за своими вонючими босоножками, потом возвращаюсь обратно в батутную, хватаю Кирочку на руку, а Каролиночку за руку и темпе вальса направляюсь к двери в садик. Если бы я была служебной собакой, то, наверное, держала бы свою уличную обувь в зубах. Но я не собака и не лошадь. Я вообще уже не знаю, какой я сегодня зверь.
– Не шумите там! – предупреждает Илона Витальевна, когда наша веселая процессия проходит через столовую. – А то папу разбудите!
Она о чем-то оживленно разговаривает с молодой женщиной в очках. Они обе едят большой арбуз.
– 9 -
По большому счету, хорошая няня не должна рефлексировать. Она должна подтирать детям сопли, подтягивать штаны, завязывать шнурки, выносить горшки, рассказывать стишки, петь песенки, – и все это делать с доброй и ласковой улыбкой.
Еще у современной бонны должны быть вьющиеся темные волосы и сияющие глаза, как у героини известного сериала про прекрасную няню. Она вообще должна быть прекрасная во всех отношениях, и особенно по части мизерной зарплаты. Она должна уметь обходиться без еды по восемь часов и как можно реже пользоваться хозяйским туалетом. Идеальная няня замечает затылком, если малыш опасно расшалился или вдруг споткнулся. Она вовремя схватит за летящую дужку качелей, подаст и уберет велосипед, принесет кольца для бросания, найдет мячик в кустах, поскачет на одной ножке по камушкам, поддержит ребенка на турничке и разнимет дерущихся сорванцов.